Евгений Поляков - Но кому уподоблю род сей?
Для более ясного понимания того, о чем мы хотим сказать, мы можем предложить читателю поставить рядом определение веры по Павлу, где говорится об осуществляемом ожидаемом и уверенности в невидимом и уже приведенные нами как-то раз слова, которые связывает с верой Тертуллиан: «Верую, ибо абсурдно.» Об осуществлении какого ожидаемого можно говорить, если то, с чем связана вера, абсурдно? Как можно быть уверенным в невидимом, если в этом невидимом есть хоть доля абсурда? Что можно познать абсурдной верой? О какой благодати, связываемой с такой верой можно говорить? И истинна ли такая вера или суетна?
Другие, путая глаголы «познавать» и «видеть» объявляют Невидимого и непознаваемым, и верят в непознаваемость Бога или какой-то части Его Закона. И, коль скоро они так верят, то по вере их и бывает им (Мф 9:29): они оказываются в роли «всегда учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины» (2 Тим 3:7), и, ясное дело, свободы им не видать...
5бХотя мы и оговорились, что для тантры слишком много чести быть уподобленной идоложертвенным яствам, примеры, которые мы приводили, все же могут оставить читателя в соблазне относительно того рода пищи, которую именно тантра и иже с ней символизируют. Дело даже не в собственно тантре, ибо на ее место можно поставить и некоторые другие учения. Забудем о тантре. А поговорить нам нужно еще об одном символе того, что входит или может входить в чрево. То, о чем мы хотим говорить, в пищу непригодно — непригодно настолько, что даже нет смысла включать в закон или в учение соответствующую заповедь. О чем мы говорим? Да о яде, конечно же!
То, что яд — не могущий быть понимаем буквально символ, следует хотя бы из слов о нечестивом: «Если сладко во рту его зло, и он таит его под языком своим, бережет и не бросает его, а держит его в устах своих: то эта пища его в утробе его превратится в желчь аспидов внутри его. Имение, которое он глотал, изблюет: Бог исторгнет его из чрева его. Змеиный яд он сосет; умертвит его язык ехидны.» (Иов 20:12-16), — тут ясно видна и связь с пищей, и все, что с употреблением и приготовлением такой пищи связано. «С самого рождения отступили нечестивые; от утробы [матери | заблуждаются, говоря ложь. Яд у них — как яд змеи...» (Пс 57:4,5); «Они злое мыслят в сердце, всякий день ополчаются на брань| изощряют язык свой, как змея; яд аспида под устами их. (Пс 139:3,4 );«Яд аспидов на губах их.» (Рим 3:13). Не вызывает никакого удивления связь яда со змеями, аспидами, да и с производящими мучения (ср. Отк 9:5) скорпионами тоже — эти символы нам уже знакомы.
Связано ли то познание с другими видами запрещенной пищи? Безусловно, и вот пример такой связи с вином — ложным откровением: «Виноград их от виноградной лозы Содомской и с полей Гоморрских; ягоды их ягоды ядовитые, грозды их горькие; вино их яд драконов и гибельная отрава аспидов.» (Вт 32:32,33).
И еще одно предупреждение относительно вина: «У кого вой? у кого стон? у кого ссоры? у кого горе?.. У тех, которые долго сидят за вином, которые приходят отыскивать [вина] приправленного. Не смотри на вино, как оно искрится в чаше... впоследствии оно, как змей, оно укусит, и ужалит, как аспид; глаза твои будут смотреть на чужих жен, и сердце твое заговорит развратное.» (Прит 23:29-33). Как видим укусы змей и жала аспидов, хотя, быть может, и не совсем логично, ведут к тому греху, который мы пока сознательно выпустили из рассмотрения — разврата, блуда.
Ограничимся этим упоминанием символики яда —вряд ли такого рода входящее во чрево заслуживает большего. Тем более, что «ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека.» (Мк 7:15). Именно на это следует обратить внимание и в приведенных словах о яде нечестивых. Мы же не забудем: «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения... будут брать змей; и если что смертоносное выпьют не повредит им.» (Мк 16:18). Боимся, однако, что сии слова относятся не ко всем нашим читателям.
6То, к чему мы собираемся перейти теперь, может на первый взгляд показаться совсем не относящимся к тому, о чем мы говорим в этой главе. Однако мы увидим, что последующий материал имеет прямейшее отношение к теме познания и веры. Не интригуя читателя более, сообщим, что речь идет о притче о неверном управителе, которую мы уже упоминали в начале нашей книги.
