Мери Латьенс - Жизнь и смерть Кришнамурти
Один из присутствующих: Сэр, если можно так выразиться, вы убедили нас.
Кришнамурти: Я ни в чем не убеждаю.
Один из присутствующих: Я имею в виду, что когда действительно стараешься понять это и делаешь шаг в этом направлении кажется, что каким-то образом не хватает необходимой энергии... Что же на самом деле сдерживает нас? Мы можем видеть, что дом в огне, но мы не в силах сделать что-либо, чтобы погасить пожар.
Кришнамурти: Горящий дом, который, по нашему мнению там, на самом деле здесь. Сначала нужно навести порядок в собственном доме, сэр.
Снова К. выступал с беседами в Фелт-форуме в Нью-Йорке в апреле, после чего он был приглашен в качестве почетного выступающего общества «Pacem Terris» в зале библиотеки Даг Хаммарскольд Организации Объединенных Наций. И в этот раз он не сказал ничего нового, хотя форма изложения, как обычно, была иной.
Когда той весной К. приехал в Броквуд, он обнаружил у себя в комнате плеер для компакт-дисков, что принесло ему большую радость. Чаще всего он проигрывал Бетховена, предпочитая его Моцарту. Наряду с классической музыкой, К. любил индийскую музыку, в особенности песнопения. Скотт Форбз напишет мне после смерти К.: «В течение ряда лет я часто поднимался в спальню К., когда он завтракал, слушая музыку. Он имел обыкновение сидеть в кровати, держа на коленях поднос, а его ноги плавно, практически незаметно, танцевали под простыней в такт музыке. Тогда я тоже слушал либо часть того, что слушал он, либо целое произведение вместе с ним. Дело совсем не в отличной стереосистеме; скорее всего это было иное качество слушания, которое превосходило то, к чему я привык, и это происходило естественно, когда я слушал музыку вместе с ним».
К сожалению, Шале Таннегг продали, поэтому его более нельзя было снимать для встреч в Саанене. Шале в Шонриде, сразу за Гштадом, заменило его; дом открыли для К., как в свое время Таннегг, Ванда Скаравелли и Фоска. К. дом нравился меньше, чем Таннегг; он продолжал совершать дневной моцион через лес к реке, но теперь ему приходилось ехать до Таннегга, чтобы начать прогулку. Каждый раз, ступая ногой в лес, К. спрашивал: «Можно войти?»
В сентябре того года в Броквуде находились некоторые из индийских и американских попечителей, собравшись на международное заседание. Скотт Форбз разыскал архитектора, пока К. находился в Америке; архитектор разработал проект, но ему пришлось сделать макет, поскольку К. не разбирался в архитектурных чертежах. Когда К. показали макет, он отверг его; по его мнению, здание скорее напоминало мотель. Присутствующие попечители согласились с ним. Скотт решил заменить архитектора. Для архитектора, пожелавшего отойти от проектирования подобия мотеля, был выдан следующий перечень: двадцать небольших спален, снабженные душем и туалетом, гостиная, столовая, библиотека, размещение обслуживающего персонала, кухня и, более того, комната «тишины». К. писал: «Должна быть комната, где можно побыть в тишине. Таково ее предназначение... Словно печь, обогревающая весь дом... Если такой комнаты не будет, весь центр станет проходным двором, когда люди приходят и уходят, работают и действуют». К. настаивал, чтобы здание было построено из лучших материалов; ему хотелось, чтобы все соответствовало самым высоким стандартам.
Перебрав еще несколько архитекторов, Скотт Форбз случайно узнал о Ките Кричлоу, прочитав о нем статью. В Англии не было ни одного здания, построенного им, но он показал Скотту фотографии своих работ за рубежом, преимущественно постройки религиозного плана. На следующий год в июне Кричлоу пригласили в Броквуд для встречи с К., который сразу же почувствовал в нем нужного человека — скорее в результате личного знакомства и разговора, чем его набросков. Будучи англичанином и действительным членом королевской академии искусств, где он преподавал, Кричлоу не имел полномочий строить в Англии, поэтому реализацию его проекта взяла на себя английская фирма «Триад».
Заявка на строительство была отвергнута в феврале 1985 года. Когда же в марте подали на аппеляцию, выяснилось, что она составлена неправильно, поэтому не имеет силы ни заявка, ни отказ. В мае обратились с еще одной заявкой, которая была удовлетворена в августе, но лишь 26 февраля 1986 года было получено разрешение на строительство.
Осенью 1984 года Мери Зимбалист пришлось отправиться на два дня из Броквуда в Рим, чтобы проведать свою старую итальянскую служанку, работавшую у нее в Малибу. Когда она вернулась, К. сказал: «Когда ты вдалеке, мне становится труднее. Тебе надо спешить, чтобы все понять. Может, я проживу еще десять лет, но ты обязана, ты должна пережить меня, чтобы ухаживать за этим субъектом», — очевидно, имея в виду себя. Разумеется, он чувствовал, что нужно воспитать и обучить молодых людей, которые продолжат дело после его смерти.
