Дервас Читти - Дервас Читти Град Пустыня
История о Келлиях из «Апофтегм»[1005] возвращает нас ко времени до запустения Скита, когда там и жил ее рассказчик Фока (впоследствии он перешел в киновию святого Феогния в Иудее). Он говорит, что в Келлиях было две церкви: одна халкидонитов, другая монофизитов. Молодой смиренномудрый Иаков («Иаков младший»), у которого отец по плоти был и отцом духовным (впоследствии он перешел в Скит),[1006] не знал, чьим призывам он должен внять. Не умея разрешить сего затруднения, он заключил себя в келье за пределами лавры, [надел на себя погребальные одежды], лег наземь и так в посте и молитве провел сорок дней, после чего увидел пред собою Отрока, сказавшего ему: «Оставайся там, где ты и был». В тот же миг Иаков увидел пред собою двери церкви халкидонитов.
История эта свидетельствует об относительно мирном сосуществовании двух названных сторон. Этою особенностью возможно объяснить и появление «парных» монастырей во всех четырех скитских общинах, хотя, вне всяких сомнений, впоследствии все восемь обителей принадлежали монофизитам. Одна из подобных пар сохранилась: Сирский монастырь является «Богородичной» парой обители аввы Псоя. Одно время и три другие обители — Макария, Римских братьев и Иоанна Колова — также имели подобные «Богородичные» пары.[1007]
Как мы уже говорили, большая часть египетских историй, скорее всего, была услышана Мосхом во время его более длительного и более позднего посещения Египта. Мы знаем, что на Синае он побывал до 590 года[1008] (вероятно, это произошло вскоре после 580 года). Если Илиотская лавра,[1009] в которой Мосх провел десять лет,[1010] являлась иерусалимской колонией на Синае (мы не можем говорить об этом с уверенностью), то мы вправе предположить, что он находился в ней с 584 по 594 год, когда вместе со своим игуменом отправился в Иерусалим на поставление в патриархи аввы Аммоса.[1011] Иоанн, взошедший на Иерусалимекую патриархию в 583 г. после Макария и умерший, не назначив преемника в 593 [594] году, когда историк Евагрий Схоластик и писал о нем, [некогда] был монахом«акимитом» (вероятно, в Константинополе).[1012] Мосх рассказывает о предпринятом им строительстве водоема возле илиотской лавры[1013] на Синае (если только греческий текст верен — в латинском тексте вместо слова «Синай» стоит сигма, что может указывать и на какоето иное место, находившееся ближе к Иерусалиму). Преемник Иоанна также был монахом — и, возможно, монахом Синайским, ибо Мосх пишет о том, что он «спустился» в Иерусалим. Однако отношение его к монашеству оставляло желать лучшего.[1014] Когда к нему привели инока, впавшего в некие прегрешения, он прилюдно сорвал с него монашеское облачение и надел его на свинью, которую по его приказанию вывели на городские улицы. Этою же ночью во сне ему явился святой Иоанн Креститель, обратившийся к нему с такими словами: «Как смел ты так поступать с моим облаченьем? В день Страшного Суда я буду свидетельствовать против тебя». Пришедший в ужас патриарх поспешил выстроить за пределами города, к востоку от храма первомученника Стефана, церковь святого Иоанна Предтечи. Однако едва эта церковь была построена и украшена, Предтеча явился ему вновь: «Выстрой ты мне еще хоть пять церквей, больших, чем эта, все равно на Страшном суде я буду свидетельствовать против тебя». Патриарх этот скончался в 601 году, и отцы решили навсегда вычеркнуть его имя из диптихов Иерусалима.
Конец столетия стал для Мосха временем собирания цветов Палестины в самом Иерусалиме, в Иудейской пустыне и в долине Иордана. Многие из его обращенных в прошлое повествований несут на себе характерные приметы этого времени. Мосха сопровождал его молодой друг Софроний, уроженец Дамаска,[1015] который получил «софистическое» образование, предполагавшее и известное знание медицины.[1016] Он — еще не оставивший мира[1017] — был вместе с Мосхом в Египте, затем, вероятно, на Синае,[1018]после чего стал монахом киновии преподобного Феодосия.[1019]
Эта великая киновия над Пещерою Волхвов и находившаяся за нею лавра преподобного Саввы в ущелье Кедрона попрежнему оставались основными центрами горной пустыни. Однако, если большинство обителей, упоминаемых Кириллом Скифопольским, можно более или менее точно идентифицировать по его описаниям, то рассказы Мосха, полностью подтверждаемые современными исследованиями, свидетельствуют о том, что пустыня и долина Иордана буквально изобиловали неведомыми нам обителями. В долине Иордана особое место занимали лавра Каламон («тростниковые заросли»)[1020] и лавра «Башен» (Пиргия).[1021] В этой половине столетия по контрасту с предшествующим и с последующим периодом наш монашеский мир как будто воссоздает собственную духовную историю (события, происходящие во внешнем мире фиксируются, но не оказывают на нее заметного влияния). Монастырь, о котором в этот период мы знаем очень многое Хозива. Его можно увидеть с римской дороги в Иерихон на крутом северном склоне ущелья ВадиКельт (единственный не пересыхающий летом ручей во всей окрестной пустыне) несколько южнее Иерихона, неподалеку от того места, где текущий со стороны Фарана поток сбегает в долину Иордана. За монастырем, на крутом склоне виднеются тропки, ведущие к кельям отшельников. В наше время о большой пещере над обителью говорят как о том месте, где Иоаким молил Бога о даровании ребенка, а также (это уже позднейшая традиция) где пророка Илию питали вороны. Несколько ниже находится пещерное монастырское кладбище, на стенах и сводах которого можно увидеть множество древних покрытых копотью граффити, и на сей раз свидетельствующих о многонациональном характере монашества в Иудее.