Протоиерей Александр Мень - Александр Мень. О себе…
Пасха. 1990 г.
Я была недавно в Тюмени, там познакомилась с одним священником. Разговаривала с ним — такой нормальный человек, милый, и вдруг в какой–то момент он мне говорит: да, я Москве не доверяю, там полно сионистов… Там Церковь полна евреев…
Сионистофобия — это типично. В семьдесят пятом году, пятнадцать лет тому назад, я давал интервью, которое напечатали в Париже. И там меня спрашивали, есть ли антисемитизм в Церкви. Я говорю: я не сталкивался. В массовом масштабе. Прошло пятнадцать лет — полностью изменилась картина. Я бы уже так не сказал сейчас. Это стало одной из характерных черт, к сожалению.
Вы… еврейского происхождения?
Да.
Мне неловко так спросить…
Ну а что тут такого?
Дело в том, что вы, в вашем положении, просто идеальная мишень для антисемитизма.
Ну, разумеется, разумеется, я это ощущаю. Я служу давно, тридцать с лишним лет, но это — только теперь. В настроениях, в разговорах — в общем, во всем.
Сейчас в консервативных кругах есть идентификация коммунистов и евреев?
Да, но это искусственно, потому что много евреев среди большевиков было лет шестьдесят тому назад. Мое поколение уже этого не помнит. Я помню власть, которая состоит из русских, украинцев и кавказцев. Еврей там был один Каганович.
Тогда проблема заключается в том, что народ не хочет признаться в своем соучастии в том, что произошло в этой стране?
Сделайте сравнительный анализ денацификации в Германии и десталинизации у нас. И вы поймете.
А вы лично — как вы представляете себе вашу работу в этом смысле?
Никак. Я работаю! Есть люди, которые пишут историю, а есть люди, которые в ней живут и действуют. Я принадлежу ко второй категории.
Да, но когда вы проповедуете, у вас есть какие–то мысли…
Вот здесь эти мысли все! (Показывает на Библию.) В Библии…
Конечно. Евангелие — основа жизни.
[Из письма Михаилу Гальперину]У нас жизнь трудная, но насыщенная работой. Что будет завтра — не знаем. Пока же я делаю что могу: служу, начинаю воскр[есную] школу, институты, радио, ТВ, пресса и пр. Кроме того — больницы и др. Даже с заключенными интенсивно переписываемся. Теперь им разрешают слать лит–ру. В день — около 10 писем. За все это — слава Богу.
Август 1990 г.
Основные жизненные принципы христианства
Вы просите меня изложить мое кредо. Хотя кредо каждого христианина и, разумеется, священника, уже выражено в Символе веры, ваш вопрос вполне законный. Христианство не есть «идеология», отвлеченная доктрина или застывшая система обрядов.
Христианин обретает средоточие своей веры во Христе Иисусе, Им измеряет и оценивает все (Гал 2.20; Откр 1.8);
• воспринимает откровение о внутрибожественной, троичной Тайне как свидетельство о любви Божией и как призыв к единству в любви (Ин 3.16; 17.21; 1 Ин 4.8);
• верит, что приход на землю Богочеловека не был односторонним божественным актом, но призывом к человеку ответить на любовь Божию (Откр 3.20).
Христианин видит в вере не отвлеченное убеждение, а всецелое доверие к Богу, явленному во Христе (Рим 4.3);
• внимает Слову Божию, которое запечатлено в Писании, но остерегается буквально толковать каждую строку Библии, особенно Ветхого Завета (Рим 7.6);
• верит, что один и тот же Бог открылся в обоих Заветах, однако открывался постепенно, в соответствии с уровнем человеческого сознания (Евр 1.1–2);
• не требует ощутимых знамений (Мк 8.11–12), памятуя о том, что творение — чудо (Пс 18.2);
• отказывается объяснить зло в человеке только его несовершенством или «пережитками звериной природы», а верит в реальность метафизического зла (Ин 8.44);
• отвергает попытки найти в Писании или у отцов Церкви естественнонаучные сведения, пригодные для всех времен;
• рассматривает научное исследование Библии и церковной истории как важное средство для уяснения смысла Откровения и реальных обстоятельств Священной истории.
