Михаил Сарбучев - Крещение Руси – благословение или проклятие?
– Если б я веровал, то, без сомнения, повторил бы это и теперь; я не лгал, говоря как верующий, – очень серьезно произнес Николай Всеволодович. – Но уверяю вас, что на меня производит слишком неприятное впечатление это повторение прошлых мыслей моих. Не можете ли вы перестать?» («Бесы». Часть II. Гл. 1. VII.)
И вот, оч-чень любопытно – дальше: « Сурово посмотрел на него Николай Всеволодович, – я хотел лишь узнать: веруете вы сами в бога или нет?
– Я верую в Россию, я верую в ее православие… Я верую в тело Христово… Я верую, что новое пришествие совершится в России… Я верую… – залепетал в исступлении Шатов.
– А в бога? В бога?
– Я… я буду веровать в бога …» (Выделено мною. – М. С. )
В общем, классику читать полезно. Достоевский! Великий наш Федор Михайлович, оказывается, допускал, что «православие» и «вера в бога» – это не одно и то же! Да это же тянет на «оскорбление чувств верующих» в особо крупных размерах!
Религиозные искания Достоевского – тема для десятков диссертаций, и пытаться исчерпать ее одной фразой – по меньшей мере наивно. Замечу, что писателей, укладывающихся в классический канон в русской литературе, не так уж и много. В современном российском обществе (видимо, как некая протестная реакция на большевистскую атеистическую риторику) стало хорошим тоном отождествлять духовность и религиозность. Но давно подмечено, что разные слова обозначают разные понятия, даже слова-синонимы крайне редко обладают полным смысловым тождеством. О том, что религиозность – не синоним духовности, ярко свидетельствует знаменитый русский (и, кстати, очень верующий) драматург А.Н. Островский. Его «Грозу», всколыхнувшую русскую общественную мысль 60-х годов позапрошлого века, все «проходили» в школе. Проходили, но, видимо, прошли мимо и забыли.
Ранее я говорил о том, что ответы, даваемые православным каноном, редко полностью удовлетворяли русских правдоискателей. И примеров тому – практически вся русская литература XIX–XX веков. Отчасти именно она взяла на себя нравственные функции религии. В русской культуре никогда не стояло знака равенства между церковным и светским пониманием духовности. Достаточно вспомнить, что граф Лев Николаевич Толстой был отлучен от Церкви именно по причине «особого мнения» своего. Сегодня он признан «экстремистом» (см. приложение № 3). Так что Толстого из «русских» придется… вычеркнуть… Федора Михайловича, пожалуй, тоже русским будем называть с большими оговорками. Публика знакома с отредактированной версией «Преступления и наказания», и подвергалась редакции она именно потому, что первоначальный авторский текст мог бы легко шокировать православного читателя некоторой… смелостью трактовок евангельских сюжетов, на грани, а подчас и за гранью «сектантства». Пушкина за его «Сказку о попе и его работнике Балде» – по новому законодательству надо будет как минимум выслать из страны. Но «Балда» – это еще не весь «состав преступления»! Ни в одной сказке Пушкина нет не то что положительного, но и вообще никакого изображения канонического священнослужителя. Зато изображен некий «звездочет и скопец» (сектант!), множество колдунов-волхвов и прочая богомерзкая нечисть! Так что Пушкин, как никто лаконично и емко выразивший в поэтических строках увертюры к «Руслану и Людмиле», затертых и заезженных, но от этого не менее великих, где следует искать «русский дух» («У Лукоморья дуб зеленый…»), – текст, сопоставимый по значению со всей работой братьев Гримм для Германии, – получается, в первую очередь «не русский». Поручик Михаил Лермонтов помимо ряда порнографических сочинений замечен в прославлении демонических сил, а его поэма «Мцыри», описывающая побег из монастыря, подает весьма неблаговидный пример молодежи. Так что Лермонтова – также вычеркиваем. Николай Гололь – создал целый мир демонических фантазмов, но тут пускай с ним разбирается Украинская церковь, тем более что кое-где все-таки у него имеют место быть канонические действия – например, убедительно описано перекрещивание карт по православному обряду и дальнейшее чудо, последовавшее за этим. В общем, на православный «корабль современности» попадает не так уж и много писателей «рассейских». Художников мы возьмем только тех, кто занимался иконописью, причем оставим только собственно иконопись либо картины с библейскими сюжетами, композиторов – также. Прочь легкомыслие!
