К. Любарский - Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах
Наконец, последнее. Разница между верующим христианином любого вероисповедания и Вашим корреспондентом состоит, в частности, в том, что мы верим Откровению Спасителя о Себе Самом: «Я есмь Путь, и Истина, и Жизнь» (от Иоанна). Мы не станем поверять достоинства Христа той ограниченной моралью и истиной, которую открывает нам наш убогий посюсторонний опыт, — наоборот, мы поверяем мораль и правду Откровением Христовым. Эту мысль великолепно обозначил Достоевский в парадоксальной форме: «Если Христос и истина не одно, то я на стороне Христа, а не истины» (цитирую по памяти, заведомо не буквально). Так вот: плевал я на любую мораль, если она не от Спасителя и не спасительна тем самым. Впрочем, я абсолютно уверен (в гордыне своей говорю не «верю», а «уверен»), что морали не от Христа нет, что такая мораль фактически оборачивается дьявольским извращением нравственности.
Как видите, Ваш корреспондент неправильно понял своего собеседника в смысле религиозного оправдания аморализма. Наоборот, религия, Бог есть единственно возможное основание нравственности. Но упаси нас Господь рассматривать принятую нами сегодня мораль как некие технические условия на религию, по которым мы могли бы судить религию.
Вот несколько замечаний, которые я позволил себе сделать по Вашей просьбе. Если Вы сочтёте нужным что-либо из этого письма передать Вашему корреспонденту, то исключите, прошу Вас, всю эмоциональную подоплеку. А ему передайте моё горячее пожелание очутиться поскорее в таких условиях, когда дискуссия может быть не стеснённой ничем и более резкой. Мне кажется, что сейчас эта дискуссия становится далее бесполезной. А тему хорошо бы развивать, в частности, по пути, подсказанному Л. Очень большую радость доставил мне её текст. Очень.
12.12.75
(Копия этого письма была направлена о. Сергием К. А. Любарскому во Владимирскую тюрьму, но цензура её не пропустила.)
Корреспондентка М.
Письмо С. А. Желудкову (от 16.12.1975)
Начать надо, видимо, с некоторых предварений. Спор идёт между верующим и атеистом. Я же принадлежу к той категории людей, которых атеисты считают верующими, а верующие — атеистами. Это первое. И второе — то, что я, конечно, ни в коей мере не претендую на равенство интеллектуальное или моральное с основными участниками разговора. Просто тема столь близко интересующая, что волей-неволей, слушая чужое мнение, хочется и своё высказать, хотя бы шепотом.
Древние греки уже говорили о существовании атомов, но считали их неделимыми. Много веков это так и было, пока в наше время не доказали делимость, многочленность атома (ради Бога, прошу принять во внимание полное отсутствие научного багажа и простить ненаучность терминологии). Эти доказательства не уменьшили ценности древнегреческих положений, а их развили, уточнили. В этом развитии, уточнении — жизнь науки.
Мне кажется, что с религией происходит то же самое. Много веков какие-то её положения, притчи воспринимались прямолинейно (в том числе и упомянутое автором письма чудо с пятью хлебами), но настало время для переосмысления этих сведений. Недавно я читала работу одного священника, который считает чудо с пятью хлебами самым большим чудом, сотворенным Христом. Но по его мнению дело не в том, что Христос накормил толпу пятью хлебами, а в том, что он, начав сам делиться тем, что у него есть, и делая это с одухотворением и верой, заставил всех присутствующих поделиться друг с другом своими запасами, которые хоть и скудные, но были у всех. Вот это объединение людей в общем порыве добра, в делении запасов, в неожидании пока тебе кто-то даст, и было истинное чудо.
Так что, мне кажется, упрекать верующих, когда они говорят о чём-то «не понимайте прямолинейно», не стоит. Всё движется, всё уточняется, живёт. Живёт и религия, и уточнение не есть доказательство её ошибочности, а скорее жизненности (хотя я прекрасно понимаю, что по этому пути можно дойти до чёрт знает чего).
Что же касается теории полезности альтруизма, то теперь это очень модно среди определенной части интеллигенции, особенно представителей точных наук.
Альтруизм тот, который заставляет самку защищать своего детёныша, заставляет одну особь жертвовать собой для стада, действительно есть у животных. Он трогателен и прекрасен, но направлен на сохранение вида, на сохранение наиболее сильного, наиболее плодовитого. И всё. Вид должен существовать. У людей же, к счастью или к несчастью, далеко не совпадает физическое здоровье и плодовитость с прочими достоинствами (хотя и говорится, что в здоровом теле — здоровый дух, но, насколько я знаю, сам автор письма — живое опровержение этого положения). В мире животных недоносок Ньютон должен был бы погибнуть, никакое стадо не станет его выхаживать в пивной кружке или варежке. Никакое стадо не станет терпеть эпилептика Достоевского, он обречён на гибель. Выживать должны сильные, здоровые, для них жертвуют собой матери и стадо их защищает. К сожалению, в человечьем стаде это тоже есть — выживают наиболее физически сильные, а отнюдь не самые этичные. В лагерях погибли в первую очередь наиболее альтруистичные, те, кто как Мария пошли за кого-то в печь, те, кто как Корчак пошли вместе с кем-то в печь. Для вида (в смысле морали и этики) было бы гораздо полезнее, если бы они жили и плодились, но живут и размножаются не они, а Фетюковы, которые способны лизать чужие миски.
