Алексей Осипов - Путь разума в поисках истины. Основное богословие
И если человека мы называем святым, то этим мы не на нравственность его указываем для такого указания есть и соответствующие слова, — а на его своеобразные силы и деятельности, качественно не сравнимые со свойственными миру, на его вышемирность, на его пребывание в сферах, недоступных обычному разумению… нравственность же такого человека, не входя сама в состав понятия святости, отчасти служит одним из благоприятных условий его вышемирности, отчасти же проявляется как следствие таковой. Но связь этих двух понятий устанавливать нужно нитями нежными и очень гибкими… Так, следовательно, если о нравственном поступке будет сказано: «святое дело», то тут имеется в виду не кантовская его, имманентная миру, нравственная направленность, но антикантовская, миру трансцендентная соприсносущность неотмирным энергиям. Называя Бога Святым, и Святым по преимуществу, источником всякой святости и полнотою святости… мы воспеваем не Его нравственную, но Его Божественную природу…
О том же свидетельствует и этимологическое рассмотрение еврейского слова «кадош», «святыня»… этой этимологией устанавливается и более определенно, в чем именно состоит особенность святого: оно есть то, что находится над обычным и что в обычном является, выступая из себя своим светом, излучениями своими, своими светоносными энергиями…
Понятие святости имеет полюс нижний и полюс верхний и в нашем сознании непрестанно движется между этими полюсами, восходя вверх и нисходя обратно. Взятое в своем внутреннем движении, понятие святости может быть представлено как лествица примерно с такими ступенями: небытие — мир исключение — избрание — очищение — искупление — Свет — Бог. И лествица эта, проходимая снизу вверх, мыслится как путь отрицания мира, как via negationis (лат. — «путь отрицания»), как οδόζ άνω (греч. — «путь вверх») от мира к Богу, как вехи апофатического богословия. Но она может рассматриваться и как проходимая в направлении обратном. И тогда она будет мыслиться как путь утверждения мировой реальности через освящение этой последней, как via роsitionis (лат. — «путь положения, утверждения»), как οδόζ κάτω (греч. — «путь вниз») от Бога к миру» [184].
5. Обожение
Суммируя приведенные мысли отца Павла о святости, можно отметить в них следующие основные положения. Первое, апофатический момент: святость — это чуждость по отношению к миру греха, полное отрицание его. Второе, катафатический момент: святость — это не просто чистое отрицание, но и конкретное положительное содержание. Природа святости Божественна. Святость онтологически утверждена в Боге, и потому она есть не просто моральное совершенство, хотя и соединена с ним неразрывно, но «соприсносущность неотмирным энергиям». Третье, синтетический момент: святость есть не только отрицание всякого зла этого мира и не только явление иного мира, Божественного, но и незыблемое утверждение «мировой реальности через освящение этой последней».
Этот третий момент наиболее полно говорит о характере святости. Святость есть не что-то самозамкнутое, но активная сила, имеющая глубокое преображающее воздействие на человека и мир в целом, и потому она прямо отвечает обетованию Божию о мире. Это окончательное обетование, классически выраженное у апостола Павла:
«Будет Бог все во всем»
(1 Кор. 15, 28), означает, что последняя цель и совершенный смысл всего существующего, и в первую очередь человека, состоит в полном его преображении и единении с Богом. Это единство с Богом есть идеальное благо, ибо Бог есть само Благо в подлинном и полном смысле этого слова. Но достижение его есть постепенный процесс, имеющий и свое направление, и свои условия, и свои критерии. Поэтому познание этого процесса и всей совокупности условий, необходимых для его нормального осуществления, составляет главнейшую христианскую задачу, стоящую на пути освящения всей мировой реальности. В конечном счете весь мир, а не только святые, должен стать иным (
«И увидел я новое небо и новую землю»
— Откр. 21, 1). Он весь должен являть собой Бога. То есть человечество и весь космос должны освятиться и преобразиться по образу Воскресшего Христа. Но в этом процессе со стороны творения активную роль может играть только человек, и потому на него возлагается вся полнота ответственности за тварь (Рим. 8, 19-21).