Странное дело. Для западного человека христианство олицетворяет поиск и духовную свободу, приведшую в конце концов к торжеству идей гуманизма и либерализма. Для русского – ровно наоборот! В чем секрет? В более строгом каноне? В том, что истинная вера не допускает сомнений? Или, может быть, в том, что на Руси Церковь так часто и так прилежно выполняла полицейские функции?
В этой книге я постарался показать, сколь многомерна и неоднозначна судьба православия в России, сколь велика роль в определении русской самоидентичности древних фольклорных да и просто общекультурных традиций, часто вступающих в непреодолимое противоречие с ним. С мозгами, поврежденными советской пропагандой, в которые прочно втиснуто, иметь какую-либо национальность по меньшей мере «стыдно», а по большому счету – «преступно», мы 20 лет назад начали «национальное строительство», или, если угодно, «национальное возрождение» «новой России», с чудовищной подмены понятий, заменив в массе своей по невежеству понятие «национальный» на понятие «конфессиональный», совершенно забыв о том, что и эти слова далеко не синонимы. Да, православие и Русь имеют общую историю, какой бы она ни была. И история этого «сожительства» была далеко не безоблачной. Она знала и взлеты, и падения. Но, несомненно, имело место заметное взаимовлияние. Именно ВЗАИМОвлияние русской культуры и христианской, православной традиции. Не отношения «ученик – учитель», не «дикарь – миссионер», которые Церковь на себя пытается натянуть. Скажу больше – это русская культура обогатила православную кефалическую грекороссийскую традицию новыми коннотациями и примерами духовного подвига.
Почему понятия «национальный», «русский» из обычных, вполне употребимых в политическом лексиконе в любой другой стране, в России превращаются в какой-то «политический мат» и нуждаются в каких-то «эвфемизмах», словах-заместителях? Ответ можно найти у того же Уинстона Черчилля, правда, говорил он не о России, а о другой подконтрольной Британии территории – Индии: «Индия – это не страна, это географический термин; называть Индию «нацией» все равно что называть «нацией» экватор». Очень это перекликается с позицией официальной власти по национальному вопросу. «Россия – это не национальное государство, это цивилизация!» (Разумеется, православная цивилизация.) Надо же как-то обозначить пространство. Россия – без русских! Сначала как мыслеформа. Сначала просто уберем слово. Сначала НЕ БЫЛО слова… Затем пришло все остальное. Задача – сделать так, чтобы на земле, исконно населяемой этносом, прошла относительно просто и незаметно замена одного этноса на другой (или другие). Насмешкой выглядит то, что на российских банкнотах вопреки сложившейся мировой традиции изображены пейзажи, а не какие-то знаковые персоны. Персоны могут оказаться «слишком» русскими. Еще большим цирком было бы изображение как знаковых фигур российской истории различных нерусских «россиян», типа Чингисхана, Ираклия II, Абая Кунанбаева, которые и россиянами-то никогда не были. Собственно, чем не проект? Сейчас он выглядит уже менее абсурдным, чем в 90-е годы. За последние годы Россия стала куда больше «Евразией». И, похоже, с каждым годом она становится больше «Евразией», чем сама Евразия. Если Гонконг, Сингапур, Тайбей стремятся походить как можно больше на Европу и Америку, то Россия, оберегая свой «духовный суверенитет» – как можно меньше. Забавно, что как раз Кунанбаев выступал за европеизацию своей родины и видел такое европейское начало прежде всего в России.
Русский населяет эту землю по праву рождения, так же как населяет по праву рождения свою землю француз, немец, румын и белорус. Но стоит заявить, что все это не важно, что есть вещи куда важнее, чем жить-поживать и добра наживать и растить детишек на своей земле, сообщить народу некую НАДнациональную смысловую нагрузку (мировая революция/восстановление Мореи/Великая Евразийская империя) – все, эту землю вы потеряли, потому что автоматически становитесь питательным гумусом для тех, кто приходит на нее. Подмена понятий – любимая уловка Диавола. Странно, что служители Церкви не знакомы с ней и охотно допускают подобную подмену в своей «околонациональной» риторике. Вообще хотелось бы знать, каков «план патриарха», если такой имеется. Что для «русской» Церкви означает «быть русским»? Быть добрым христианином? Да кто б возражал! Тогда в чем его отличие от грузина? Болгарина? Почему бы не открыть широкую общественную дискуссию по этому вопросу? Церковь к этой дискуссии готова?