В момент катастроф (железнодорожных и всяких прочих) сильные и здоровые топчут и сминают под собой более слабых, хотя может быть и более нужных, более интеллектуальных, более альтруистичных. Так было испокон веков.
Разговоры о защите стариков, детей и женщин довольно странно выглядят на фоне и истории, и современности. В нашей Средней Азии самый жирный, самый первый кусок достается хозяину, мужчине, главе, потом остатки — женщине, потом от неё остатки детям.
Почитайте Сытина — прекрасного знатока Средней Азии, хотя и плохого писателя («Пастух племен» и др.). То же самое по сей день включительно по всей Африке — первый кусок мужчине, женщине объедки, а детям и того нет. Немощных стариков испокон века бросали умирать без еды и питья как в Африке, так и на нашем Севере, хотя они тогда были более важными источниками информации и накопленного опыта, чем теперь, и они покорялись этому безропотно, понимая, что они никакой не источник информации, а всего лишь обуза для дееспособного племени.
Я уж не говорю о современном положении женщин, о которых давненько сложена «веселенькая» частушка:
Я и лошадь, я и бык.
Я и баба и мужик…
Биологическим альтруизмом я не знаю как всё это объяснить, он работает на сильных.
Войны всегда приводили, а теперь особенно приводят к дикому оскотовению людей (я не верю, что нет светлых пятен, речь о явлении массовом). Именно за счёт того, что срабатывает только видовой биологический альтруизм, выживают самые сильные, но отнюдь не самые этичные — те идут первыми в бой и гибнут, отдают последний кусок и гибнут, и т. д. А мораль, делающая человека человеком, а не видом среди других видов, отрастает очень медленно.
Автор ссылается на то, что социальные и прочие условия меняются так быстро, что человек не поспевает за собственными созданиями, и они, эти им созданные джинны, его же — человека — и душат, лишают его альтруизм возможности проявить себя. Верно конечно, но ведь физически человек уже здорово приспособился — люди стали сильнее, крупнее, они выучились переносить такие нагрузки, такие стрессы, которые раньше им не снились… И — ничего!
А мораль — не поспела, альтруизм вида отстал? Чего же это он? Говорят, что даже гормоны заставляют человека быть альтруистом и совестливым, но согласитесь, что формула «заставить себя любить других» весьма расплывчата. Обычно человек, делающий другому пакость, отнюдь не к угрызениям совести подталкивается своими гормонами, а к самооправданию (или Вы такого не видели?). Причём, чем интеллигентней, чем эрудированней человек, тем с большей легкостью он это делает, привлекая в помощь себе экзистенциализм, буддизм, и ещё целые сонмы «измов», биологических теорий и пр. и пр. А людей, которых мучает совесть за не так соделанное, и раньше мало было, и теперь так же мало. Коли это полезно, так за века и века истории человечества уж отработалось бы. Ан нет, число людей на Земле растёт, а число Швейцеров на ней не увеличивается. Может быть, я как-то уж очень сумбурно, «по-бабьи» излагаю свою мысль. Более того, я не знаю ответа на вопрос, откуда в некоторой части человечества существует мораль и пр. — но одно я знаю: ссылки на добро, полезное для вида, не объясняют ничего.
Видимо, автору никогда не приходилось сталкиваться с проблемой детских домов. Там этот биологический альтруизм удивительно ярко виден. Приходят люди, желающие совершить вполне достойный, казалось бы, поступок: они хотят воспитать чужого ребёнка. Но врожденный биологический альтруизм душит человеческий — и за редчайшими исключениями начинается выбор (попытайтесь представить это себе вживе!), выбирают ребенка поздоровее, покрасивее, никому не нужен больной или некрасивый. Таких большинство в этом «типе» людей, вполне биологически альтруистичных. А есть такие (единицы) как Деревская, о которой писали и снимали (после смерти) даже фильм, которая в период войны подобрала и воспитала сорок чужих детей, не разбирая — все ли они Эйнштейны, Джины Лоллобриджиды и пр. И когда сорок её детей стоят обнажив головы перед её могилой — тогда и мы склоняем головы перед этим не биологическим, перед этим не удушенным социальными условиями человеческим альтруизмом. Сразу же можно возразить — зачем же так упрощать, и так де, мол, ясно, что человек сложен (что и говорилось); но зачем же тогда (контр-вопрос) так упрощать и кивать на биологию? Для собственного облегчения — дескать, нашел ответ?