Прежде, чем мы перейдем непосредственно к исследованию, заметим, что притча эта, приведенная одним только Лукой, является уникальным в своей оторванности от остального библейского материала фрагментом, ибо она не имеет ни малейших намеков на наличие параллельных мест во всем Священном Писании. Начиная этот раздел, мы сказали слова «на первый взгляд», но сие не совсем верно, а вернее совсем неверно, ибо притча о неверном управителе оказалась во тьме неразумения не только с первого, но и с тысячного взгляда, и потому ни один из экзегетов, независимо от конфессиональных пристрастии, так и не смог дать такого ее истолкования, которое было бы свободно от внутренних или иных противоречий, что также являет собой уникальность этой притчи. Вот вам и правило, согласно которому считается, что чем ближе толковник стоит ко времени откровения, тем больше у него шансов проникнуть в тайну Священного Писания, откуда и берет начало обычай возвеличивания мнений так называемых отцов. Так, что же, если мы стоим дальше, нежели многие отцы и учителя, от времени ставшего законом откровения, то неужели же нам нужно и вовсе опустить руки. Никак! Но мы верим, что «есть на небесах Бог, открывающий тайны.» (Дан 2:28), и что Он Всемогущи в открытии нам Своих тайн, да и Самого Себя.
В начале будет совсем нелишне вспомнить слова Моисея Маймонида: «повествование, которое противоречит и рассудку, и здравому смыслу... содержит иносказание... и чем более нелепость буквы, тем глубже мудрость духа.» Ибо именно с таким случаем предстоит нам иметь дело, и еще даже не найдя вовсе никакого смысла притчи о неверном управителе, лишь на основании полной бессмысленности попыток толковать притчу сию буквально, можно было бы сделать вывод о несомненной первостепенности пребывающего в сей притче в одиночестве иносказательного, образного, смысла по отношению к смыслу буквальному. Что же касается других исследованных в настоящей главе фрагментов, то в них наличествует и не лишенное смысла буквальное понимание, которое читатель может без особого труда отыскать в библейских словарях и энциклопедиях.
Итак, притча о неверном управителе (Лк 16:1-12):
1 Сказал же и к ученикам Своим: один человек был богат и имел управителя, на которого донесено было ему, что расточает имение его.2 И, призвав его, сказал ему: что это я слышу о тебе? дай отчет в управлении твоем, ибо ты не можешь более управлять. 3 Тогда управитель сказал сам в себе: что мне делать? господин мой отнимает у меня управление домом; копать не могу, просить стыжусь; 4 знаю, что сделать, чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом. 5 И, призвав должников господина своего, каждого порознь, сказал первому: сколько ты должен господину моему? 6 Он сказал: сто мер масла. И сказал ему: возьми твою расписку и садись скорее, напиши: пятьдесят; 7 Потом другому сказал: а ты сколько должен? Он отвечал: сто мер пшеницы. И сказал ему: возьми твою расписку и напиши: восемьдесят. 8 И похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил, ибо сыны века сего догадливей сынов света в своем роде. 9 И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители. 10 Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом. 11 Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? 12 И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше?
1. Начиная истолкование этого замечательного фрагмента, мы вновь, как и во всех остальных притчах, с первых строк узнаем в хозяине Единого Бога. Этот хозяин обладает имением. Что же это за имение? Каково содержание этого символа? Первое само собой напрашивающееся объяснение заключается в истолковании Божия имения как нашего бренного мира, однако внимательность при чтении Священного Писания не допускает сделать такой простой вывод. У мира — совсем иной управитель, миром правит совсем не тот, о ком повествует настоящая притча, — миром правит другой — тот, кто так и назван, — «князь мира сего» (Ин 12:31; 14:30). Если мы предположим, что имение Божие символизирует собой мир, то, следовательно, мы должны были бы и неверного управителя связать с диаволом. Однако против последней параллели говорит хотя бы тот простой довод, что неверный управитель заслуживает в итоге похвалы хозяина, а это по человеческому разумению было бы трудно себе представить в отношении диавола, ибо «князь мира сего осужден» (Ин 16:11), — осужден, а никак не принят «в.вечные обители» (9), как о сем говорит притча. Но, раз интерпретация неверного управителя как диавола не подходит, то значит и хозяйское имение не есть мир, но нечто иное, символический смысл чего нам следует отыскать.
