Андрей Кураев - Церковь в мире людей
Чтобы миграция не превратилась в оккупацию, нужно, чтобы переселенцы усваивали культурный код того народа, на землю которого переезжают. Вы свободно захотели жить среди русских? Тогда учитесь уважать и понимать нашу культуру, в том числе и ее религиозную основу. Примите или хотя бы поймите нашу систему эстетических и этических критериев.
Эти умненькие интеллигентные дискуссии у Познера и у Шустера на тему "Можно ли преподавать Закон Божий в наших школах? А не нарушит ли это чьи—то права?" ведутся как будто в безвоздушно—правовом пространстве. А у русского населения на своей земле есть хоть какие—то права или нет? В сегодняшней ситуации вымирания неверующих и потому малодетных семей отказ в праве на изучение православной культуры равнозначен отказу русскому народу в праве на жизнь.
Хотите отстаивать светское мировоззрение? – Пожалуйста, но только в университетах, среди врослых и думающих людей, среди людей, уже прошедших погружение в культуру России. А в рязанском школьном классе, на четверть уже состоящем из нерусских детей, педагог обязан говорить о русской православной культуре только с благоговением. Презирать нашу веру этих детей и без нас научат. Но должна ли российская школа становиться их союзником в деле хулы?
Только разрешение спора вокруг изучения в школах России "основ православной культуры" даст ответ на вопрос "Who is mister Putin"? Даже проблемы "китайских" и "японских" островов кажутся мне менее значимыми.
– А сама Церковь готова ли к тому, чтобы придти в школу?
– Нет, не готова. У нас пока нет волшебно—педагогической палочки и универсально—эффективного учебника.
На мой взгляд, ни один из существующих сегодня учебников, и уж тем более самый массовый учебник Аллы Бородиной, не подходит для преподавания в общеобразовательной школе. Проблема в том, что все эти учебники отождествляют православную культуру с археологией, а Православие – со средними веками. Православно—средневековая культура представляется чем—то далеким, закованным в золотые цепи и закрытым на большой амбарный замок, ключи от которого находятся в Патриархии или в историческом музее. Учебники не дают возможности увидеть проблески Православия в современной культуре. А, значит, предлагают детям на выбор: или Православие с сопутствующей ему эмиграцией в былые века, или же современность, видящая в Православии лишь музейную ценность.
Мне бы хотелось, чтобы эти учебники показывали детям, что мир Православия – это их мир, тот, в котором живут именно они, а не их предки. И что Православие говорит не о прошлом, а о вечном. И вечное не значит "абсолютное" или "потусторонее". Православие говорит о вечных проблемах, о том, что во все века вызывало болезненный кризис у любого нормально взрослеющего и думающего человека.
Увы, все существующие сегодня учебники по ОПК ничем не помогают самопознанию подростка. Я же надеюсь, что уроки ОПК будут построены по принципу "наше понимание ваших проблем".
Кроме того, все знакомые мне учебники по "основам православной культуры" забывают, что культура – это не только иконы, фрески, храмы, это – прежде всего внутренняя культура человека, его психология, его опыт самопознания. А православная психология – это православная аскетика, речь о которой не возможна без разговора о православном монашестве. Речь не идет о том, чтобы всех со школьной скамьи направлять в монашество. Но объяснить, какую красоту и радость находят православные в монашеском идеале, необходимо.
Мне бы хотелось, чтобы курс "основ православной культуры" давал детям не только знание о Православии, но и помогал бы им взрастить в своих сердцах любящее, доброе отношение к родной вере. Нет, не саму веру (ибо это было бы уже религиозным образованием), а доброе отношение к вере родной земли. Мне бы хотелось, чтобы люди смотрели на Православие хотя бы глазами Николая Некрасова. Некрасов лично был, наверное, неверующим человеком. Но перед русским храмом он благоговел – ибо этот храм был для него святыней. Храм, в его понимании, был освящен не Духом Святым, а слезами русских баб, которые все свои боли (как и радости) приносили сюда, к порогу сельской церквушки… Толстой, любя русский народ, не смог полюбить его любовь к Православию. Некрасов в этом отношении был последовательнее. Вот мне и хотелось бы, чтобы "добрым глазом" воспитанники российских школ смотрели на русское Православие. И в какой же Конституции это запрещено?
