Джеймс Фрэзер - Золотая ветвь
Дух может продолжать таиться в бревне даже после того, как дерево повалено, распилено на доски и употреблено на строительство дома; поэтому некоторые народности стремятся умилостивить его до или после вселения в новый дом. Когда новое строение готово, тораджи с острова Целебес закалывают козу, свинью или буйвола и вымазывают всю постройку его кровью. Если строение является лобо (жилищем духа), на коньке крыши режут курицу или собаку, и кровь ее стекает по обеим сторонам крыши. Более примитивные тонапу в таких случаях приносят на крыше в жертву человеческое существо. Это жертвоприношение на крыше лобо или храма служит той же цели, что и вымазывание кровью деревянных частей обычного дома. Цель заключается в умилостивлении лесных духов, которые еще могут пребывать в бревнах: они-де придут от этого в хорошее расположение духа и не причинят вреда обитателям дома. По той же причине жители острова Целебес и Молуккских островов при строительстве дома очень боятся всадить столб вверх ногами: ведь остающемуся в древесине духу леса, вполне естественно, такое оскорбление не пришлось бы по вкусу, и он поразил бы жителей дома болезнью. Кайяны с острова Борнео держатся мнения, что духи деревьев очень бдительно стоят на страже своей чести и выражают людям свое неудовольствие за любой нанесенный им ущерб. Поэтому после постройки дома, в процессе которой они волей-неволей дурно обошлись со многими деревьями, люди этой народности в течение года предаются покаянию; в этот период они, в частности, не охотятся на медведей, тигровых кошек и змей.
Благодетельные способности духов деревьев. Когда в деревьях стали видеть уже не тело древесного духа, а только его жилище, которое дух волен покинуть, был сделан значительный шаг вперед в религиозном мышлении. Анимизм{39} превращается при этом в политеизм.{40} Вместо того чтобы рассматривать дерево как живое и сознательное существо, человек теперь видит в нем инертную, безжизненную массу, в которую на более или менее длительное время вселяется сверхъестественное существо. Будучи в состоянии свободно перемещаться от дерева к дереву, оно обладает в силу этого правом собственности или владения на все деревья и, перестав быть древесным духом, становится лесным богом. Коль скоро древесный дух отделяется таким путем от отдельного дерева, облик его начинает меняться и в соответствии с особенностями ранних форм мышления — заключать абстрактные духовные сущности в конкретную человеческую оболочку — он принимает форму человеческого тела. Поэтому лесные божества в классическом искусстве изображаются в образах людей, а на их принадлежность к лесной флоре указывает ветвь или какой-нибудь другой недвусмысленный символ. Но это изменение формы не затрагивает сущности духа дерева. В качестве бога деревьев он продолжает пользоваться той же властью, какой он располагал в качестве вселившегося в дерево духа. Остановимся на этом подробнее. Покажем, во-первых, что деревья, принимаемые за одушевленные существа, наделяются способностью вызывать дождь, сияние солнца, размножение стад, посылать женщинам легкое разрешение от бремени, а во-вторых, что те же самые способности приписываются богам деревьев, нашедшим воплощение в живых людях, то есть антропоморфным.
Прежде всего деревья или духи деревьев дают дождь и солнечный свет. Когда миссионер Иероним Пражский (ок. 1380–1416) стал убеждать язычников-литовцев вырубить свои священные рощи, толпа женщин умоляла короля Литвы его остановить: разрушая леса, уверяли женщины, он разрушает дом божий, который ниспосылал народу дождь и свет солнца. Мундари из Ассама полагают, что, если срубить дерево в священной роще, лесные боги обнаружат свое неудовольствие тем, что откажут людям в дожде. Для того чтобы обеспечить дождь, жители селения Монио Сагайнгской области (Верхняя Бирма) находили рядом с селением самое большое тамариндовое дерево и провозглашали его обиталищем духа дождя (нат). Затем они приносили в жертву духу-хранителю селения и духу, дарующему дождь, хлеб, кокосовые орехи, плоды платана и домашнюю птицу с молитвой: „О дух нат! Сжалься над бедными смертными и не удерживай дождь. Как мы с охотой совершаем в твою честь жертвы, пусть и дождь обильно падает день и ночь“. После этого совершали возлияние в честь духа тамариндового дерева, и три пожилые женщины в красивых одеждах с ожерельями и серьгами запевали Песнь дождя.
