А. Амман - А. Амман Путь отцов
СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛЬ И ПРОПОВЕДНИК
Двенадцать лет он проповедовал, не жалея сил и времени, стремясь покончить с языческими нравами, искоренить древние пристрастия к цирку, театру и языческим празднествам. «Достанет и одного человека, — говорил он, — обуянного праведным рвением, чтобы исправить целый народ».
Он взялся задело круто: обличал всяческие злоупотребления, в том числе распущенность священства и сожительство с девицами, посвященными Богу; вступался за бедняков, вскрывал язвы социальной несправедливости. Много писал, составлял отчеты, отвечал всем, кто обращался за советом. Он сочинил целый трактат в утешение молодой вдовице. Страдание и его смысл — тема многих его произведений.
Но главное его занятие — проповеди. Случалось проповедовать изо дня в день, ибо народ хотел слушать его. «Проповедничество целительно для меня. Лишь отверзаю уста, чтобы обратиться к вам, и всякая усталость меня покидает». Случалось ему затрагивать и самые спорные богословские вопросы, но чаще всего он изъяснял Писание применительно к повседневной жизни.
Он толковал как Ветхий, так и Новый Завет. Вслед за Василием изъяснял Книгу Бытия, Исаию и Псалтирь. Охотно проповедовал на евангельские темы, давал пространные толкования на Евангелия от Матфея и от Иоанна. Особенно ценил св. Павла, чувствуя сродство душ. Его даже прозвали новым Павлом. Он сам рассказывал, что перечитывает послания св. Павла не реже двух раз в неделю, а между тем немало таких, кто «даже не знает, сколько этих посланий». Это замечание, увы, и сегодня многие из нас могут принять на свой счет. Толкование на Послание к Римлянам — один из шедевров Златоуста.
До нас дошел цикл его огласительных проповедей, обнаруженных в 1955 г. П. Венгером на горе Афон. Известны также проповеди на церковные праздники. Большая их часть принадлежит антиохийскому периоду его жизни.
Язык у него чистый, живой, образный. Зачины обычно весьма пространны; отступления, приводившие в восторг антиохийцев, нынешнего читателя порой утомляют. Иные его проповеди длились по два часа.
Иоанн Златоуст — прирожденный оратор. Он умеет нарисовать живую картину, не чужд сарказма, язвительного каламбура (что ему не раз дорого обходилось), любит перемежать разъяснения прямыми и прочувствованными обращениями. Проповедям его свойствен особый нравственный пафос; тонкий психолог, он проникает в тайны душевной жизни, зримо рисует характеры и бичует пороки с беспощадным реализмом: вот человек в припадке ярости топочет ногами; вот похмельный гуляка, зевающий во весь рот, а вот кокетка, охорашивающаяся в церкви. Слушатели восхищались точностью его характеристик и прямотой обличении. Другой проповедник мог бы столь явной иронией оттолкнуть верующих, но антиохийцы знали, что Иоанн язвит ради их исправления и преображения.
Он был снедаем ревностью о ближних, все у него шло от сердца, и простые люди прекрасно чувствовали его любовь. Много раз ему приходилось защищать бедных и страждущих, умирающих от голода и жажды, но никогда он не заигрывал с теми, кто погряз в роскоши, бесстыдно выставленной пред взоры бедноты. Непрестанно возвращаясь к социальным проблемам, он проповедовал пример Иова, толковал Нагорную проповедь, говорил об апостольском сообществе.
Иоанна Златоуста мучило общественное неустройство, ему претило богатство и корыстолюбие. Напоминая о человеческом достоинстве бедняка и о пределах собственности, он находит убийственные слова: «Мулы у тебя стоят накормлены, а Христос умирает с голода у порога твоего». Он описывает Христа в обличьи бедняка и говорит его устами: «Я мог бы прокормиться и сам, но лучше мне бродить под видом нищего и протягивать руку за подаянием, дабы ты напитал меня. И делаю я так из любви к тебе». Он ненавидит рабство и сопутствующее ему человеческое отчуждение. «Ужасно то, что хочу вам сказать, но должно сказать и это. Сравняйте Бога с рабами своими. Охраните Христа от голода, от нужды, от узилищ, от наготы. А! Вы трепещете…»
Иоанн был соучастником народной жизни, он знал ее радости и горести. Достаточно вспомнить знаменитый цикл «Назиданий о статуях». Это вершина его ораторского искусства. Когда народ, несомненно, подстрекаемый уголовным отребьем, низверг статуи императорской семьи, протестуя против непосильных налогов, Иоанн обратился к нему с увещанием, отнюдь не одобряя подобных действий. И все же поддержка его и сочувствие всегда принадлежали народу.