28 октября 1984 года К. вместе с Мери Зимбалист прибыл в Дели, где на неделю остановился у Пупул Джаякар. Через три дня миссис Ганди, проживавшая на той же улице, была убита. Это ужасное событие наложило отпечаток на все время пребывания К. в Индии той зимой, хотя он продолжал выступать как обычно, с беседами в Раджхате, Мадрасе и Бомбее, ежедневно общаясь с учителями и учениками Риши Вэли в течение трех недель пока останавливался там. По привычке, по пути из Бомбея в Охай К. на четыре дня сделал остановку в Броквуде в феврале 1985 года. Когда он 17 февраля вылетел в Лос-Анджелес, ему оставалось прожить ровно год. В марте К. прошел ежегодный плановый осмотр у нового молодого врача доктора Гари Дойтча из Санта-Паулы, в 16 милях от Охай. Нового врача рекомендовал друг Мери, когда бывший врач из Лос-Анджелеса порекомендовал найти терапевта поближе к Охай. Доктор Дойтч понравился К. сразу. Именно этот врач лечил К. во время его последней болезни.
ЖИЗНЬ МОЯ БЫЛА СПЛАНИРОВАНА
В 1985 году К. не выступал в Нью-Йорке, поскольку Мильтон Фридман, писатель и одно время автор речей для Белого дома организовал в апреле две беседы в Центре Кеннеди в Вашингтоне. Накануне К. снова выступил в обществе «Мир Земле» при ООН по случаю 40-летия со дня его образования. В этот раз публики было мало; кроме того, К. пришлось около получаса ждать, пока не решится какое-то недоразумение с залом, в котором предстояло выступать. Покидая здание после беседы, К. сказал Мери: «Больше не надо ООН».
К. выступал в Вашингтоне единственный раз. В зале яблоку негде было упасть. Обращаясь к новой, глубоко заинтересованной и образованной аудитории, К. снова обрел присущую ему силу. Совсем не потому, что он сказал что-то новое; это было излучение, исходившее от него, сила и убеждение его голоса, само звучание его языка. Во второй беседе особенно красив отрывок, в котором говорится о печали:
«Там, где есть печаль, нет любви. Когда вы страдаете, озабочены собственным страданием, откуда взяться любви? Что такое печаль? Не жалость ли это к самому себе? Пожалуйста, выясните. Мы не говорим, так или не так... Не приносится ли печаль одиночеством — от чувства крайнего одиночества, изолированности?... Можем ли мы посмотреть на печаль какая она есть, оставаясь с ней, сохраняя ее и не убегая от нее? Печаль неотделима от того, кто страдает. Страдающий человек хочет убежать, скрыться, делать все, что угодно. Но взгляните на печаль так, как вы смотрите на ребенка, которого лелеете, не покидая его — тогда вы наверняка увидите, если действительно посмотрите глубоко, что приходит конец печали. Когда же печали приходит конец, она переходит в страсть, — не вожделение, не чувственный стимул, а страсть».
За два дня до первой беседы в «Вашингтон Пост» опубликовали длинное интервью Майкла Кернана с К. Рассказав коротко о жизни К., Кернан процитировал ряд его изречений типа: «Когда полностью заканчивается привязанность, приходит любовь» или «Чтобы изучить, понять самого себя, нужно отбросить всякие авторитеты... Ни от кого ничему нельзя научиться, включая и рассказчика перед вами... У него нет ничего, чему бы он мог научить. Рассказчик подобен зеркалу, в котором можно увидеть самого себя. Когда вы увидите себя четко, можете отбросить зеркало».
В одном из интервью К. спросили: «А если слушатель примет ваше указание близко к сердцу и действительно изменится, что он один сможет сделать?» На это К. ответил: «Вопрос поставлен неверно. Изменитесь... Тогда увидите что произойдет». В радиопередаче по «Голосу Америки» от 18 апреля, когда его спросили что он думает о возрождении интереса к религии у американцев, К. сказал: «Да нет никакого возрождения. Что такое возрождение интереса? Возродить то, что ушло, умерло, разве не так? Я имею в виду что можно вернуть к жизни, напичкав наполовину умершее тело религиозным лекарством, но ведь после возрождения тело останется таким же дряхлым. Это не религия». Далее в интервью он скажет:
«Если человек не меняется коренным образом, внося в себя существенные изменения, не посредством бога, не посредством молитв — все это примитивно, незрело, — он разрушает себя. Сейчас возможна психологическая революция, — сейчас, а не через тысячу лет. Человечество прошло путь в тысячелетия, и мы по — прежнему варвары. Поэтому, если мы не изменимся, мы как были варварами сейчас, так и останемся ими тысячелетия спустя... Если не остановить войну сегодня, придется отправиться на нее завтра. Вот почему будущее в настоящем. Попросту говоря».
