Кэтрин Лири Олсдорф - Зачем работать. Великие библейские истины о вашем деле
Другая причина отстраненности состоит в «тонком», то есть слишком интеллектуальном, понимании всеобщей благодати. Как мы уже говорили, все люди обладают каким-то знанием о Боге и его свойствах и это знание сознательно отвергают. Но христиане могут считать, что это знание в основном (если не исключительно) состоит из когнитивной информации, которую можно извлечь и передать в виде наших доказательств бытия Божьего, истинности христианства и так далее. Иными словами, мы понимаем это врожденное знание о Боге как нечто слишком интеллектуальное.
Но текст стихов 18–25 главы 1 Послания к Римлянам дает нам куда более полную и динамичную картину того, как общее откровение или всеобщая благодать действуют в реальной жизни. Истину подавляют (стих 18), но она продолжает преследовать нас. В стихе 20 говорится: «Потому что Его невидимые свойства… со времени сотворения мира постигаются разумом через созерцание сотворенного. Так что нет им извинения!»[181]. В оригинале слова, переведенные как «постигаются» (nosumena) и «созерцание» (kathopatai) есть пассивные причастия настоящего времени. Таким образом, реальность Божьей природы и наши обязанности перед ним постоянно стоят у нас перед глазами. Это не статичные вещи, не какие-то интеллектуальные тезисы, но скорее всегда свежее и настойчивое давление на сознание, которое испытывает каждый человек.
Если это верно, значит, любой артефакт человеческой культуры есть позитивный ответ на общее откровение Божье, и одновременно – отказ бунтовщиков подчиниться верховному правлению Бога над нами (Рим 1:21).
Если мы придаем слишком большое значение бегству от культуры, мы с большей вероятностью сделаем себе идолов из каких-то более «респектабельных» вещей
Таким образом, как мы можем видеть, любая культурная продукция (вспомним, что все, что мы делаем на работе, есть также разновидность культурной продукции) – это диалог между врожденным утвердительным ответом на всеобщую благодать Бога и идолопоклоннической и бунтовщической природой наших сердец. Потому человеческая культура представляет собой сложную смесь светлых истин, искаженных полуистин и открытого сопротивления истине. «Утрата любой веры не означает, что был начисто уничтожен религиозный инстинкт. Это просто означает, что такой инстинкт, временно сдерживаемый, будет искать себе объект где-то еще»[182].
Вот любопытный пример такого диалога.
Среди прочих фильмов мы показываем учащимся «Три сезона», вьетнамо-американский фильм с четырьмя взаимосвязанными эпизодами. Одна история связана с водителем трехколесного такси (что-то среднее между велосипедом И повозкой рикши) по имени Хай, влюбленного в проститутку, молодую женщину, работающую около автомобилей, которая мечтает с помощью своего ремесла выбраться из нищеты и оказаться в прохладном И чистом мире роскошных отелей, расположенных неподалеку от места, где она ждет клиентов. Хай получил какие-то деньги в награду после победы в соревновании на своем драндулете и платит 50 долларов за то, чтобы провести с нею ночь. Он снимает комнату в роскошном отеле, и далее зритель ожидает увидеть типичную эротическую сцену любви. Но, вопреки ожиданиям, он не трогает ее. Он просто хочет посмотреть, как она спит, как она отдыхает в том мире, куда она мечтает попасть. Постепенно, чувствуя себя спокойно, она засыпает. А он покидает ее утром: он ничего не требовал от нее, но только хотел исполнить ее желание войти в роскошный мир. Что-то переворачивается в проститутке, и она уже не может вернуться к своей прежней работе. [Нечто подобное происходит в «Отверженных», где милосердие епископа преображает сердце Вальжана, который становится честным человеком.] Это сильная сцена, совершенно неожиданный проблеск хрупкой красоты и бескорыстной меняющей жизнь любви. Насколько я знаю, режиссер и сценарист фильма Тони Буи не христианин и, быть может, никогда не слышал о Евангелии… Но моменты красоты и истины [и необычайно яркие образы спасительного свершения Христа] свидетельствуют о работе Бога, который хранит в нас достойный И яркий образ себя, несмотря на разрушительное действие греха[183].
Дуализм против интеграции
Когда христианин отвергает популярную культуру, это обычно оборачивается для него дуализмом в сфере работы. Под дуализмом здесь понимается стена, отделяющая священное от светского. Это прямое последствие «тонкого» представления о грехе, всеобщей благодати и провидении Божьем.
