Святитель Феофан Затворник - Созерцание и Размышление
Вам хорошо известны папские индульгенции. Вот они-то и есть те льготы и поблажки, какие даются наперекор закону Христову. И что же? От них развратился в вере и жизни весь запад и теперь гибнет в неверии и вольностях жизни, с своими индульгенциями. Папа изменил многие догматы, перепортил все таинства, расслабил правила церковного руководства и исправления нравов, и все пошло не по намерению Господа, хуже и хуже. Потом явился Лютер, человек умный, но своенравный: "Папа, - говорит, - изменяет все, что вздумает, почему же не изменять и мне?" И начал все строить да перестраивать по-своему и учредил таким образом новую веру, лютеранскую, далеко не похожую на ту, какая заповедана Господом и передана нам святыми апостолами. За Лютером выступили философы: "Вот, - говорят, - Лютер завел у себя новую веру, хоть будто бы и по Евангелию, но собственно-то по своему уму, почему же нам не попытаться составить учение помимо Евангелия, по одному только своему уму?" И начали умствовать и гадать и о Боге, и о мире, и о человеке всякий по-своему и наделали столько учений, что голова закружится от одного перечисления их. И вышло у них теперь так: веруй как знаешь; живи как хочешь; наслаждайся чем душе твоей угодно. Не признают никаких законов и стеснений, слово Божие им ни по чем. Широко у них, все преграды разметаны - любо!
Но избави нас, Господи, от таких расширений! Возлюбим лучше всякую тесноту, прописанную Господом во спасение наше! Возлюбим христианские догматы и стесним ими ум свой, заповедав ему умствовать так, а не иначе; возлюбим христианские правила жизни и стесним ими волю свою, понудив ее смиренно и терпеливо нести благое сие иго; возлюбим все руководительные, исправительные и освятительные христианские чины и службы и стесним ими сердце свое, обязав его перенесть вкусы свои от земного и тленного к этому небесному и нетленному. Пусть будет тесновато, так что ни направо, ни налево нельзя уклониться, но зато несомненно, что по этому тесному пути войдем в Царство Небесное. Ведь Царство это есть Царство Господне, и путь к нему начертан Самим Господом, есть ли тут смысл, чтобы желать каких-либо отмен, когда через них непременно собьешься с пути и погибнешь?
Утверждаясь на сих понятиях, да не скорбят знакомые ваши, если в учении моем покажется иное строгим, пусть только удостоверяются - Господне ли оно, и когда удостоверятся в том, пусть принимают его все душно, как бы ни было оно строго и стеснительно. Льгот же и послабления в учении и правилах жизни пускай не только не желают, но пусть бегают от них, как от огня вечного, которого не миновать тем, кои выдумывают послабления и льготы и увлекают ими слабодушных вслед за собою.
АДСКИЕ МУЧЕНИЯ
Есть люди, которые не верят, что будет огонь, червь, скрежет зубов и другие телесные мучения в аде, ожидающие грешников. Хорошо, а если будут? Кто верит этому, то ровно ничего не теряет, хоть бы и в самом деле не было таких мучений, а кто не верит, тот будет поражен горьким, но поздним раскаянием, когда придется испытывать то, что так легкомысленно отвергал он на земле. Допустим впрочем, что этого не будет, но ведь нельзя же отвергать, что душа по разлучении с телом останется живою, чувствующею, сознающею себя, и что страсти, которым поблажала она здесь, перейдут с нею и в ту жизнь. Если так, то одного этого будет достаточно, чтобы составить самый мучительный ад. Страсти, которыми жила здесь душа, будут жечь и точить ее, как огонь и червь, и терзать ее непрерывными и неотвратимыми мучениями.
Страсти не суть какие-либо легкие помышления или пожелания, которые являются и потом исчезают, не оставляя по себе следа; это сильные стремления, внутреннейшие настроения порочного сердца. Они глубоко входят в естество души и долгим властвованием над нами и привычным удовлетворением их до такой степени сродняются с нею, что составляют, наконец, как бы ее природу. Их не выбросишь так легко, как легко выбрасывается сор или сметается пыль. Но так как они не естественны душе, а входят в нее по грехолюбию нашему, то, по причине этой самой неестественности своей, и будут томить и жечь душу. Это все то же, как если бы кто принял яд. Яд этот жжет и терзает тело, потому что противен устройству его; или, как если бы кто посадил змею в себя, и она, оставаясь живою, грызла бы его внутренности. Так и страсти, как яд и змея, принятые внутрь, будут грызть и терзать ее. И рада была бы она выбросить их из себя, да не сможет, потому что они сроднились, срослись с нею, а спасительных средств исцеления, предлагаемых здесь Святою Церковию в покаянии и исповеди, тогда не будет. Ну, и мучься, и терзайся ими непрестанно и нестерпимо, нося внутри себя адский огонь, вечно палящий и никогда не угасающий.
