Иван Ювачев - Паломничество в Палестину
Мне стало жалко этих изверженных людей вне стен святилища, и я стал перебирать в своей памяти все тексты Св. Писания, которые были в их пользу. Наконец, я напомнил своему строгому спутнику:
— А помните, что сказал про них апостол Павел: «Весь Израиль спасётся, ибо дары и призвание Божие непреложны. Всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать».
ГЛАВА 36. Благодатный огонь
Выбор места в храме. — Ночью на Голгофе. — Терпеливое ожидание чудесного огня. — Иерусалимские свечи. — В приделе Константина и Елены. — Раздача благодатного огня. — Пляска арабов в храме. — Традиционная песнь. — Восторженное настроение богомольцев. — Споры о благодатном огне. — Зарубленный исповедник чуда.
Когда встречают в России паломника, побывавшего на Пасхе в Иерусалиме, то, насколько я заметил, всегда спрашивают его:
— Ну, а святой-то огонь видели? Как он сходит на Гроб Господень?
Этот вопрос занимал и ещё долгое время будет занимать наш народ, потому что никто из русских современников сам лично не может видеть этого чуда. Я читал об этом огне и у Даниила Паломника и у Муравьёва. Они, без всякого сомнения, верили в чудесное исхождение этого огня. В средние века никто из христиан — ни православные, ни католики — не сомневались в божественном исхождении огня Великой субботы. В новой книге священника А. Попова «Латинская Иерусалимская патриархия эпохи крестоносцев» приводятся замечательные свидетельства латинян о чудесном исхождении «благодати». Но в настоящее время нередко встречаешь мнение, что остался теперь только один обряд в воспоминание древнейшего чуда. Когда мне случилось перед отъездом в Палестину поднять об этом вопрос в одной редакции духовного журнала, то я был подавлен общим голосом против священного огня.
— Помилуйте, — говорил один почтенный старец, хороший знаток истории православной церкви, — да ведь сами греки не скрывают правды. Теперь, они говорят, нельзя не дать простому народу чудесного огня, иначе будет бунт, да и отпадение может произойти от православной веры. Кто же в настоящее время верит в божественное исхождение огня! Может быть, в древности и было так, а теперь остался только один обряд в воспоминание древнейшего чуда.
С таким напутствием я и поехал в Иерусалим. По дороге, как я уже упоминал, наши паломники только и говорят, что о «благодати», то-есть о чудесном огне. С первого дня приезда в святой город они покупают пучки толстых разрисованных свечей, заказывают жёсткие футляры для них, а желающие перевезти самый огонь в Россию приобретают ещё фонари с лампадами. Некоторые останавливаются у греков, а не в русских постройках, опять-таки с целью добиться у них лучшего места в храме во время «благодати». Одним словом, «благодать» становится центром всех забот, да и всей поездки простолюдина-паломника.
Хотя святой огонь подаётся народу в страстную субботу, в час дня; но уже накануне, в пятницу, после обеда, православные паломники начинают стягиваться со всех сторон в храм Воскресения. К этому времени греки устраивают дополнительные места из досок в ротонде Гроба Господня.
Всё здесь продаётся заранее и притом за разные цены, смотря по степени близости к кувуклии.
Всем, остановившимся в номерах подворья Палестинского общества, было общее приглашение в нарочно устроенное место для русского консула. Звали и меня. Но я прежде решил посоветоваться со своим знакомым арабом, служащим в обществе.
— Не советую вам ходить в этот день в храм, — сразу огорошил меня мой приятель. — Однажды я пошёл со свечами в кувуклию, да потом и сам был не рад: мне чуть рёбра не переломали. До сих пор у меня осталась памятка моей попытки видеть раздачу священного огня. Обыкновенно я стою в этот день на площадке перед храмом, и тут, спустя не более двух минут, после явления благодатного огня, я уже получаю его.
— Прекрасно. Тогда и я так сделаю и стану рядом с вами.
Согласившись таким образом с приятелем арабом, я был спокоен в пятницу и не ходил к грекам покупать себе место.
1905 г. Толпа паломников и турецких воинов ожидает схождения Благодатного Огня на площади перед входом в храм Гроба Господня
Вечером целой компанией мы отправились в храм Гроба Господня, где ради Великой пятницы происходят торжественные богослужения у греков, армян, коптов и сирийцев, то-есть у всех восточных христиан, празднующих Пасху одновременно с нами. Главная масса народа в это время была на Голгофе. Поднялся и я туда с одним русским офицером. Отсюда мы заметили открытую дверь с лестницей куда-то наверх.
