Сергей Мансуров - Очерки по истории церкви
Толпа была сильно раздосадована. При этом заметили, что некто Александр Фригиец (из Малой Азии), врач по профессии, стоя у судейской скамьи (кафедры), делал знаки падшим, поощряя их к исповеданию.
Он много лет уже жил в Галлии и был известен своею любовью к Богу и дерзновением в проповеди (он «причастен был дара апостольского» — по выражению лионцев). Народ стал кричать, что причиною исповедания ранее отрекшихся был Александр. Легат, обратившись к нему, спросил: «Кто он?» Тот прямо ответил, что он христианин. Легат разгневался и осудил его на съедение зверям.
На следующий день Александр вступил в амфитеатр вместе с Атталом. Легат в угождение толпе, вопреки распоряжению императора, отдал на съедение зверям и Аттала, который был римским гражданином. Испытав на себе все изобретеннные для казни орудия и выдержав величайшую борьбу, они были, наконец, заколоты. Александр не испустил ни вздоха, ни звука, но в сердце беседовал с Богом. Аттал же, когда положили его на раскаленную железную скамью и от тела его пошел смрад, сказал народу по-латыни: «Вот это — то, что делаете с нами вы, — называется людоедством; между тем как мы и людей не едим и не совершаем никакого зла». На вопрос: как имя его Бога? — он отвечал: «Бог не знает имени, подобно человеку».
После всех этих пыток мучеников в последний день борьбы снова привели Блондину с Понтиком. Приводили их каждый день и раньше, но только смотреть на мучения прочих, принуждая клясться идолами. Они опять остались непоколебимыми. Народ был раздосадован; безжалостно смотрел, как их подвергли всякого рода страданиям. Блондина всячески поощряла мальчика. Понтик, воодушевляемый сестрою, терпел мужественно всякое мучение и, наконец, испустил дух. Блондина же, с радостью испытав все роды мучений, спутанная сетью, была брошена волу. Животное долго подбрасывало ее, но занятая надеждою и предощущением обетованных благ и беседуя со Христом, Блондина уже не чувствовала боли и, наконец, умерла. Сами язычники сознавались, что никогда у них ни одна женщина не перенесла бы таких мучений.
Не одолев мучеников, не услыхав от них ни отречения, ни слов слабости, раздосадованные своим поражением, язычники неистовствовали над трупами. Одни с гневом и насмешками издевались над останками, другие с упреком говорили: «Где теперь Бог их, к чему послужила им их вера, которую они предпочли самой жизни?» Несмотря на усилия христиан спасти останки мучеников, их сожгли и пепел высыпали в Рону. «Для того, — говорили язычники, — чтобы мученики не имели надежды воскресения, на которое надеясь, вводят они у нас какую-то странную и новую веру и, презирая мучения, охотно и с радостью идут на смерть. Теперь посмотрим, воскреснут ли они и сможет ли Бог их помочь им и избавить их из рук наших?»
Так кончился мученический подвиг лионских и виеннских христиан. Но велики были плоды их мужественного подвига. Вселенская Церковь обильно пожала их. Огромное значение для Вселенской Церкви имели труды святого Иринея, епископа Лионского, собрата и «сообщника» лионских мучеников.
Ему в истории конца II в. должно быть уделено особое внимание.
Святой Ириней Лионский
Возжженный лионскими мучениками дух долго пламенел в Лионской Церкви.
Святой Ириней — будущий мученик и епископ Лионский — был великим продолжателем их дела во Вселенской Церкви. Мученики чувствовали будущее его значение. Это видно из того отзыва, который они дают о нем в послании к епископу Римскому Елевферию: «Желаем тебе во всем и всегда благополучия от Бога, отец Елевферий. Мы просили нашего брата и сообщника Иринея отвезти вам эти письма и представляем его вам как человека, ревнующего о завете Христовом. Если бы мы полагали, что сан что-нибудь прибавляет достоинству человека (или: доставляет праведность. — С. М.), то прежде всего представили бы вам Иринея как пресвитера Церкви»[176].
Не без особого промысла Божия послан был святой Ириней в Рим. Мученики называют его своим «сообщником». Видимо, он был из числа тех, кто не был схвачен, но добровольно не покидал мучеников в их подвиге: проникал к ним в тюрьму, ревностно и не смущаясь опасностью поддерживал с ними общение лично и письменно, как об этом рассказывает описание их подвига. Трудно предположить, чтобы, оставаясь в Лионе, святой Ириней не разделил бы в конце концов участи мучеников. Сохранились мученические акты Епинода и Александра Лионских, правдоподобно рисующие обстановку в Лионе после расправы над святым Пофином, Санктом и их святыми учениками. Легат и народ не сразу успокоились. Еще некоторое время христиан продолжали разыскивать. В актах рассказана судьба двух молодых лионцев-христиан, которые вовсе не устремлялись к мученичеству. Но не желая отрекаться и опасаясь быть схваченными, они скрылись в предместьях Лиона, в домике одной христианской вдовы, которая их приютила. Там их разыскали. Растерявшись при аресте, они с помощью благодати Божией не отреклись от христианства, мужественно перенесли мучения и скончались. Если не оставили в покое таких двух малозаметных лионских христиан, то трудно предположить, чтобы не был разыскан святой Ириней, ревностный член и пресвитер Лионской общины. Промысел Божий рукою мучеников отвел от него опасность. Ему предстояло еще много послужить Церкви Божией. Поручение в Рим спасло его драгоценную для Церкви жизнь. Легат думал, что он покончил с христианством в Лионе (см. акты Епинода и Александра). Но вернувшийся из Рима святой Ириней стал во главе Лионской Церкви уже в качестве ее епископа. Он собрал еще немало христиан. «…Ослабленная на время Церковь, — по собственному выражению святого Иринея, — тотчас увеличивается в своих членах и восполняется»[177].
