Александр Мень - История религии (Том 5)
Вот чем будет город торжествующий, живущий беспечно,
Говорящий в сердце своем:
"Только я, и нет подобного мне!"
Каждый проходящий мимо свистнет и махнет рукою.
(Соф 2, 15)
Однако не только угнетатель и соблазнитель будет осужден, но и Израиль, который пошел по его стопам. Софония открыто выступил против тех, кто "на кровлях поклоняется воинству небесному", против "царских сыновей" и "вельмож, одевающихся в иноземную одежду". Он угрожал расплатой служителям Ваала, Молоха и Астарты и предсказывал, что сам Ягве пройдет по улицам Иерусалима со светильником; тогда не укрыться скептикам, насмешливо говорившим: "Не в силах Ягве сделать ни добра, ни зла".
Чем чаще гимны и проповеди Софонии звучали в храме, тем яснее начинал народ сознавать свою вину. А пророк не уставал твердить: "Опомнитесь, одумайтесь, люди, лишенные стыда, пока не совершилось еще предназначенное вам, пока не настигло вас пламя гнева Господня".
Пророк призывал переживших гонения верных, которых он называл "кроткими земли", сплотиться под стягом Завета. "Взыщите Ягве, все кроткие земли, исполняющие законы Его, взыщите праведности, обретите кротость, быть может, спасетесь вы в День Ягве".
Нужно помнить, что Софония выступил тогда, когда политические события на Востоке могли еще казаться многим лишь временными трудностями. Дипломатией и оружием Ассурбанипал продолжал поддерживать "статус-кво" империи. Но с каждым годом это становилось все труднее.
В 630 году Ассурбанипал был отстранен от власти, а через три года умер. Преемники его уже не помышляли о походах, силясь лишь удержать завоеванное. Эти годы погружены во мрак: летописи умолкают, памятники исчезают. Мы знаем только, что в Передней Азии хозяйничали киммерийцы и скифы. Подобно Монголам, эти кочевники шли непрерывным потоком: за конницей следовали фургоны, за фургонами-обозы. Ассирия была уже не в состоянии остановить их.
"28 лет,- говорит Геродот,- владычествовали скифы в Азии, своей наглостью и бесчинством привели все там в полное расстройство. Ведь помимо того, что они собирали с каждого народа установленную дань, скифы еще разъезжали по стране и грабили все, что попадалось (3). Происходило это уже на территории державы Ассура, которую с востока одновременно теснили мидийцы. Враги Ниневии, усвоив ее собственную военную технику, наносили ей ощутимые удары.
Ослабление Ниневии и проповеди Софонии произвели глубокое впечатление на молодого царя Иосию. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, он впервые всенародно объявил, что отвергает иноземные культы и будет отныне следовать вере своего праотца Давида (4).
Однако резко повернуть курс после полувекового засилья проассирийской партии было нелегко. Борьба при дворе длилась четыре года. В 628 году сторонники реформ и религии Ягве, вероятно, почти полностью победили. Это видно из того, что Иосия приказал выбросить из храма все изваяния ассирийских богов и разрушить их алтари.
Борьба за духовное возрождение шла рука об руку с борьбой за независимость и объединение страны. Когда в 626 году пришло известие, что правитель Вавилона Набопаласар порвал с Ниневией и в союзе с мидийцами начал против нее войну, Иосия решил, что время приспело: он повел свое войско на север и изгнал оттуда ассирийские гарнизоны. Поход сопровождался низвержением языческих эмблем. Впервые после разделения царств Палестина обретала единство, как при Давиде и Соломоне.
Казалось, рассвет Израиля, которого уже отчаялись ждать, наконец наступает. Даже пророк Софония смягчил тон своих проповедей. Тему Страшного Суда в них сменили предсказания о грядущем Царстве Божием. Он уже не называл День Ягве истребительным потопом; этот День рисовался ему как торжество "бедных" и "кротких", которое наступит, когда человечество будет прощено и обратится к истинному Богу:
Я дам народам уста чистые,
чтобы все призывали имя Ягве
и служили Ему единодушно.
(Соф 3, 9)
Только один человек в Иерусалиме не разделял общей радости и надежд. Это был Иеремия, сын Хилкии, молодой левит из Анатота. В 626 году в разгар патриотического движения он был призван на служение Слову Господню и должен был выступить против своего собственного народа.
x x x
Подобно тому как у смертного одра Северного царства Израиля стоял великий пророк Осия, так и фигура Иеремии возвышается скорбным силуэтом у конца Иудейского царства. Свидетелю его последнего взлета в годы Иосии, очевидцу Иерусалимской трагедии, Иеремии суждено было присутствовать при агонии страны и покинуть ее вместе со своим народом. Хотя он и не обладал призванием вождя, как Моисей или Илия, не был великим поэтом и основателем школы, как Исайя, тем не менее он оставил неизгладимый след в религиозном сознании Ветхого Завета.
