Джордж Макдональд - Донал Грант
И потом, почему я должен страдать меньше всех других людей? Ведь я точно такой же, как все. И даже в горе вовсе не обязательно ходить хмурым и угрюмым. В конце концов, Самому Господу однажды пришлось надеть на Себя венец страданий!.. Эх, где–то вы сейчас, милая моя барышня, голубка моя? Одно мне утешение: полюбили–то вы того, кто намного лучше и достойнее меня. Кабы не это, не знаю, выдержал бы я такую муку или нет. Ну, у вас–то теперь всё будет хорошо, так что хоть об этом мне горевать не надо. Тоже неплохое утешение. Эх, Господи, как бы мне забраться к Тебе на небеса и сорвать хоть цветочек из Твоего сада, где на деревьях растут листья для исцеления всех народов на белом свете! [2] Я ведь всё прекрасно понимаю: единственное лекарство от всякого зла и беды — это жизнь, ещё больше и полнее прежней, ещё выше и лучше той, что ушла навсегда. Вот и всё! Если нынешнее горе принесёт мне такую жизнь — что ж, значит, мне должно принять его как обычное страдание, бывающее при всяком рождении. И при рождении свыше тоже — только тут больно не только матери, но и ребёнку. Наверное, в том–то и есть различие, когда человек на земле рождается, а когда на небесах.
Что ж, видно, придётся начинать всё сначала. Прошлого не вернёшь, так что пусть оно себе уходит, как вчерашний сон. Только каким он всё–таки был замечательным! И ведь кажется, он и сейчас совсем рядом, только оглянись! Но нет, нельзя. Нельзя ни оглядываться, ни смотреть, ни забыть. Как, бывает, приснится вода под лунным светом, в котором нет ни тепла, ни радости… Нет, негоже человеку днём и ночью грезить тем, о чём тоскует его душа! Ой, Господи, дай мне силы и благослови меня по Своей благой воле. На кого мне полагаться, как не на Тебя? Ты один мне и отец, и мать, и дед, и все остальные, ведь это Ты дал мне всех, кто у меня есть!
Нет, надо начинать всё заново, с этой самой минуты! Вот поднимусь с этого камня и пойду вперёд, как младший сын из старых сказок, чтобы искать и найти свою судьбу. Посмотрим, что попадётся на пути! Мир лежит передо мною, как большая книга, и что там будет на следующей странице, не узнаешь, пока эту до конца не прочтёшь. Помню, даже когда был маленький и только учился читать, никогда в книжках вперёд не заглядывал. Нет, однажды всё–таки заглянул — эх, как же мне потом было стыдно! Как будто в замочную скважину тайком подсмотрел! Тоже, кстати, было дело: один раз и в скважину подглядывал! Слава Богу, мама меня тогда так хворостиной отстегала, что я сразу понял, что худое сотворил. Итак, будь что будет! Что бы ни случилось, я знаю, из Чьей это будет руки, и потому приму с радостью и благодарностью. Ведь мама как говорит? Главная беда в том, что люди никак не хотят позволить Господу поступать по–Своему, так что Ему приходится делать Своё дело им наперекор, — ну а им, понятно, не нравится!»
С такими мыслями, Донал встал и приготовился радостно принять всё, что уже и так спешило ему навстречу. Глуп тот человек, который позволяет жизни мелькать мимо него живыми картинками. Но не менее глуп и тот, кто собственными руками отчаянно пытается остановить её и изменить чередующиеся образы. Улучшить он ничего не может, а может лишь исказить, сломать их стройный ход или даже вовсе погубить их, и потом ему не раз предстоит встретиться с их ужасными тенями и испытать горькое раскаяние.
Когда Донал оглянулся вокруг, он заметил, что в его мир уже начала возвращаться прежняя таинственная прелесть, на краткое время исчезнувшая для него с лица земли. Нет, былая красота и радость ещё не вернулись к нему в полной силе, но он как будто почувствовал наступление ещё одного рассвета, обещающего ему новое творение, новую прелесть, новую жизнь. И поворачиваясь лицом к иным горизонтам, Донал не отрекался от прошлого, а принимал то новое, что посылал ему Господь. Наверное, ему ещё не раз будет грустно, но оплакивать несостоявшуюся мечту значило бы вести себя так, как будто его несправедливо обидели, — а это, в лучшем случае, всего лишь слабость и глупость! Он встретит новую жизнь лицом к лицу и станет таким, каким Господу будет угодно его сделать.
Запахи, доносившиеся до него с пустоши, с близлежащих садов и полей, теперь казались ему ещё более душистыми, свежими и вольными; не иначе, они прилетели вместе с ветром, чтобы утешить его! Донал вздохнул, но тут же отвернулся от собственного вздоха, обратился к Богу и нашёл в Нём новую отраду и отцовскую ласку. Ветерок вился вокруг него, словно изо всех сил хотел чем–нибудь ему удружить. Река переливалась мелкой рябью и сверкала, как будто знала что–то удивительное и важное, но ещё не открывшееся людям.