КОНСТАНТИНОПОЛЬСКИЙ ПАТРИАРХ
Слава Иоанна разнеслась далеко за пределы Антиохии и достигла новой имперской столицы. Она естественным образом послужила причиной его возвышения и его несчастья. Красноречия и святости оказалось недостаточно, чтобы преуспеть в Константинополе.
В 397 г. скончался наследовавший Григорию Богослову столичный патриарх, чваный и недалекий Нектарий. Всемогущий Евтропий, советник ничтожного Аркадия, решил, что Нектарию наследует Иоанн. Он заманил антиохийского проповедника в Константинополь и всеми правдами–неправдами добился от него согласия. Историк Созомен утверждает, что Златоуста застали врасплох.
Неожиданно для всех популярный антиохийский проповедник занял самый видный пост в империи, встал во главе первого патриархата Востока, сделался придворным и императорским ритором. Может статься, там и надеялись обрести ритора, но получили монаха и пастыря. Началось главное испытание Иоанна, коему должно было завершиться одиночеством и изгнанием.
Иоанн совершенно не годился на этот пост. Он не был дипломатом, не был светским человеком. Недруги считали его властолюбивым и высокомерным. Он и сам признавался в трактате «О священстве», что подвержен тщеславию, доступен зависти, подвластен гневу. Он явно был не на месте. Его яростная кротость под влиянием обстоятельств перерастала в ожесточение, а сталкиваясь с сопротивлением, оборачивалась неистовством. Реформатор по складу своего характера, этот суровый человек умел «действовать силою», если дело того требовало. Может быть, как раз непомерная ответственность и делала его жестоким и неуступчивым.
Он начал реформы по собственному почину. Прежде всего избавил патриарший дом от малейших следов роскоши, столь любезной сердцу его предшественника. Он ел один и вел, по выражению Палладия, «жизнь циклопа». Никаких торжественных приемов. Он беседовал со священниками и монахами о делах, учреждал больницы и странноприимные дома; принялся за евангелизацию деревень и постарался вернуть в лоно православия готов, великое множество которых обитало в пределах его епархии. С сугубым усердием при поддержке светских властей он вел борьбу против еретических сект, новациан и ариан. Заботливый к людям, он становился непреклонен и даже беспощаден, когда сталкивался с ересью. Весьма огорчительна для нас его нетерпимость к евреям. Иоанн был закоренелым антисемитом, он часто бранил евреев в своих проповедях, яростно и порою совершенно несправедливо.
В Константинополе, как и в Антиохии, он продолжал проповедовать, иногда по два раза в неделю, применяясь к новым слушателям. В речах его уже нет былой непринужденности, они стали более взвешенными. Наталкиваясь на сопротивление, он проявляет решительность и упорство. Он выступает против публичных увеселений, против утопающих в роскоши правителей и тем раздражает влиятельные круги. Его неукротимый морализм отпугивает епископов и ученый люд — все строят козни против неугомонного монаха. Исход его начинаний — как и успех многих заговоров против него — зависит в конечном счете от настроения императорского двора. Император не значит ничего; его жена Евдокия всевластна.
Началось с того, что патриарх воспротивился могущественному Евтропию, — тот хотел лишить храмы права убежища, унаследованного от языческих святилищ. Впав в немилость, Евтропий сам укрылся под защиту церковного установления, которое отменил. По этому поводу Златоуст произнес свою великолепную речь. Константинополю довелось внимать пылкому красноречию новоявленного Демосфена. Он поведал о тщете всякого возвеличения человеческого, «суете сует и всяческой суете» в проповеди, которая остается вершиной красноречия: «Таково было ночное обольщение, и оно исчезло при свете дня. Таковы же и весенние цветы: весна отходит, и они вянут».
Реформатору всерьез воспротивились придворные дамы, имевшие влияние на императрицу. Им ничего не стоило найти сообщников в Константинополе и Египте.
В 402 г. патриарху Александрийскому надлежало отчитываться в Константинополе: Феофил ловко извратил положение и из обвиняемого превратился в обвинителя. Он созвал «промежуточный собор», и тот сместил Иоанна Златоуста. Император по слабости подписал бумагу, и патриарха отправили в изгнание. Впрочем, это испытание оказалось коротким. Случилось землетрясение, затем выкидыш у императрицы — несчастья заставили ее пересмотреть решение. Что лишний раз доказывает, как ненадежно было положение имперской церкви.
