Алексей Лебедев - История Константинопольских соборов IX века
Легат Петр, выслушав речь Захарии, сказал: «Благодарим Бога за все, и да совершит Он полезное для всех». К сказанному легатом прибавил несколько слов Иоанн Ираклийский, в которых выразил мысль, что усилиями папы, патриархов восточных и самого Фотия мир в Церкви водворился. Прокопий Кесарийский и уполномоченный патриарха Иерусалимского Илия выразили, со своей стороны, благодарность Богу и императору, созвавшему этот собор. Илия при этом объявил, что схизматики никогда не находили сочувствия в Церкви Иерусалимской и что с тех пор как Фотий написал (во второе патриаршество) письмо иерусалимскому патриарху, последний оставался с ним в тесном общении. Даниил, митрополит Анкирский, сделал еще такое замечание: «Наш патриарх (Фотий. — А. Л.), подражая Христу, и тех, кто пришли в одиннадцатый час, принял и уравнял с первыми, а первых удостоил подобающей чести». Этими словами Даниил хотел сказать, что Римская Церковь с папой во главе признала Фотия патриархом после других иерархов Востока, и это, однако, не воспрепятствовало Фотию принять это позднее заявление со стороны Запада со всей признательностью и вниманием. Опять в словах Даниила заключался некоторый урок надменному Риму.
Легат Петр сказал еще раз, что он и его сотоварищи присланы за тем, чтобы устранить соблазн в Византийской Церкви, и что папа с патриархом Фотием составляют одну душу и одно тело — так они содружественны. В знак своего единения с патриархом папа, объявил легат, послал ему в подарок святительские одеяния — омофор, стихарь, фелонь и т. д. Члены собора потребовали, чтобы легаты в отдельности показали собору ту и другую из числа подаренных одежд, что тот и сделал. Фотий выразил свою благодарность по случаю папского подарка в таких словах: «Иисус Христос Бог наш, покрываю щий небо облаками, облекшийся в человеческую природу, дабы спасти ее и очистить, да облечет его (папу. — A. Л.) одеждой бессмертия, достойной небесного чертога». Короткую речь говорит папский легат Евгений Остийский. «Как у каждого человека велико стремление, — говорит он, — к соединению с Богом, так же сильно у папы Иоанна желание быть в единении с патриархом Фотием». Собор отвечал на это кратким замечанием, что из самых дел видно, что это действительно так.
Легат Петр заявил, что, кроме прочих папских писем на Восток, он принес с собой и письмо к патриарху Фотию, но предложил отложить чтение этого письма до другого раза, так как теперь еще не все епископы собрались для присутствия на соборе. Фотий, со своей стороны, к этому добавил, что и легат Петр, утрудившись от долговременного путешествия в Византию, нуждается в отдыхе, а потому предложил не спешить со следующим заседанием собора. В заключение заседания легат Петр обратился к собору с таким предложением: «Если кто из числа здесь присутствующих не находится в общении с Фотием, пусть они выйдут на середину и объяснят, почему они так поступают». Члены собора сказали, что между ними нет таких, что они все принимают патриарха Фотия. Легат сделал другое предложение: «Если между вами нет таких отступников от общения с патриархом, то все же существуют такого рода люди; при встрече с ними увещевайте их к миру. Пусть они обратятся к милосердию Фотия и последний да примет их отечески». Собор отвечал: «Противников мира немного, МЫ будем их увещевать. Но и вы (обращение к легатам. — А. Л.) делайте то же, если повстречаетесь с нарушителями единения». Легат Петр еще сказал, что кто из нарушителей мира не послушает ни епископов, ни собора, ни их, легатов, то упорный будет отлучен от Церкви. Илия Иерусалимский, как бы делая вывод из этих последних рассуждений собора, заметил: «Кого Бог прославил, тому не может причинить бесчестия ни один человек; а кто у Бога потерял честь, тому нисколько не поможет честь у людей. Бог прославил патриарха Фотия, а потому имя его будет прославляться на небе и на земле из рода в род; а если кто противится ему, те покроются стыдом на земле и в будущем мире их жребий с осужденными». Первое заседание[302] закончилось возглашением многолетия императору, императорскому дому, папе Иоанну и Фотию.