— Смотрите, — сказал мне мой спутник, — туда народ идёт. Пойдёмте и мы!
Лишь только мы добрались до верха тёмной и грязной лестницы, как останавливает нас молодой грек в феске.
— Билеты!
— Билетов у нас нет, — отвечаем.
— Нельзя!
Офицер, ни слова не говоря, быстро сунул ему в руку серебряную монету и прошёл. Я сделал то же.
Мы были на чердаке храма в его юго-восточном углу. Сюда ещё доносился шум из греческой церкви Воскресения, но ротонда Гроба Господня, где собственно происходит «схождение чудесного огня с неба», была совсем далеко. Тем не менее среди ужасной грязи и, вероятно, никогда не убираемой пыли, сидели сплошной массой наши паломники. Среди простого народа я увидел знакомое лицо русского землевладельца.
— Георгий Михайлович! и вы тут?! — с удивлением восклицаю я: — что же вы отсюда увидите? И неужели вы будете терпеть здесь эту грязь и насекомых целые сутки?
— Я уже решил. Что ж, один-то раз в жизни можно потерпеть для Господа.
Моему удивлению не было границ. Какую надо иметь веру, чтобы дожидаться здесь целые сутки, не пивши, не евши, среди грязи и пыли и не сходя с места! С такой верой, думаю себе, эти тысячи паломников способны не только огонь низвести с неба, но и горы сдвинуть с мест своих.
Я был подавлен этим впечатлением, да, пожалуй, и мой спутник не меньше моего, потому что мы тоже безмолвно присоединились к группе паломников, ожидающим с таким терпением чуда Божия. Не прошло, однако, и полчаса, как в этой тесноте и духоте нас стала одолевать жажда, да и руки скоро зачесались, и мы опять спустились вниз к Голгофе. Сюда по временам приходило для каждения духовенство, то армянское, то коптское, то греческое. У греков служба началась около девяти часов вечера и протянулась до двух часов ночи. Был торжественный перенос плащаницы с Голгофы на Гроб Господень, причём довольно долго говорилась речь по поводу голгофского события.
Мы не хотели всю ночь оставаться в храме вместе с народом. Я лично был страшно утомлён непрестанными путешествиями и бессонными ночами последних дней на страстной неделе, а потому пошёл отдохнуть в гостиницу. Здесь надо экономно расходовать свою энергию. Со страстной субботы на Пасху опять предстояла ночь бодрствования.
Утром я вышел посмотреть, что делается в русских постройках. Пусто! Почти все ушли к Гробу Господню. Встречаю монаха из здешней миссии и спрашиваю, какого он мнения о благодатном огне.
— Нет, уж об этом лучше и не говорить!
Махнул он рукой в сторону храма Воскресения и пошёл дальше.
Продажа свечей и ладана в Иерусалиме
Мне хотелось из подражания народу купить в здешних лавках пучёк больших свечей, разукрашенных золотом и цветами; но, это может странным показаться, в Иерусалиме нет в продаже восковых свечей. Я не умею определить материала, из которого они здесь составлены. Может быть, это был парафин или что-нибудь в этом роде, но только свечи иерусалимские, когда их держишь в руках, неприлично размягчаются. Я нашёл немного настоящих восковых свечей, выписанных из русского епархиального завода, только в лавочке Палестинского общества и из них составил священный пучёк в тридцать три свечи, по числу лет земной жизни Спасителя. Некоторые, имея в виду побольше привезти свечей в Россию, берут с собой в храм по два пучка.
Около двенадцати часов я отправился к площадке пред храмом Воскресения. Подойдя к греческой патриархии, я встретил густые толпы народа, далее — более. При всём своём усилии, я смог пробраться только до наклонной улицы, ведущей к площадке храма. В это время раздался громкий и мерный стук железных булав кавасов о камень. Народ, несмотря на тесноту, расступался перед ними. Никому не хотелось подставлять своей ноги под железную палку. За шестью кавасами шла вереница европейского народа с разодетыми дамами. Это вёл какой-то консул своих гостей. Я присоединился к ним и, благодаря своему общеевропейскому костюму, был пропускаем всюду. Остановиться на площадке, как советовал вчера приятель, не было никакой возможности (может быть, в прошлые годы, при меньшем наплыве паломников здесь и было просторно в Великую субботу). За кавасами консула и я прошёл в храм между рядами турецких солдат. Они были при полной амуниции, с ружьями, и даже горнист стоял между ними со своей медной трубой.