Каждое селение у мундари имеет свою священную рощу; „божества рощи считаются ответственными за урожай, на всех больших земледельческих праздниках им воздают особые почести“. Негры с Золотого Берега имеют обычай приносить жертвы у подножия высоких деревьев и полагают, что, если свалить одно из них, земля вообще не будет больше плодоносить. Галласы парами танцуют вокруг священных деревьев, молясь о ниспослании хорошего урожая. Пару составляют мужчина и женщина, соединенные при помощи палки, которую они держат за противоположные концы. Под мышками у них трава или зеленые колосья. Шведские крестьяне втыкают зеленую ветвь в каждую борозду на пашне в уверенности, что это обеспечит обильный урожай. Та же мысль налицо в немецком и французском обычае Жатвенного мая. Так называется большая ветвь или целое дерево, украшенное хлебными колосьями. Его привозят осенью с поля жатвы на последней телеге и до следующего года укрепляют на крыше крестьянского дома или амбара. Маннхардт{41} доказал, что эта ветвь или дерево символизируют древесного духа, понятого как дух растительности вообще, дух, чье животворящее и оплодотворяющее воздействие распространяется, в частности, на злаки. Поэтому осенью в Швабии ветвь Жатвенного мая укрепляют среди последних стеблей злаков, оставленных стоять в поле; в других местах ее высаживают в поле и прикрепляют к ее стволу последний срезанный сноп.
Дух дерева делает плодовитым скот и наделяет потомством женщин. Emblica officinalis является в Северной Индии священным деревом. Одиннадцатого числа месяца фалгуна (февраля) у подножия этого дерева совершаются возлияния; к нему обращаются с молитвами о плодородии женщин, животных и посевов. Равным образом к числу наиболее священных плодов принадлежат в Северной Индии кокосовые орехи: их называют шрифала, то есть плоды богини плодородия Шри. Кокос является символом плодородия; жрецы во всей Верхней Индии хранят его в святилище и дают желающим забеременеть женщинам. Неподалеку от Старого Калабара в городе Ква произрастала некогда пальма: по поверью, отведав ее орехов, могла понести любая бесплодная женщина. В Европе, по всей вероятности, считалось, что подобное же влияние на женщин и на скот оказывает Майское дерево и Майский шест. Первого мая в некоторых областях Германии крестьяне устанавливали Майские деревья или Майские кусты у дверей коровников и конюшен, по одному на каждую корову и лошадь; считалось, что от этого у коров будет больше молока. Об ирландских крестьянах известно, что „они воображают, что если на Майский праздник привязать к дому зеленую ветвь, то этим летом молоко польется в изобилии“.
У части вендов{42} некогда было принято второго июля устанавливать посреди деревни дуб, к вершине которого был прикреплен железный флюгер. Вокруг дуба танцевали и гоняли скот, чтобы он лучше размножался. Черкесы считают покровителем скота грушевое дерево. Они срезают в лесу молодую грушу, очищают ее от ветвей и приносят домой, где поклоняются ей как божеству. Такая груша есть почти в каждом доме. В день осеннего праздника дерево с большой торжественностью, под звуки музыки и радостные восклицания всех обитателей, которые поздравляют его с благополучным прибытием, вносится в дом. Грушу украшают свечами, а к вершине прикрепляют головку сыра. Вокруг нее едят, пьют и поют песни. Затем груше желают доброй ночи и снова выносят ее во двор, где, придвинутая к стене, она простаивает остаток года, не получая никаких знаков внимания.
Племя тухоэ, входящее в состав народа маори, „приписывает деревьям способность делать женщин плодовитыми. Эти деревья ассоциируются с пуповинами неких мифических предков, и до самого последнего времени на них, как правило, развешивали пуповины всех детей. Стоило бесплодной женщине обнять руками ствол такого дерева, и она зачинала мальчика или девочку (в зависимости от того, обняла ли она дерево с восточной или с западной стороны)“. Возможно, что обычай сажать на Майский праздник зеленый куст у дома возлюбленной, распространенный в Европе, берет свое начало в поверье об оплодотворяющей способности древесного духа. В некоторых частях Баварии такие кусты ставят у домов новобрачных; куст стоит до тех пор, пока молодая жена не забеременеет. В таких случаях говорят, что муж „сам для себя посадил Майский куст“. У южных славян бесплодная женщина, желающая иметь ребенка, в канун дня святого Георгия вешает на плодородное дерево новую сорочку. На следующее утро она до восхода солнца тщательно осматривает сорочку, и, если оказывается, что по ней проползло какое-то живое существо, женщина питает надежду, что в течение года желание ее исполнится. Она надевает на себя сорочку, будучи уверена, что станет столь же плодовитой, как дерево, на котором провела ночь эта часть ее туалета. У кара-киргизов,{43} чтобы зачать ребенка, бесплодная женщина катается по земле под одинокой яблоней. Наконец, в Швеции и Африке деревьям приписывается способность даровать женщинам легкие роды. В некоторых районах Швеции рядом с каждым хутором когда-то стояло деревохранитель (липа, ясень или вяз). Со священного дерева нельзя было срывать ни единого листа; любой нанесенный ему ущерб карался несчастьем или болезнью. У некоторых конголезских племен беременные женщины изготовляли себе одежду из коры некоего священного дерева в уверенности, что это дерево освободит их от связанных с родами опасностей. Предание о Латоне, которая, готовясь произвести на свет божественных близнецов Аполлона и Артемиду, обнимала пальмовое и оливковое дерево или два лавра, возможно, указывает на существование аналогичного верования у греков.