Второе заседание собора происходило 17 ноября более торжественно, чем прежнее заседание. Фотий председательствовал, а легаты занимали второе место по нем. Фотий открыл заседание провозглашением славословия животворящей Троице, на что собор отвечал: «Аминь». Легаты на латинском языке тоже произнесли какое–то славословие Богу. Легат Петр затем сказал, что папа прислал своих легатов, дабы утвердить и признать то соединение Церкви, которое совершилось между спорящими в Византии, прибавляя, что об этом просили папу не только император Василий, но и патриархи: Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Затем легат предложил для прочтения на соборе письмо папы к императору. В письме этом, довольно длинном, между прочим говорилось: «Прежде всего мы принимаем епископа Фотия в общение с нами и восстанавливаем его в высоком первосвященническом достоинстве и В патриаршей чести, чтобы Церковь не обуревалась более волнами разделений». Что папы могут поступать, сообразуясь с потребностями Церкви, смягчать строгость церковных правил (как поступил папа с Фотием), — это доказывается в письме изречениями пап и примерами из времен церковной древности. Далее раскрывается мысль, что если иногда лица, более или менее виновные против правил церковных, осужденные соборами, потом снова бывали восстанавливаемы в своих иерархических должностях, то тем более должно мужей, блистающих правотой веры, достигших славы строгостью и чистотой жизни, не подвергать, подобно преступникам, бремени покаяния, но восстановлять их в прежнем достоинстве (речь, очевидно, идет о Фотии). После этого письмо папы очень решительно признает восстановление Фотия на патриаршестве. «Примите его все, — говорится в письме, — примите безо всякого сомнения; никто не должен ссылаться на собор, который был против Фотия (речь идет о соборе 869 г. — A. Л.), никто не должен на основании подписей, сделанных против Фотия, искать предлога к разделению». Другие по дробности письма папы к императору не представляют особенного интереса. По прочтении этого письма Прокопий Кесарийский, выражая мнение Константинопольского патриархата, сказал, что прежде прибытия легатов мы (епископы этого патриархата. — А. Л.) самым искренним образом вошли в единение с истинным нашим архипастырем Фотием. Илия, иерусалимский уполномоченный, в таком же роде говорил от имени прочих восточных патриархов. Он сказал, что надлежит благодарить Бога за то, что древнее и неизмененное мнение Иерусалимской Церкви касательно патриарха Фотия теперь разделяется и подтверждено всеми. Папский легат Петр сказал, выслушав эти мысли: «Папа послал нас утвердить единение Церкви Константинопольской, но если это единение, как открывается из ваших слов, уже совершилось, и Фотий принят, как патриарх, то возблагодарим Бога, подателя мира».
Прокопий Кесарийский, принимая во внимание последнее заявление легата, взялся объяснить, почему признание Фотия совершилось с быстротой на Востоке и медленно на Западе и что было причиной того, что некоторые до сих пор не хотят признавать Фотия законным патриархом. Он говорит, что епископы восточные, находясь ближе к Византии, могли удобнее узнать положение дел и оценить, чем епископы, живущие далеко (т. е. на Западе); он замечает, что восточные как бы руками осязали вещи и видели их собственными глазами, а западные принуждены руководиться лишь слухом. Восточные, по словам оратора, все исследовали и все узнали и пришли к той истине, что спасение их и милость Божия для них заключается в единении с патриархом Фотием. Очевидно, оратор хочет провести ту мысль, что напрасно западные епископы и во главе их папа преувеличивают свое значение в деле умиротворения Византийской Церкви. Воссоединение Церкви с Фотием произошло раньше, чем на Западе; в основу его положены факты более веские, чем какими руководился Запад; Запад, благодаря несовершенству своих сведений, слишком запоздал присоединить свой голос к голосу Восточной Церкви. Ясно, что оратор желал нанести некоторый несильный, но чувствительный удар самомнению западного первосвященника. Продолжая свою речь, Прокопий возлагает на легатов обязанность не совсем легкую — увещевать отщепенцев, не хотевших общения с Фотием. Немногие, говорил оратор, остаются вне общения с Фотием, и их пусть увещевают легаты; ибо предлогом для упорства отщепенцев служат их подписи под определениями собора 869 года. Не будь этого предлога, никто — ни мал, ни велик — не стал бы отрекаться от общения с Фотием. «Лукавый, — продолжал Прокопий, — устроил дело так, что святый крест, этот символ мира и спасения, в настоящее время сделался для непроницательных людей поводом к соблазнам (т. е. оратор, кажется, указывает здесь на то, что под актами соборов иногда подписывающие их, как бы для большего скрепления подписанного, ставили кроме своего имени знак креста; так было, по предположению оратора, и на соборе 869 года, а в таком случае крест стал предлогом к несогласиям, основанием не принимать Фотия, осужденного на указанном соборе. —А. Л.)». — Легат Петр, едва ли понявший все тонкости речи оратора, заявил, что сколько они — легаты — будут в силах, — постараются увещевать сопротивляющихся, впрочем, к той же деятельности легат призывает и всех членов собора. Однако отвечающий на речь Прокопия легат ничего не сказал о соборе 869 года, который выставлялся восточным оратором как причина упорства отщепенцев. Быть может, ответ легата Петра был найден собором не вполне удовлетворительным, а потому тот же Прокопий с ударением сказал, что главный повод к отделению для отщепенцев дают те подписи, какие сделаны на соборе 869 года, направленном против Фотия. Члены собора подтвердили слова Прокопия, сознавшись, что из числа их некоторые сначала тоже не хотели входить в общение с Фотием из–за собора 869 года. Желая закончить рассуждения, вызванные письмом папы к императору, легаты спросили собор: принимают ли его члены послание это? Ответ был утвердительный. Тогда легаты еще точнее поставили свой вопрос и спросили: принимают ли члены собора все послание папы со всеми его подробностями? На этот вопрос собор отвечал тоже утвердительно, но со значительными оговорами. «Все, что касается славы Церкви и признания Фотия патриархом, мы принимаем; но что относится до дел государственных и императора, то мы решение их предоставляем самому императору». Чтобы понять смысл этих последних слов, нужно взять во внимание, что папа в письме к императору просил его возвратить Церковь Болгарскую папской юрисдикции; разрешение этого–то вопроса собор и объявляет не подлежащим ведению церковной власти.[303][304]