По собственным сочинениям святого Иринея видно, что не мала была паства, о которой ему приходилось заботиться. Первоначально христианами в Галлии были все больше приезжие — греки, римляне. Но когда святой Ириней писал свой главный труд «Против ересей» (около 185 г.), ему уже приходилось по большей части иметь дело с местными жителями — кельтами. Он пишет: «Я живу среди кельтов и по большей части имею дело с варварским языком» (Предисловие к 1-й кн.). Его паства, видимо, сильно умножилась за счет местных уроженцев — епископу приходилось руководствовать уже не одних римлян и греков. Об увеличении числа христиан говорят и рассказы святого Иринея о гностике Марке и его учениках. Святому Иринею приходилось заботиться о «многих», обольщенных гностиками «в ронских странах»[178]. Обольщаемые были из числа богатых, «щеголеватых» женщин, одевающихся в багряницу. Это были, видимо, богатые гречанки и римлянки, которых было немало в таком торговом городе, как Лион. И хотя обольщенных было «много», но они составляли относительно небольшую часть паствы святого Иринея. Рассказ о них идет в спокойном тоне, который был бы мало вероятен, если бы совращенные составляли значительную часть паствы Лионского пастыря.
Забота святого Иринея простиралась, по преданию, и за пределы Лиона и Виенны— в глубь Галлии— в Безотон (?), Валенсию и, может быть, еще в другие места. Касательно Безотона известно по мученическим актам святого пресвитера Фереола и диакона Феруция, о Валенсии — от пресвитера Феликса и диаконов Фортуната и Ахилла. Это были ученики святого Иринея — просветители этих частей Галлии. Подтверждают это и надписи того времени (Гиршфельд).
Евсевий читал Послания святого Иринея по вопросу о праздновании Пасхи. Они написаны были «от Галльских общин, над которыми епископствовал святой Ириней»[179]. Это выражение одни понимают так, что святой Ириней в 90-х годах II в. был епископом уже нескольких епархий (городов-приходов), другие — как свидетельство, что святой Ириней был старший епископ среди нескольких Галльских епархий с епископами. Но как ни понимать эти слова Евсевия, они говорят о значительном увеличении числа христиан Галлии.
Но не в этом было главное значение святого Иринея. Его деятельность далеко выходила за пределы Галльской Церкви. Его труды носили печать вселенскую. Святой Ириней был «человек мира» и не имел навыка писать — нужда сделала его полемистом и писателем[180]. То, что он писал, было ответом Церкви на коренные затруднения века. Его книги: «Обличения и опровержения лжеименного звания» (или кратко: «Против ересей»), «Доказательство Апостольской проповеди» (недавно лишь найденная после многих веков утраты), его другие сочинения, дошедшие лишь в отрывках, имеют значение для всей Церкви и на все века, хотя писаны были по частным поводам.
Коренные вопросы христианства, поставленные великим спором с гностиками, вопросы о монтанизме[181] и о Пасхе решены были Вселенской Церковью при его содействии. Его слово к концу II в. приобрело в Церкви решающее значение. Сказанное им о гностиках повторилось уже как бесспорное учение Церкви его младшими современниками — начиная с Тертуллиана, святого Ипполита, святого Киприана. Последующие церковные поколения (святой Василий Великий, святой Епифаний, Евсевий и другие) именно в его мыслях, его творениях находили выражение подлинного апостольского предания. Приводимые и защищаемые им, как единственно подлинные, Новозаветные Писания — четыре Евангелия, Послания и Деяния Апостольские — стали на века достоянием Церкви, составили Новый Завет в его теперешнем каноническом составе. Отвергнутое им как апокрифическое и ложное — отвергнуто и Церковью. Его учение о предании, о Лицах Пресвятой Троицы, о соединении в Едином Лице Господа Иисуса Христа — истинного Бога и истинного Человека, его учение о Церкви и ее иерархии — всё это и многое другое в последующие века защищалось Церковью как бесспорное апостольское понимание христианства. Вместе с тем Церковь уверенно отбросила то, что выдавали за апостольское предание его противники — Валентин, Василид, Маркион и многие другие писатели II в. Даже многие мнения в творениях Климента Александрийского, Тертуллиана, Оригена и некоторых других известных христианских писателей II и начала III вв. не были приняты Церковью как выражение подлинного христианского учения, апостольского предания.
