С. Рансимэн - Великая Церковь в пленении
Во второй пентаде протонотарий и логофет помогали хартофилаксу в качестве его главных секретарей и хранителей печати; кастринсий действовал как личный помощник патриарха; референдарий осуществлял контакты патриарха со светскими властями; ипомнимограф был секретарем священного синода, записывая его заседания в патриарших регистрах.
Остальные пентады состояли из чиновников, обязанности которых были чисто церковными или чисто литургическими. Было много других чиновников, которым не были предоставлены места в официальных списках пентад, но они, тем не менее, были важными; особенно это относилось к судьям, которые работали в помещении протэкдика и принимали решения второстепенной важности. Все главные юридические решения произносились патриархом на заседаниях св. синода.[264]
У митрополитов и епископов были свои собственные чиновники по образцу патриаршего суда. В провинции гражданские судебные дела слушались общиной, димогеронтами. Но дела, имеющие религиозное значение, такие как по бракам и наследству, слушались в суде епископа. В любом случае была возможность апелляции к патриаршему суду.[265]
Самое главное отличие, которое внес новый порядок в патриаршие занятия, было то, что он теперь занимался и рядом светских дел. Патриарх как глава православного милета был в некоторой степени наследником императора. Он должен был стать политиком, способным защищать своих людей перед Высокой Портой, как теперь называлось султанское правительство. Он должен был использовать свой религиозный авторитет, чтобы убедиться, что православные принимали султанскую власть и воздерживались от непорядков. Хотя сам он и не занимался сбором налогов, но перед султаном он должен был отвечать за поступление податей. Кроме того, на практике новая система вводила Великую Церковь в юридическую и финансовую деятельность в гораздо большей степени, чем это было ранее. Патриарх не только должен был иметь хороших финансистов, которые бы давали ему советы по вопросам повышения налогов для верующих и по всем вопросам расходов, но и хороших юристов, сведущих в гражданском праве. Для церковнослужителей было трудно и вряд ли очень правильно глубоко входить в изучение гражданского права. Неизбежно миряне начали занимать административные посты в Церкви. В византийские времена высшие церковные должности занимали только клирики. Теперь стало необходимым назначать светских судей, и им нужно было давать большую власть, потому что оказывалось невозможным получить консультацию светского финансиста, если он не занимал официальный пост. Юристы были включены в низшие пентады и постепенно прокладывали себе путь к высшим должностям. Первый мирянин–великий хартофилакс появляется в 1554 г., через 101 год после завоевания, а первый мирянин–великий скевофилакс — еще через десять лет. Протэкдик до 1640 г. был обязательно священником, но до тех пор почти вся его канцелярия занималась мирянами. Миряне уже начали занимать и другие отделы; их влияние усиливалось. Канцелярия логофета, которая с 1575 г. часто возглавлялась мирянами наравне со священниками, начала брать на себя многие из обязанностей, прежде выполнявшихся великим экономом; в XVII в. логофет назывался великим логофетом и входил в первую пентаду. Экклесиарх, который был первым ризничим патриаршей церкви и числился только в восьмой пентаде, с начала XVII в. обычно был мирянином и вскоре стал выполнять функции скевофилакса и носил титул великого экклесиарха. Новая высшая должность, также занимаемая мирянами, появилась в начале XVI в., — великий ритор, или официальный представитель Великой Церкви. Эти новые или реформированные должности были обязаны своим существованием тому факту, что они считались «василики», царскими, т. е. императорскими, а помощники патриарха в его роли этнарха (главы народа) наследовали функции, которые выполнял император. Считается, что возрастание роли мирян в Церкви произошло благодаря влиянию семей из Трапезунда, таких как Ипсиланти, которые были переселены султаном–завоевателем в Константинополь, ибо Трапезундская церковь с определенного момента использовала светских юристов. Но, как показывает именование «василикос», это было неизбежным результатом расширения патриаршей власти. В течение XVIII в. были предприняты меры к тому, чтобы власть митрополитов не стала слабее власти светских старшин.