[1022] Основателем обители принято считать египтянина Иоанна. Однако говорится также о живших здесь до него в разное время пяти сирийских отшельниках, по крайней мере, последний из которых являлся учеником своего предшественника.[1023] Вне всяких сомнений, Иоанн являлся главой общины в девяностые годы пятого века, когда он отправил изгнанного святым Феодосием монаха в обитель святого Саввы.[1024] Существует также история, свидетельствующая о том, что Иоанн поддерживал отношения с Маркианом из Вифлеема. Согласно другой истории, вначале Иоанн был противником Халкидона, однако затем обнаружив, что не может войти в Гроб Господень, Иоанн стал халкидонитом.[1025] Не позднее 518 года он был поставлен митрополитом Кесарии Палеетинской и именно в этом сане приветствовал Савву, пришедшего с тем, чтобы объявить о восстановлении Халкидона в диптихах.[1026]
Несколько позже, в том же столетии в Хозиву пришел молодой паломник из Галатии, Феодор Сикеот, принявший до своего возвращения на родину монашество[1027] (уже став епископом, он вновь совершил паломничество в Палестину, проведя весь Великий пост в MapСабе и надеясь оставить свое епископство, однако явившийся ему во сне великомученик Георгий повелел ему вернуться назад).[1028] У Мосха мы находим историю[1029] о жившем в обители Хозива старом монахе, имевшем обыкновение встречать на дороге паломников, идущих в Иерусалим: монах этот помогал нести им ношу или их утомленных отроков, провожая странников до самой Елеонской горы, или же сидел у дороги (он брал с собою инструменты сапожника) и чинил их износившуюся обувь. Однако самое поразительное из имеющихся в нашем распоряжении свидетельств это Житие преподобного Георгия Хозевита, написанное учеником его Антонием, в приложении к которому описываются различные чудеса, случившиеся в этой обители Божией Матери, а также рассказывается о ее истории.[1030] Георгий был младшим сыном небогатого кипрского землевладельца.[1031] По смерти родителей один из его дядей решил женить его, однако Георгий принял сторону другого своего родетвенника, который был игуменом монастыря,[1032] и сбежал к своему старшему брату Ираклиду, успевшему стать монахом лавры Каламон. Поскольку борода у юноши еще не росла, Ираклид передал юношу игумену монастыря Хозива, который должным образом постриг его в монахи и надел на него монашеское облачение,[1033] после чего отправил юношу к старому грубому монаху из Месопотамии с тем, чтобы Георгий помогал ему ухаживать за садом. Когда старый монах ударил юношу, вменив ему некую вину, у него тут же стала усыхать рука, однако по молитвам Георгия рука его вновь стала здоровой. Когда братия прослышала об этом, Георгий поспешил удалиться к брату в лавру Каламон.[1034] Здесь он оставался до самой смерти Ираклида, умершего в семидесятилетнем возрасте.[1035] Когда же в обители начались распри, связанные с избранием нового игумена, он вновь вернулся в обитель Хозива и испросил у настоятеля ее Леонтия разрешения поселиться в келье.[1036]Получив согласие игумена, Георгий оставил Каламон. Каждую ночь с субботы на воскресенье обитатели келий спускались в киновию ради воскресного богослужения и общей трапезы. Георгий получал от келаря остатки еды, которые он относил в келью и дробил, после чего лепил из них шарики и сушил их на солнце. Он питался ими раз в дватри дня, когда находил это нужным.[1037] Прежде чем вернуться воскресным вечером в свою келью он, исполняя просьбу братьев, шел освящать их рукоделие или вступал с ними в беседу. На ночь же в киновии он никогда не оставался. Однажды, когда вратарь, протестуя, выпустил его уже после закрытия монастырских врат на ночь, на крутой тропке, ведущей к келье, к Георгию стал приступать злой дух, пытавшийся сбросить его в пропасть; когда же Георгий приказал ему во имя Господа нашего Иисуса Христа перенести его в келью, тот послушно исполнил его повеление.[1038] Когда некий брат спросил, не боится ли он ветречи с леопардом, Георгий ответил, что монах пострадал от леопарда лишь однажды: один из братьев встретился с ним на узкой тропке, где они уже не смогли бы разойтись, и повелел зверю именем Господа нашего Иисуса Христа уступить ему путь, после чего зверь спрыгнул на тропку, нахолившуюся футов на двенадцать пониже; брат же, забыв о страхе Божием, стал бросать в леопарда камни, чего зверь стерпеть уже не мог — он запрыгнул на ту же полку, однако не стал кусать инока и лишь два или три раза ударил его лапой, после чего удалился восвояси. Через какоето время братья нашли инока на тропе и перенесли его в больницу, где он очень быстро поправился.[1039]
