Преподобный Феодор Студит - Творения. Том 3: Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова
Ты же, прекрасная дева, избегла всего этого, одинокой обитая в доме и соблюдая себя в девстве, как благоуханная роза, для Господа, хотя, конечно, имея и скорби от врагов видимых и невидимых. Ибо где жертва Богу, там и разбойник притаился, чтобы похитить и ограбить святыню. Но мужайся в Господе, на Которого ты уповаешь, для Которого ты переносишь труды; Он Сам – хранитель твоей жизни, покровитель [Col. 1416] и помощник в скорбях; Он доведет до конца твое течение и сделает тебя достойною Небесного Царства Своего.
Это высказано тебе нами, грешными, чтобы ты знала, что ты, раба Господня, имеешь и в нас, усердных служителях Господних, братий твоих по духу и сослужителей по природе, молящихся о твоей досточтимости.
67. К братству кизарскому (II, 130)[470]
Весть о кончине духовного отца нашего и вашего, возлюбленные братия, поразила нашу душу, как и следовало, и ввергла в тяжкую скорбь не об умершем – блажен он, окончивший блаженную жизнь, истинный монах (182) и до старости доблестно подвизавшийся, и, главное, с сохраненною среди гонений и бедствий за добро православною верою отшедший отсюда и как бы увенчанный венцом правды за исповедание Христово, – но о нас или, лучше, о вас самих, оставшихся подобно стаду, находящемуся в беспомощном состоянии после переселения доброго пастыря. Подлинно, к сожалению и сокрушению сердца располагает воспоминание об этом предстоятеле, приводящее на мысль место и образ его управления в Господе, как он иного падающего увещевал, другого же, дерзко поступающего, наказывал; иного, непокорного, убеждал, другого, ленивого, пробуждал, с кротостью и смирением делая [это] по примеру Самого Владыки, сказавшего: научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем (Мф. 11:29), и вообще всё, чем [Col. 1421] он отличался среди вас, как звезда утренняя; особенно и от долговременной привычки разлука с отцом обыкновенно весьма тяготит душу.
Но что нам делать, братия, пред законом Божиим, который так повелевает: земля еси и в землю отыдеши (Быт. 3:19)? Лучше сказать, эта разлука есть переселение к Господу. Ему повелено было переселиться, он и вышел из тела, отделился от вас и приложился к отцам своим (Деян. 13:36), оставив вам в своей жизни прекрасный пример добродетели в подражание. Что же затем еще нужно? Прийти в самих себя и утешать друг друга в Духе Святом; и так как он оставил вам настоятелем господина Антония, то по тем же правилам и по тем же стопам благочестия начать вам жить, соблюдая веру, с готовностью злострадать за нее, если будет нужно, даже до смерти среди нынешнего гонения и отнюдь не изменять истине; также всеми силами стараться иметь любовь между собою и послушание настоятелю. Это служит к вашему спасению; это – хвала и для того блаженного в день Христов (Флп. 1:10); это превожделенно и для нас, друзей и братьев ваших. Ибо, шествуя таким прекрасным образом, вы будете иметь и нас последователями вашими, сколько возможно, в делах Господних, почтеннейшие братия.
68. К Ефрему и Агафону и прочим чадам (II, 133)
(183) Скончался блаженный Лаврентий. Для него смерть есть покой, ибо может ли не так быть для доброго мужа, отшедшего от подвижнических трудов жизни или, лучше, от гонения за правду переселившегося к Господу? Его добродетелей свидетели многие. А для вас, почтеннейшие братия, и для нас, смиренных, это событие прискорбно, так как мы лишились доблестного монаха, достопочтенного брата, стоявшего во главе духовного руководства. Впрочем, эта скорбь изменяется у нас обоих в радость, потому что избранник Божий взят от нас по повелению Благого Бога в преподобии и правде. Поэтому и я, смиренный, радуюсь и сорадуюсь вам, что мы проводили к Богу такой сосуд, ибо Лаврентий поистине стал сосудом избранным (Деян. 9:15) – сначала через неложное отречение [от мира] и послушание, потом через ревность и преуспеяние в добродетелях, почему он и удостоился священства и получил достоинство наблюдения над многими братьями и достолюбезно пас их, быв полезен для паствы, живя поистине для Бога и для игумена, а не для мира и дел мирских; [известны] и его ссылки ради Господа и гонения, и прежде и после; его и ноги красны, скажу словами Писания (Ис. 52:7), так как он ходил туда и сюда и возвещал братиям спасительные обетования; миро – духовный поток его, священная роса – добродетельное подвижничество его; он, взятый среди этого самого настоящего гонения, что иное получил от Господа, как не блаженство? Так, он ныне на небе в обществе равночестных ему, а мы еще стоим на поприще и находимся под страхом изменения, ибо не бывает совершенного блаженства для человека прежде окончания жизни, по неизвестности исхода (ср. Сир. 11:28).