Творение радуется своим тайнам, ибо все настоящие тайны — это истины, которым предстоит раскрыться и родиться на свет. На далёком горизонте небо и земля встречались, как старые друзья, никогда не расстающиеся, но каждый день обновляющие своё вечное товарищество. Мир радовался вместе с ангелами, но на этот раз не о раскаявшемся грешнике, а о человеке, шагнувшем с земной долины в иные, высшие пределы, на ещё более высокую, лучшую ступень жизни. Теперь он будет дышать горним воздухом и сверху взирать на лежащий внизу мир. В тот день ещё до того, как вокруг начали собираться сумерки, Донал Грант впервые вступил в своё новое детство в новом для него мире.
Не то, чтобы подобные мысли не приходили к нему и раньше. Но просто размышлять — это всё равно, что смотреть на предмет своих мыслей в зеркало. Знать что–то по–настоящему (так, как хочет этого Бог и как нам нужно знать истину для того, чтобы жить) — значит видеть это так, как мы видим любовь в глазах друга, и навсегда сделать это своим, как ту любовь, что друг видит в наших глазах. В этом–то и состоит главная цель жизненной битвы: сделать так, чтобы всё подлинное стало для нас воистину реальным.
Нам часто кажется, что мы верим в ту или иную истину; но на самом деле мы лишь забавляемся с ней в своём воображении. Такую веру разрушит даже самое малое противление. Воображение — чудесный помощник, ведущий нас к вере, но это ещё не вера: приснившаяся ночью еда не насытит нас и не даст силы на грядущий день. Познание Бога — это начало и конец, корень и причина всего на свете. Он щедро наделяет нас добрыми дарами и силой, любовью, радостью и совершенным благом. Он присутствует во всём и вся, во всех событиях, обстоятельствах и условиях. Он есть сама жизнь. И вера, в своём самом простом и самом могущественном виде, заключается в том, чтобы творить Его волю.
Донал шагал на восток, надеясь отыскать какую–нибудь работу. Он был бы не прочь снова стать пастухом и провести свою жизнь на лугах и в горах, как его отец, если бы не два веских соображения. Во–первых, он знал много такого, что неплохо было бы передать другим. Во–вторых, он любил проводить свои дни в обществе книг. Человек должен уметь обходиться без того, в чём ему отказано, но если сердце его стремится к чему–то честному и доброму, он волен употребить любые честные средства, чтобы этого добиться. Донал хотел немногого: быть полезным, приносить благо своим соотечественникам и жить среди книг. Если поблизости от его нового места окажется хорошая библиотека, и того лучше! Тогда можно не покупать книги самому. Ведь пока у человека нет своего собственного дома, с ними у него возни не меньше, чем с любым громоздким имуществом. К тому же, Донал знал, что время от времени его любовь к книгам угрожала перерасти в самую что ни на есть мирскую жадность: на него вдруг набрасывалось страстное желание приобретать всё новые и новые тома, складывать их грудами и накапливать их всё больше и больше. Нет, библиотека и вправду была бы как нельзя кстати.
Книги, превратившиеся в простое имущество, тоже однажды прейдут и истребятся, как и все другие земные пожитки. Всё, чем люди владеют на земле, это лишь игрушки, которые даёт им Бог, чтобы они научились распознавать, что принадлежит им лишь внешне, а что по–настоящему. И если они не научатся этому посредством обладания, то, быть может, придётся учить их с помощью потери.
Ни один прохожий, случайно повстречавший нашего босоногого Донала, не подумал бы, что тот стремится найти себе пристанище в большой библиотеке какого–нибудь старинного дома, чтобы день за днём разделять духовную трапезу с великими умами, жившими до него, — ибо Донал не был букинистом–антикваром; его душа жаждала жизни, а не стремилась к мёртвым покровам, обёрнутым вокруг неподвижных, полуистлевших мумий.
Глава 2
Встреча
Через какое–то время Донал свернул на юг, но вскоре, когда горы останутся далеко позади, собирался снова повернуть на восток. С собой у него был небольшой заплечный мешок, в котором не было почти ничего, кроме овсяных лепёшек и твёрдого сыра, приготовленного из снятого молока. Около двух часов пополудни он присел на камень недалеко от дороги и принялся за еду.
Рядом бежал горный ручеёк; поэтому–то Донал и выбрал это место для привала, чтобы не есть всухомятку. Он вообще редко пил что–нибудь кроме воды, потому что уже успел понять, что крепкие напитки в лучшем случае только мутят разум и обессиливают тело.