Христианин познает присутствие и действие Христа в Церкви, а также в жизни вообще, даже в самых простых, обыденных ее проявлениях (см. притчи Господни, в частности Мф 6.28–29);
• верит, что Церковь живет и возрастает силой Христовой (Мф 16.18; 28.20);
• верит, что Христос являет Себя в таинствах Церкви, в ее освящении мира, в ее учительстве и делах служения (1 Кор 11.26; Мф 18.19–20; Рим 6.11; Мф. 28.18; Лк.10.16), но знает, что ни одна из этих сторон церковной жизни не является самодостаточной, ибо Христос пришел и как Спаситель, и как Целитель, и как Наставник;
• различает грань, отделяющую Предание (дух веры и учения) от «преданий», среди которых есть немало фольклорных и преходящих наслоений на религиозной жизни (Мк 7.8; Кол 2.8);
• чтит обрядовые формы благочестия, не забывая ни на мгновение, что они вторичны в сравнении с любовью к Богу и к людям (Мф 23.23–24; Мк 12.28–31);
• верит в значение иерархического и канонического принципа в Церкви, видя в них свойство структуры деятельного организма, имеющего практическое призвание на земле (1 Кор 12.27–30);
• знает, что богослужебные и канонические уставы менялись на протяжении веков и в будущем не смогут (и не должны) оставаться абсолютно неизменными (Ин 3.8; 2 Кор 3.6,17). Это же относится и к богословскому толкованию истин веры, которое имело долгую историю, фазы раскрытия и углубления (так, отцы Церкви и Соборы вводили в обиход новые понятия, которых нет в Писании);
• не боится критически смотреть на прошлое Церкви, следуя примеру учителей Ветхого Завета и св. отцов;
• расценивает все бесчеловечные эксцессы христианского прошлого (и настоящего): казни еретиков и т. п. — как измену евангельскому духу и фактическое отпадение от Церкви (Лк 9.51–55);
• знает, что противники Христа (беззаконный правитель, властолюбивый архиерей, фанатичный приверженец старины) не принадлежат только евангельской эпохе, а возрождаются в любое время, под разными обличиями (Мф 16.6);
• остерегается авторитаризма и патернализма, которые коренятся не в духе веры, а в чертах, присущих падшей человеческой природе (Мф 20.25–27; 23.8–12);
• переживает разделение христиан как общий грех и нарушение воли Христовой (Ин. 10.16); верит, что в будущем грех этот будет преодолен, но не на путях превозношения, гордыни, самодовольства и ненависти, а в духе братской любви, без которой призвание христиан не может быть осуществлено (Мф 5.23–24);
• открыт всему ценному, что содержится в христианских исповеданиях и нехристианских верованиях (Ин 3.8; 4.23–24);
• считает отделение Церкви от государства оптимальной ситуацией для веры и усматривает опасность в самой идее «государственной религии»;
• ценит национальные облики Церквей как конкретные, индивидуальные воплощения человеческого духа и Богочеловеческой тайны. Однако это не заслоняет вселенского характера Церкви;
• относится к многовековому культурному творчеству Церкви не как к ошибке, а как к реализации даров Божиих.
Христианин знает, что достоинство личности, ценность жизни и творчества оправдываются тем, что человек является творением Божиим (Пс 8);
• исповедует свободу как один из важнейших законов Духа, рассматривая при этом грех как форму рабства (2 Кор 3.17; Ин 8.32; Рим 6.17);
• верит в возможность стяжания человеком Духа Божия, но, чтобы отличить это стяжание от болезненной экзальтации («прелести»), судит по плодам Духа (Гал 5.22–23);
• вслед за апостолом Павлом смотрит на человеческое тело как на храм Духа (1 Кор 6.19), хотя и несовершенный в силу падшего состояния природы; признает необходимость попечения о нем (1 Тим 5.23), если оно не переходит в «культ плоти»;
• верит в святость человеческой любви, если она соединена с ответственностью, верит в святость семьи и брака (Быт 218,23–24; Мф 19.5);
• в соответствии с соборными решениями смотрит на брак и на монашество как на «равночестные», если только монашество не принимается под влиянием честолюбия и других греховных мотивов;
• не отвергает добра, даже если оно исходит от людей безрелигиозных, но отвергает насилие, диктат, ненависть, даже если они прикрываются именем Христовым (Мф 7.21; 21.28–31; Мк 9.40);
• рассматривает все прекрасное, творческое, доброе как принадлежащее Богу, как сокровенное действие благодати Христовой;
• считает, что зараженность той или иной сферы грехом не может служить поводом для ее отвержения. Напротив, борьба за утверждение Царства Божия должна вестись в средоточии жизни;
• сознает, что Евангелие «аскетично» не столько тенденцией бегства от мира, сколько духом самоотвержения, борьбой с «рабством плоти», признанием господства непреходящих ценностей (Мф 16.24);
• видит возможность реализовать христианское призвание человека во всем: в молитве, труде, созидании, действенном служении и нравственной дисциплине;
• не считает разум и науку врагами веры. Просвещенное духом веры знание углубляет наше представление о величии Творца (Пс 103; 3 Цар 4.33; Пс 88.6);