Употребим еще сравнение. В числе пыток были и такие: накормят чем-либо соленым, да и запрут, не давая пить. Какое мучительное терзание испытывал такой несчастный! Но кто же жжет и мучит его? Совне никто. Он в самом себе носит мучительное жжение: нечем утолить жажду - жажда и снедает его. Так и страсти: это ведь внутренние жаждания, разжигания, вожделения души грехолюбивой; удовлетворишь их - они замолчат на время, а потом опять, еще с большею силою требуют себе удовлетворения и не дают покоя, пока не получат его. На том же свете нечем будет удовлетворять их, потому что все предметы страстей - предметы земные. Сами они останутся в душе и будут требовать себе удовлетворения, а так как удовлетворить их нечем, то жажда будет все сильнее и томительней. И чем более будет жить душа, тем более будет томиться и терзаться неудовлетворяемыми страстями; непрекращаемая мука эта все будет расти и расти, и конца не будет этому возрастанию и усилению. Вот и ад! Зависть - червь, гнев и ярость - огонь, ненависть - скрежет зубов, похоть - тьма кромешная. Этот ад начинается еще здесь, ибо кто из людей страстных наслаждается покоем? Только страсти не всю свою мучительность обнаруживают здесь над душою: тело и общежитие отводят удары их, а там этого не будет. Они со всею яростию нападут тогда на душу. "Наконец, в теле сем, - говорит авва Дорофей, - душа получает облегчение от страстей своих и некоторое утешение: человек ест, пьет, спит, беседует, ходит с любезными друзьями своими, а когда душа выйдет из тела, она останется одна с своими страстями и потому всегда мучится ими. Как страдающий горячкою страдает от внутреннего огня, так и страстная душа всегда будет мучиться, бедная, своим злым навыком. Потому-то, - заключает преподобный, - я и говорю вам всегда: старайтесь возделывать добрые в себе расположения, чтобы найти их там, ибо, что человек имеет здесь, то исходит с ним отсюда, и то же будет иметь он там".
НЕОБХОДИМОСТЬ РАЗЛИЧЕНИЯ ДУХОВ
Кругом опасности, кругом соблазны и искушения! Отвсюду поражают слух наш обольстительно-обманчивые клики и зазывы врагов нашего спасения.
Суемудрие говорит: "Ко мне идите, у меня свет!" Но у него не свет, а только призрак света, и те, которые слушают его, нарицают свет тьмою, а тьму светом.
Мир зовет: "Ко мне идите, я дам вам мир!" Но у него не мир, а призрак мира, и увлеченные им, поздно узнав ложь обещаний его, говорят с укором: "Мир, мир, - да где ж он, мир-то?"
Князь мира обещает простор и жизнь, силу и довольство. Но у него нет ни силы, ни свободы, ни довольства, а только призрак их, и обольщенные им только воображают себе, что они живы, свободны и довольны, а на самом деле обуморенные (не горячие и не холодные. - Ред.), томимые разными лишениями рабы.
Поспешим же приобресть навык к различению всего этого, всех этих враждебных нашему спасению духов, перестанем увлекаться тем, что именуется только светом, миром и силою, а на самом деле есть ни то, ни другое, ни третье, и устремимся к Тому, Кто есть путь, истина и живот, правда, освящение и избавление.
ВСЕ БОГУ И НИЧЕГО СЕБЕ
Живущий в нас грех, или, точнее, действующий через него враг очень хитр и умеет укрываться под самою уважительною благовидностью. Известно, что каждый из нас может иметь множество неодобрительных расположений и склонностей, но всегда есть между ними одно или два господствующих, вокруг которых группируются все прочие. Когда возгорится желание спасения - совесть требует искоренить все неправое, не жалея себя и невзирая ни на какие боли сердца. Начинается внутренняя работа. Добросовестный охотно приносит все в жертву Богу, а души, храмлющие на обе плесне, страдающие саможалением, хоть и отказываются от многого, что мало им стоит, но всегда удерживают за собою то, чем господственно питается их самость, - и этим портят все. Они думают, что много наделали, а между тем не сделали еще ничего; думают, что при таких-то и таких делах небольшая важность иметь какую-либо черту грехолюбия или миролюбия, а между тем лично для них в этом малом - все, весь грех и весь мир. Как дерево, у которого подрублены многие его корни и оставлен один, все еще живет и цветет и даже плод приносит, так и грех и мир весь живет в нас, хоть, кажется, мы служим ему только малою частичкою. А из этого вот что выходит: как один корешок плюща, разрастаясь, опутывает все дерево и иногда заглушает его, так и грех, оставаясь в нас какою-либо стороною, исполняет духом своим и всю жизнь нашу, оскверняет все дела наши и делает их непотребными в очах Божиих. И выходит, что мы - плод, красный на вид, но с гнилостью и червоточиной внутри. Есть много людей, которые миролюбствуют с спокойною совестию. Страх погибнуть навеки заставляет их делать кое-что по заповедям, а саможаление держит их в услужении греху и миру. Им думается, что они довольно исправны, а на самом деле они то, что говорит Господь: ни тепл еси, ни студен; изблевати тя от уст Моих имам (Апок.3:16).