Поэтому увещеваю вас, братия, бодрствовать и трезвиться, мужаться и укрепляться в предстоящем подвиге духовного и чувственного (184) гонения. Ибо живущий по воле Божией всегда бывает гоним (ср. 2 Тим. 3:12) невидимым гонителем для увлечения ко греху; будем избегать его, мужественные воины Христовы. Как же избегать? Находясь под крепкою рукою Божией, посредством благоугождения Ему во всем. А это будет тогда, когда вы станете жить не по своему произволу, а общежительно, именно – имея своим настоятелем брата Ефрема, как и тот оставил, и мы соизволяем, и время и обстоятельства требуют. Пусть будет у вас всё общим, «мое» и «твое» пусть будет изгнано; пусть оказывается любовь, [Col. 1429] пусть соблюдается послушание; и, если это знаете, говорит Господь, блаженны вы, когда исполняете (Ин. 13:17).
69. К монаху Прокопию (II, 137)[471]
Пишу к твоему почтению теперь, когда встретил доставителя письма моего и твоего, который и побуждал меня к тому, так как и твое благочестие желает этого и любит. Радуйся же, человек Божий, радуйся, прекраснейший из друзей и притом старых; радуйся, знаменитый благочестием и славный ведением. Где ты, зачем некогда оставил нас, скрыв почтенное лице свое на столь долгое время? Почему ты заключился дома, не выходишь и не являешься между людьми? И, в-третьих, скажу смелее или любезнее (ибо любви свойственно не уклоняться от напоминаний, полезных для любимого): зачем ты так поступаешь, ты, который удалился от мира чрез принятие монашеского совершенства и опять возвратился домой, расторг узы пристрастия, ибо это [означает] отречение от мира, и опять связал себя сожительством с госпожою супругою и богохранимыми детьми? И что еще страннее: остригся (185) по обыкновению живущих в уединении и принял посвящение чрез Божественное тайнодействие и опять отпустил волосы по примеру живущих в пустыне. Каждый, говорит апостол, оставайся в том звании, в котором призван (1 Кор. 7:20). И еще в другом месте: не подавайте соблазна ни Иудеям, ни Еллинам, ни Церкви Божией (1 Кор. 10:32). И еще в ином месте он говорит о самом себе: не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего (1 Кор. 8:13). Каждый дает о себе знать собственным видом: воин – тем, что носит меч, гражданин – тем, что носит плащ. Вообще почти каждый из облеченных властью или занимающихся искусствами или ремеслами носит приличествующую ему одежду: так, врач не возьмет пастушеского посоха, а пастух не возьмет в руку врачебного орудия. Если же так бывает в этих делах, то тем более в духовных и величайших никто не должен ни жить, ни являться несвойственно своему состоянию, чтобы ему не подвергнуться определенному от Господа осуждению, как соблазнителю мира, чего постараемся избегнуть, возлюбленный, особенно мы, отличающиеся от других и ведением, и саном. Ибо суд жесточайший преимущим бывает, малый же достоин есть милости, как [Col. 1440] написано (Прем. 6:5–6). Также и Господь сказал: кому много вверено, с того больше взыщут (Лк. 12:48).
Итак, увещеваю: [будем остерегаться], чтобы нам, которые должны быть светом для находящихся во мраке, не сделаться противным тому и чтобы нам, которые обязаны осолять, по Евангелию (Мф. 5:13), не обуять[472] по нерадению. Все должно быть благопристойно и чинно, взывает апостол (1 Кор. 14:40), всё на пользу ближнего, а не ко вреду. И в делах, дозволенных нам, если может произойти соблазн, и Василий Великий этого требует, и весь вообще Ветхий и Новый Завет повелевает: каждому оставаться в собственных пределах и обычаях. Не подумай, господин, что я обращаюсь к тебе с высокомерием – нет, с великой любовью и заботливостью, относя твои дела к себе самому, по союзу любви, и желая спасения почтенной душе твоей так же, как самому себе; если же в словах моих есть что-нибудь непристойное, то ты своим словом научи мое смирение и убеди, что ты поступаешь надлежащим образом в том, что подверглось укоризне как непристойное.
70. К диакону Феодору (II, 170)[473]
(186) По требованию любви твоей приступаю к опровержению [Col. 1536] еретических возражений, и если опровергну их хорошо, то и ты приложи печать к словам моим, а если нет, то сам объясни рассудительнее. Но так как невозможно хорошо опровергнуть мысль[474] еретиков, если не будет изложено самое предложение их, то пусть наперед будет оно представлено, а потом – православное разрешение[475].
