Мария-Франсуаза Басле - Апостол Павел
Оппозиция, таким образом, возникла со стороны обращенных из синагог: иудеев и «боящихся Бога».
Павел отправил вперед Тита, чтобы прояснить ситуацию до своего собственного визита. У того было всего несколько недель, так как он должен был присоединиться к апостолу в Троаде до его путешествия в Европу. Он уехал очень встревоженный, тогда как Павел был относительно спокоен, надеясь уладить дело[932]. События подтвердили его правоту, и миссия Тита продолжалась до тех пор, пока он смог восстановить в Коринфе авторитет Павла и найти удовлетворительное решение проблемы сбора пожертвований.
Беспокойное путешествиеПавел покинул Ефес сразу, как только обрел свободу, чтобы осуществить возвращение в Иерусалим через Европу. В сопровождении Тимофея и некоторых других он, не колеблясь, пренебрег суровостью зимнего путешествия, тем более, что намеченная между Троадой и Филиппами переправа была короткой[933].
Заход в порт Троады должен был после стольких испытаний послужить апостолу передышкой, так как, увидев возможность для евангелизации, он основал здесь домашнюю Церковь. Но Тит сюда так и не вернулся, и Павел терзался мучениями; он писал тогда коринфянам весьма суровые письма[934]. Его также беспокоили дела в Македонии: он отправил туда Тимофея вместе с коринфянином Ерастом, чтобы они там подготовили его приезд[935].
Несмотря на такую предусмотрительность, его пребывание в Македонии в первое время было очень суровым испытанием: «Плоть наша не имела никакого покоя в Македонии, мы были стеснены отовсюду: от-вне — нападения, внутри — страхи». В романе о Павле преподносится версия, что он снова был заключен в тюрьму в Филиппах и даже отправлен на принудительные работы[936].
Павел повествует нам только о внутреннем кризисе Церквей Македонии, ослабленных, обедневших, где сбор пожертвований — еще и здесь! — вызывал неудовольствие; проблема разрешилась не так, как предполагал Павел, он утвердил право Церквей организовывать все по собственному усмотрению[937]. Общества Фессалоники и Филипп, которые так энергично поддерживали деятельность Павла в Европе сразу после их основания[938], также пострадали из-за длительного отсутствия апостола: единодушия тут уже не было[939]. Но, в конце концов, Павел и Тимофей смогли достаточно оздоровить здесь обстановку и впоследствии ставить эти общества в пример Церкви Коринфа[940].
Тем временем Тит передавал из Коринфа хорошие новости. Настойчивость миссионера дала результаты, хотя анонимный противник не прекращал борьбы, Тит сумел объединить верных Павлу людей вокруг его имени и даже возобновить по своей инициативе сбор пожертвований. Он не отступал от принципов и стремился заставить признать авторитет апостола, стараясь утвердить его первоначальное положение. Павел проявлял гибкость и был снисходителен. Он снова организовал сбор пожертвований, теперь уже действуя куда более либерально и представляя при этом всевозможные гарантии, теперь в его намерения входило только поделиться своими «соображениями». Сумма денег, подлежащих взиманию, не была определена, и Павел просил коринфян самих определить ее в соответствии с их возможностями, играя на принципе соперничества, который не оставлял греков равнодушными. Сбор денег осуществлялся не только посланником Павла: его сопровождали два других сотрудника, из которых один был назначен Церквами Азии. Это был некто, не входящий в круг Павла, «которого хвалили все Церкви», признанный миссионер, проповедующий уже давно. Другой, напротив, принадлежал к окружению Павла. Имея письменные полномочия от Павла, все трое добрались до Коринфа, чувствуя себя вполне уверенно[941]. Последние письма Павла к коринфянам выражают желание примирения и возврата к иудейским и патриархальным порядкам: они вновь сориентированы на Моисеев Закон и выступают за разделение с язычниками[942].
Противник Павла был именно здесь. Согласившись с публичным неодобрением, которое ему было высказано, Павел пытался смириться[943]. Но потом, прибыв в Коринф, он потребовал разбирательства, к которому обычно прибегали в синагогах в случае конфликта между двумя старейшинами[944]; к тому же он предупредил, что будет отчаянно защищаться, вплоть до того, что пойдет — как это может всякий иудей — на отлучение от Церкви[945]. Но ему пришлось испытать новое разочарование: его пребывание в Коринфе было омрачено и сокращено из-за происков, иудейских христиан. Он предпочел тогда отойти в Кенхрею, подальше от городского центра, в среду торговцев и ремесленников порта, и воспользовался зимовкой, чтобы подготовиться к следующей миссии в Рим: это была зима 54–55 года[946]. Затем он добрался до Македонии и собирался дойти до Иерусалима, посещая по пути молодые Церкви Троады с группой, в составе которой были только македоняне и азиаты — без коринфян к филиппийцев. Но Антиохия Сирийская была закрыта для него, несмотря на его желание сделать здесь остановку.