Не случайно о его жизни и личности Библия говорит больше, чем о прочих пророках, ибо Иеремия составляет целую эпоху в профетизме. Но если бы мы захотели искать у него каких-то новых доктрин, то нас ждало бы разочарование: почти все, чему учил Иеремия, было уже сказано его предшественниками. Однако при внимательном чтении его книги нетрудно уловить одну важную черту, которая объясняет тайну его влияния: от главы к главе в ней все яснее вырисовывается яркая живая индивидуальность автора. На фоне обличении и угроз, изрекаемых от лица Ягве, время от времени прорывается и собственный голос Иеремии, звучат слова, исполненные печали, жалоб, недоумений. У пророка нет уже цельности старых титанов Библии, он - сын другой эпохи, времени пробуждения личностного начала. Знаменательно, что он был современником Архилоха, первого греческого поэта-индивидуалиста. Пророк не похож на воина Ягве, беспрекословно исполняющего Его повеления, какими были Амос или Исайя, он нередко противится Богу. Если угодно, это-посланник, сохраняющий за собой право особого мнения о том, что ему велено возвещать. Дальше любого пророка отстоит Иеремия от восточного мистицизма с его растворением личности в экстазе. Он принужден бороться с собой, чтобы сохранить верность Божиему призыву. Страдалец Осия был его предтечей, но более всего он сходен с Иовом и некоторыми из псалмопевцев (5). Человек, склонный к меланхолии, раздираемый противоречиями, привыкший видеть все в мрачном свете, Иеремия постоянно обуреваем сомнениями и мучится неразрешимыми вопросами.
В чем же заключается роль этого последнего пророка, жившего до изгнания? Чему сегодня может научить нас Иеремия? Ответить на это можно по-разному, но в любом случае ответ будет связан с особенностями его напряженной внутренней жизни, с его личным религиозным опытом. Этот продолжатель пророка Осии остается нам дорог со всеми его слабостями, ибо мы находим в нем человека, который познал тайну непосредственной живой беседы с Богом. Мир интимной молитвы, мир переживаний апостола Павла, Августина и Фомы Кемпийского уже был знаком
сердцу Иеремии. Иеремия встретил на своем пути Того, Кого ощутил как близкое Существо, Кого можно любить, с Кем можно говорить и даже спорить, как с другом. Неприступный Царь Славы, явившийся Исайе, грозный Судья, вещавший устами Амоса, Михея и Софонии, в опыте Иеремии приближается к человеку, преодолевая дистанцию, открывая Свой живой человеческий Лик. Здесь обнаруживается прямое соответствие между Откровением и воспринимающей его душой. Ярко выраженное индивидуальное самосознание пророка позволяет ему углубить личностный аспект "богопознания". При всем том меньше всего Иеремию можно назвать человеком, погруженным лишь в свои внутренние проблемы. В нем нет крайнего индивидуализма, отрывающего человека от прочих людей, он сознает себя членом народа Божия, ответственным за своих собратьев. Божественный призыв бросает пророка в самую гущу событий, побуждает его к неустанной борьбе. А борьба его была долгой и тяжкой. Иеремия не вспыхнул на короткое время огневым сигналом в ночи, подобно Амосу, Осии и Софонии, его не окружал, как Исайю, ореол почитания при жизни. Преследуемый ненавистью, отвергнутый близкими, не имеющий семьи, заклейменный как предатель, он одиноко проходил по жизни с ощущением зрячего в стране слепых. И порой не в радость становилось ему его прозрение. Только Барух, ученый человек, своей преданностью смягчал горечь всеобщего непонимания. Ему мы обязаны тем, что речи Иеремии и память о событиях его жизни были сохранены в годы изгнания.
x x x
Иеремия родился около 645 года, в конце мрачного правления Менаше. Он провел детство и юность в Анатоте - маленьком городке в нескольких километрах к северу от Иерусалима. Жители Анатота, принадлежавшие к старым левитским семьям, гордились своим прошлым. Их предки были удалены из столицы еще при Соломоне, но сохранили славные предания старины. Здесь недолюбливали царей, высоко ставили патриархальную простоту и с благоговением говорили о временах Моисея. Анатот фактически находился уже вне земель колена Иудина, и в нем были живы традиции Севера. Книга Осии и Тора с их тоской по оставленному Завету могут дать ясное понятие о настроениях, господствовавших в этом левитском поселке.