И здесь с особой силой проявляется значение святых, стяжавших уже в условиях земного бытия Духа Святого и тем самым ставших начатком будущего всеобщего и полного освящения. Своим подвигом, молитвой и духовным воздействием они для многих пролагают путь в Царство Божие. И не только их совершенная нравственная жизнь оказывается светом, свидетельствующим об Отце Небесном (Мф. 5, 16), но в неизмеримо большей степени их облагодатствованность и зримые дары Духа Святого, как реальные знаки того,
«что приготовил Бог любящим Его»
(1 Кор. 2, 9), являются великим стимулом духовной жизни для спасаемых.
Это состояние святых обозначается в православном богословии термином «обожение», который наиболее точно и полно выражает существо святости и конечной цели человеческой жизни. Обожение есть то стяжание Духа Святого, преображающее христианина, о котором говорит преподобный Серафим Саровский и в котором Дух Божий часто очевидно для окружающих, действовал в святых чудесами, прозрениями, различными знамениями. Эти деяния скорее естественны для христиан, нежели чудесны, в силу их веры, о которой сказал Спаситель Своим ученикам по Воскресении:
«Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов, будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы»
(Мк. 16, 17-18). Большинство же христиан, следовательно, имеют неполноценную веру, хотя они также призваны
«к почести высшего звания»
(Флп. 3, 14), как получившие залог Духа Святого в Крещении.
Святые, таким образом, самим своим пребыванием в мире свидетельствуют не только о норме христианской веры и жизни, но и дают возможность осознать всем христианам свое глубокое несовершенство и, отсюда, необходимость в Боге Спасителе, что является главнейшим моментом в духовной жизни и необходимым условием спасения.
Но новая жизнь невозможна без усвоения новых свойств.
«Не вливают… вина молодого в мехи ветхие… но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое»
(Мф. 9, 17), то есть только с приобретением — через исполнение заповедей Евангельских и покаяние свойств нового человека можно влить в христианина «новое вино» — Духа Святого, дающего верующему вкусить,
«как благ Господь»
(Пс. 33, 9). Тем самым открывается и подлинное значение христианского подвига, который является лишь необходимым средством для обожения, а не самодовлеющим источником святости, поскольку и высокая нравственность, и аскетизм возможны и по ложным мотивам. Преподобный Серафим так и говорит: «Истинная цель жизни нашей христианской есть стяжание Духа Святого Божия. Пост же, бдение, молитва, милостыня и всякое Христа ради делаемое добро суть средства для стяжания Духа Божия». И продолжает: «Заметьте, что лишь ради Христа делаемая добродетель приносит плод Духа Святого… Так что все же не в добродетелях дело, а в плодах Духа Святого, даруемого нам через них» [185].
Поэтому далеко не каждое проявление благочестия и аскетическая жизнь сами по себе рассматриваются в Православии как явления безусловно положительные. В конечном счете, о подлинной святости свидетельствуют не наружное благочестие и не подвижничество, а богоподобные свойства, как очевидные знаки обожения христианина.
6. Законы жизни
Своим Вознесением Господь показал, к какой высоте богоподобия призван и, следовательно, способен человек, созданный по образу Божию. Человеческое естество оказалось превыше всех творений. Богоматерь, Дева Мария, честнейшая Херувим и славнейшая без сравнения Серафим, подтвердила это величием Своей духовной красоты уже в чисто человеческом плане. Сонм святых образует собой новую живую лествицу Иакова, вершиной которой является Богочеловек Христос Иисус. Это — лествица богоподобия, к полноте которого предназначен богозданный человек. Богоподобие и есть красота души [186], предельное обожение, священное стяжание Святого Духа, полное преображение ветхого человека в нового, есть богочеловечество, поскольку богоподобный человек является полноценным членом богочеловеческого организма — Церкви. Оно есть подобие Божественным свойствам, из которых многие открыты и в различной степени доступны восприятию человеческому, но многие и невыразимы (2 Кор. 12, 4) [187].