Тревожное возвращениеВ общем, множество проблем оставалось нерешенным. Когда Павел отправился в путь, его возвращение в Иерусалим сопровождалось самыми туманными предзнаменованиями, хотя повествование «Деяний», основываясь на путевых записках, представляет доставку пожертвований, как путь навстречу смерти, ясно осознаваемой и переживаемой апостолом, как истинно трагическим героем. В Милите у Павла было предчувствие фатального поворота событий, что подтвердил ему и иудейский пророк в Кесарии[947].
Павел и сам был обеспокоен. Он нуждался в молитвах своих последователей, «чтобы избежать неверных в Иудее», избежать тех, кто не хотел ничего понимать в его взглядах: это доказывает, что он знал о волнениях, возникших из-за его Послания к Галатам. Он даже сомневался в отношении того, как будут приняты пожертвования, собранные им, как будто он уже сознавал, что между ним и апостолами Иерусалима нет больше полного единства[948].
Прежде чем идти в Иерусалим, он зашел в порт Троады, остановка в котором была очень полезной. Павел добрался сюда спустя несколько дней после праздника Пасхи, который он отпраздновал в Филиппах, и оставался здесь неделю. Вера в Воскресение в этот период Павловой миссии была столь страстной, что Павел смог воплотить ее, воскресив юношу по имени Евтих, который упал из окна второго этажа дома в Троаде, слушая беседы проповедников. Павел сколь мог долго наставлял эту молодую церковь, ведя беседы до рассвета, в субботний день он совершил с ними обряд преломления хлеба. Затем он погрузил свой груз и посадил своих компаньонов на корабль, а сам пешком отправился в Асс, на другую сторону полуострова.
Там он снова сел на судно и постарался избежать остановки в Ефесе: он не забыл о тех испытаниях, которые ему пришлось пережить, и ясно понимал, какому риску мог подвергнуться, окажись он в Ефесе в то время, когда страсти, разгоревшиеся вокруг его персоны, еще далеко не улеглись как среди иудеев, так и среди греков. Таким образом, только при заходе в следующий порт, в Милите, он созвал наиболее верных ефесян из тех, кто еще остался в местной павловской Церкви. Книга «Деяний» сохранила для нас речь, которую Павел адресовал им, составив ее в форме духовного завета, более всего предпочитаемой эллинизированными иудеями.
Это путешествие было путешествием размышлений. Во время длительной зимовки в Кенхрее и во время переездов Павел получил возможность возобновить свою миссионерскую деятельность, разрешить конфликты и, обобщив свои мысли, подготовить отчет, который он должен был представить иерусалимским апостолам. Послание к Римлянам, самое длинное из всех, которые он когда-либо писал, — это призыв к примирению, принимающий во внимание все разногласия. Перед иудейской средой он возвращается к позициям, принятым в Иерусалиме, признавая, что, хотя все и равны перед Богом, иудеи все-таки были призваны прежде греков; он соглашается с пользой обрезания и подчеркивает особую роль Израиля в деле спасения[949].
Учитывая позицию ефесских греков, он, конечно же, старался избежать постоянных подозрений в причастности к магии, на которые намекает текст «Деяний». Как иностранец, который требует компенсации расходов от города, принявшего его, он хочет получить признание своей деятельности; его деятельность всегда была публичной, безвозмездной и бескорыстной, он всегда имел в виду только общественную пользу. В нем нет ничего бунтарского, никакой враждебности к людям, что обычно видели в чародеях.
Павел тщательно готовил аргументацию для своих действий и вместе с тем объединял сторонников. Каждый заход в порт давал возможность посчитать своих приверженцев, чтобы предстать перед апостолами Иерусалима с наибольшим числом благоприятных рекомендаций согласно обычаю той эпохи. Это обратное путешествие позволило ему восстановить дружеские связи и отношения, сложившиеся на основе гостеприимства, что являлось лучшей из гарантий для человека древности: в Патаре и Мире, на ликийском берегу, где церкви зародились благодаря распространению миссии в Памфилии во время первого путешествия[950], затем в Тире и Птолемаиде — в Финикии, которую он пересекал множество раз во время своих переходов из Антиохии в Иерусалим[951]; в Кесарии, где его принял на несколько дней Филипп, миссионер-эллинист, евангелизировавший эту область двадцать лет назад после смерти Стефана[952]. Христиане Кесарии сопровождали его до самого Иерусалима, где он воспользовался гостеприимством киприота Миасона, одного из его самых давних обращенных — их отношения приходятся на время самых первых миссий. И в скором времени его по-братски встретил Иаков, брат во Христе, глава иудейских христиан[953].