Увы, но именно чувства любви и радостного интереса к знакомству с Православием нынешние учебники не пробуждают.
И отдельная проблема – педагоги. Для преподавания "основ православной культуры" нужны педагоги, которые не только хорошо знают историю и культуру, а педагоги, способные радостно переживать Православие. Только такие педагоги идут к детям с тем, чтобы чем—то поделиться, а не для того, чтобы что—то запретить. Не для того, чтобы что—то заклеймить в современной молодежной культуре, а для того, чтобы чем—то одарить. Я думаю, что пока этот камень не будет сдвинут с места, большой социальной отдачи от появления православных учебников в школе ожидать не приходиться. Чтобы не воспитать новое поколение воинствующих безбожников, которые через всю жизнь будут нести чувство отторжения от Церкви, спровоцированное в них школьной обязаловкой, нужны прежде всего перемены в самой нашей церковной жизни. Нам нужно восстановление праВо-славия: умение радоваться Богу.
Но сколько бы ни было трудностей на пути ОПК в школы, важно, чтобы такая задача была поставлена. Я считаю, что уже пора поставить точку над бесконечными спорами: можно или нельзя? Пора повернуть решение вопроса в другую плоскость: как?
– А если все же не будет дан зеленый свет ОПК, у вас есть запасные варианты сотрудничества со школой?
– Островки надежды можно было бы сохранить, если бы ввели так называемые образовательные ваучеры. Эту идею обсуждали в начале 90—х, но потом почему—то похоронили. Ваучер – это именной чек, который должен выписываться на ребенка и обеспечивать его суммой, необходимой для получения среднего образования. Предполагалось, что этот чек ребенок приносит при поступлении в школу, на счет которой и перечисляются бюджетные деньги, предназначенные на обучение именно этого человека. Такая практика привела бы к появлению конкуренции и уровняла бы государственные, частные, национальные и религиозные школы. К тому же все эти школы получали бы ровно столько средств, сколько необходимо для обучения поступивших детей. А родители знали бы, что в конфессиональной школе ребенок получит не худшее светское образование, чем в обыкновенной средней школе. В таком случае мы смогли бы даже оставить разговоры о преподавании основ православной культуры во всех школах, потому что появились бы нормальные условия для создания просто русских школ.
У нас существуют татарские школы, украинские, турецкие, азербайджанские, грузинские, но стоит только заговорить о русских школах, сразу слышатся обвинения во всех самых страшных грехах против политкорректности. Я убежден, что при прочих равных условиях очень многие родители отдали бы своих детей в православно—ориентированные школы.
Однако все административные вопросы остаются нерешенными. Сейчас министерство образования идет по пути отката даже от тех договоренностей, которые были достигнуты с прежним правительством. Более того, под угрозой финансирование общеобразовательных предметов в православных школах. Пока церковные школы за счет прихода вели преподавание только религиозных предметов, а общеобразовательные уроки финансировались как в обычных школах.
И это разумно: дети не должны страдать из—за религиозности своих родителей. Если ребенка отдали в православную гимназию, это не должно ограничивать выбор им своей после—школьной судьбы. Он должен получить светское образование, которое, как минимум, не уступает тому, которое получают его сверстники в обыкновенных школах и иметь равные с ними условия для поступления в светский университет.
Отказ от этой схемы означает курс на маргинализацию детей из религиозных семей.
В заключение этой темы еще раз повторю наши тезисы: православная культура – культура большинства жителей и регионов России. А православная вера – вера меньшинства жителей России.
Как большинство мы спрашиваем: "да что за демократия у нас такая, что православная культура на порог школы не пускается?! Давно ли Россия оккупирована? И, интересно – кем?!".
Как меньшинство мы говорим: государство должно помочь сохранению уникальной и уже малочисленной культуры.
Нам слишком рано и настойчиво стали твердить, что демократия – защита прав меньшинств. Это верно. Но лишь в "университете демократии". А в "школе демократии" демократия – это уважение прав и интересов большинства. Пока еще российское государство не прошло "школу" демократии, а от нас требуют уже «академических» стандартов. Вот когда российская государственная школа научится уважать русское Православие – после этого можно будет ставить вопрос из университетской программы. А пока школьные учебники твердят, что Воланд это воплощение абсолютной истины и справедливости, а император Константин и князь Владимир приняли христианство для удобства эксплуатации крестьян…