[266] Это развилось еще более, когда Османская империя распространилась на юг. В течение XVI в. султан распространил свои владения на Сирию и Египет, таким образом включая в Империю земли православных патриархатов Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского. Высокая Порта хотела, чтобы центр был в Константинополе — и Великая Церковь последовала ее желанию. В результате восточные патриархаты были поставлены в низшее положение по сравнению с Константинополем. Восточные патриархи теоретически не потеряли ни одно из своих церковных прав или автономию, и они продолжали управлять православным населением в пределах своих престолов. Но на практике оказалось, что они могли общаться с Высокой Портой только через посредство своего Константинопольского собрата. Когда случалось, что какой‑либо из патриарших престолов оказывался вакантным, именно Константинопольский патриарх обращался к султану за разрешением заместить его; и поскольку султан сам редко проявлял интерес к назначению преемника, Константинопольскому патриарху было легко обеспечить назначение того кандидата, которого он считал подходящим. Восточные патриархаты были сравнительно беднее. Патриарх Иерусалимский, несмотря на то, что его престол был самым маленьким, был самым богатым, потому что слава Святого Города привлекала пожертвования со всего православного мира, а паломничества приносили постоянный доход. Антиохийский патриарх, резиденцией которого со времени Крестовых походов стал Дамаск, был самым бедным и находился в сильной зависимости от православных торговцев–сирийцев, которые не всегда были в хороших отношениях с константинопольскими греками. Александрийский патриарх находился в немного лучшем положении, что объяснялось тем, что определенное число купцов–греков после османского завоевания начало селиться в Египте. Кипрская церковь сохранила свою историческую автономию, но фактически во время венецианского владычества на острове она зависела от поддержки Константинопольского патриарха, да и после турецкого завоевания константинопольское влияние оставалось первостепенным. Власть автономного Синайского архиепископа распространялась только на монахов его монастыря.[267]
Славянские православные Церкви представляли большую проблему. Турецкому правительству обычно было удобно, чтобы они были подчинены Константинополю, хотя они сохраняли свое славянское богослужение и обычаи. Но по временам турецкие министры, занимающиеся балканскими делами, были вынуждены увеличивать их автономию. До XVIII в. патриархат не имел определенной твердой власти над ними, и до тех пор он должен был бороться с возрастающим национализмом. Русская церковь была в особом положении. Она смотрела на Константинополь с большим и более искренним уважением, чем балканские Церкви. Но Россия была далеко и пользовалась самостоятельностью. Было немыслимо, чтобы русский правитель позволил своей Церкви быть реально зависимой от иерарха, который был слугой иноверного султана.[268]
Структура иерархии внутри патриархата оставалась той же, что и в византийское время; существовали викарные архиепископы, подчиняющиеся непосредственно патриарху, но обычно были митрополии, зависимые от патриарха, и епископы, подчиненные митрополиту. Как и в византийские времена, епископы избирались священниками епархии, митрополит — епископами, а выборы утверждались патриархатом. Подобно византийским временам, нужно было получить одобрение светских властей. Представления теперь делались через патриархат Высокой Порте; султан издавал документ, известный как берат, которым избранный кандидат официально назначался на свою кафедру. В случае с епископами эти бераты обычно были простыми документами, которые только объявляли факт избрания; но бераты, которыми назначались патриархи и в некоторых случаях митрополиты, могли содержать не только подтверждение определенных прав престола, но и дополнительные привилегии или гарантии со стороны светских властей защищать права престола. Например, берат, выданный одному из Александрийских патриархов в XVIII в., обещает помощь против римско–католической пропаганды в провинции. Такие бераты являются определенным историческим свидетельством. К сожалению, их сохранилось немного. Самый ранний из сохранившихся, который может быть датирован, назначает Ларисского митрополита в 1604 г. Нельзя утверждать определенно, что берат обладал такой же преобладающей и долговечной силой, как султанский фирман. Возможно, что права и привилегии, которые упоминаются в нем, относились только ad personam, а каждому вновь назначаемому кандидату должен был быть выдан новый берат. Но иерарху давались те же самые привилегии, что и его предшественнику, поскольку он мог основываться на берате, в котором они перечислялись.[269]