Дуализм заставляет кого-то думать, что труд, угодный Христу, должен открыто утверждать его имя. Они стремятся создавать произведения искусства, которые прямо говорят об Иисусе, или преподавать религиозные предметы в христианской школе, или работать в организации, где трудятся исключительно христиане. Или же они дают всем понять, что ведут группы изучения Библии в офисе по утрам до начала работы. (Вспомните, как Лютер возмущался тенденцией разделять людей по их занятости на «духовное сословие» и «временное сословие».) За такого рода дуализмом стоит неспособность увидеть всю широкую картину всеобщей благодати, а также понять сложную глубину человеческого греха. При таком взгляде люди не замечают того, что труд нехристиан всегда хоть в какой-то мере содержит Божью всеобщую благодать, а в то же время отражает и разрушительное действие греха. И они не могут видеть, что труд христиан, даже если при этом открыто упоминается имя Иисуса, также значительно искажен грехом.
Противоположный дуалистический подход тем не менее встречается еще чаще – он основан на нашем опыте, и с ним еще сложнее бороться. При таком подходе христиане вспоминают о том, что они христиане, только когда что-то делают в церкви. Их христианская жизнь – это то, что они делают воскресным утром и вечерами на неделе, когда занимаются какими-то «духовными» делами. Прочее время они не думают о тех ценностях, которые они без критики потребляют и которыми живут. В своей жизни и работе «во внешнем мире» они без разбора принимают и воплощают в действиях все ценности культуры с ее идолами, такими как Я, поверхностное впечатление, техника, личная свобода, материализм и другие проявления экспрессивного индивидуализма. В то время как первая форма дуализма отвергает значение того, что у нас общего с миром, вторая форма игнорирует особый характер христианского мировоззрения – тот факт, что Евангелие меняет все вещи, а не только вещи религиозные.
Христиане никогда не бывают такими прекрасными, какими должны были бы их сделать их правильные представления, а нехристиане не так ужасны, как следовало бы ожидать на основе их заблуждений
Интеграция веры и работы противостоит дуализму. Мы должны стремиться участвовать в жизни нашего культурного и профессионального мира, то есть в жизни мира нехристиан. Наше «толстое» понимание греха не позволяет забыть о том, что даже откровенно христианские труд и культура всегда содержат след идолопоклонства. Наше «толстое» представление об общей благодати не позволяет забыть о том, что даже откровенно нехристианские труд и культура всегда содержат в себе какое-то свидетельство о Божьей истине. Христиане никогда не бывают такими прекрасными, какими должны были бы их сделать их правильные представления, а нехристиане не так ужасны, как следовало бы ожидать на основе их заблуждений, а потому нам следует занять позицию критического взаимодействия с культурой и ее проявлениями в каждой сфере работы. Так мы будем учиться распознавать полуистины и сопротивляться идолам, а также научимся узнавать и прославлять проблески справедливости, мудрости, истины и красоты, которые будут нам попадаться во всех аспектах жизни. В итоге понимание Евангелия и библейского учения о взаимодействии с культурой должно научить христиан в максимальной степени ценить то, что совершает Бог через труд наших коллег и ближних.
11. Новый компас для труда
Вот, в день поста вашего вы исполняете волю вашу и требуете тяжких трудов от других… Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, И скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся.
Книга пророка Исайи 58:3, 6–7Этические рамки
Вскоре после финансового кризиса 2008 и 2009 годов автор воскресной колонки в газете The New York Times написала о своей подруге, работавшей до своего увольнения в инвестиционном банке. Она была трудоспособной, справедливой и честной работницей и щедро тратила заработанные деньги на друзей и благотворительные проекты. Однако она отвечала за секьюритизацию субстандартных закладных, студенческих займов и задолженностей по кредитным картам. «Все эти долги она собирала в подобие паззла и продавала инвесторам, но ей не приходило в голову, что эта деятельность приближала финансовую катастрофу – хотя, быть может, ей стоило об этом подумать».[184] Почему она этого не замечала? Многие на Уолл-стрит задают подобный вопрос самим себе и другим. Все дело в том, что наши идолы эпох Современности и Постмодерна мешают нам задаваться такими вопросами. Они говорят, что если мы не нарушаем закона и если все так поступают, остается только один важный вопрос: поможет ли это делать деньги?
