Самир Сельманович - Это все о Боге История мусульманина атеиста иудея христианина
Спасибо, равви.
Есть причина, по которой иудеи не пишут и не произносят имени Бога, есть причина, по которой мусульмане не пользуются образами Бога. И. то, и другое удерживает их от свойственного человеку стремления превращать Бога во Что–то, будь то физический, интеллектуальный объект или даже объект нашей веры. Из–за нашей любви к Богу мы ставим под сомнение и отвергаем наши представления о Боге. Сомнение — добродетель веры. Таким способом мы почтительно бережем наши чувства к Богу.
В колыбели нашего поклонения мы призваны держаться и за веру, и за сомнения. Следовательно, атеизм — сопровождающееся выделением тепла трение, которое не дает нашим текучим образам божественного остывать и затвердевать наподобие идолов[73]. В XIX веке русские «дырники» понимали эту нашу склонность, просверливали дыры в стене и молились в них. Они молились Богу, которого там не было.
Мой друг Брайан Макларен рассказал мне о пасторе пятидесятников, с которым он познакомился в Уганде — одном из тех неистовых харизматичных лидеров, которые способны «пребывать в Духе» круглые сутки, семь дней в неделю. Он сказал Брайану: «Ох уж эти мне атеистические книги! Купил я тут одну. Пришел домой, начал читать, а на меня снизошел Дух Божий! И коснулся меня. И убедил, что эта книга верна!»
Атеизм в своем лучшем проявлении
Эндрю Салливан, журналист и верующий, заявляет:
«Мы, как люди, можем только ощущать существование высшей истины, большей связности, нежели мы сами, но не можем столкнуться с ней лицом к лицу. Не знаю, забавно это или прискорбно, но люди колеблются между возможными вариантами. Не звери и не ангелы, мы живем в сумерках и не знаем, к чему эта прелюдия — к утру или к ночи… В сущности, непоколебимая религиозная убежденность — подлинное кощунство… Иными словами, сомнения способны питать веру, а не разрушать ее. Они заставляют нас даже веруя признавать наш фундаментальный долг по отношению к истине Божьей — смирение. Мы ничего не знаем. Потому и верим»[74].
И, добавил бы я, вот почему нам нужны те, кто не верит.
Мерольд Вестфаль в своей книге «Подозрение и вера: религиозное применение современного атеизма»[75], подробно повествует о том, что философы–атеисты — такие, как Ницше, Маркс и Фрейд, — могут сказать христианам, а также иудеям и мусульманам то, чего те просто не могут сказать самим себе. Мы должны признаться, что в нашей религии многое поставлено на службу нам самим, чтобы обеспечивать нас всем — от земли наших соседей до готового ощущения цели.
Атеисты–титаны, подобно пророкам Еврейской Библии, призывают нас отказаться от использования религии в своих целях и обратиться к лучшей вере и лучшему миру, а этого, — как ни парадоксально, — по мнению верующих хочет Бог. Возможно, для нашей религии эти атеистические пророки сделали больше, чем иные из наших самых почитаемых религиозных лидеров.
Видимо, для каждой из наших монотеистических религий пришло время принять еще одну революционную идею божественности, в подражание духу Моисея, Иисуса и Мухаммада, — божественности, которая не поддается управлению, сакральности, которая изливается из наших сосудов, Бога, которого невозможно ограничить. Многие атеисты не могут представить себе, что мы опустим руки, запечалимся, раскаемся и начнем учиться жить так, как подобает сотворенным существам. Они не верят, что подобная революция великодушия среди нас возможна.
К сожалению, многие мои религиозные друзья сталкиваются с атеизмом в его худшем проявлении. Они видят только атеистов фундаменталистского толка, которые используют корпоративные конференц–залы, искусство, правительство, науку, чтобы навязывать другим свои представления о реальности, и при этом действуют почти как религиозные фундаменталисты, которые поклоняются определенности и безусловно подчиняются своим догмам. Вместо того чтобы пропагандировать секуляризацию, благоприятную для религиозного плюрализма, атеисты–фундаменталисты призывают к ограниченному взгляду на мир, призывают избавиться от всего, что люди не могут понять, контролировать или покорить, не воспринимают никаких альтернативных вариантов, кроме единственного, предпочитают места, где вопросы запрещены, комнаты без окон и дверей сомнения в себе. По словам консервативного журналиста Росса Дутата, «верить в Бога — одно дело, и совсем другое — никогда не испытывать и тени сомнения в своем неверии. Точно так же христианину, который никогда не сомневался в своей вере, вероятно, и не задумывался о ней как следует, атеисту, который считает христианского Бога и Летающего Макаронного монстра[76] в равной степени нелепыми, стоило бы почаще разузнавать о них»[77].
Или же им попадаются только апатичные атеисты, готовые на все махнуть рукой и удалиться от мира, предавшись поклонению новейшему продукту, услуге, опыту, идее, предлагаемым на рынке. Такой атеизм становится пустой раковиной, как и религия стала ею. Он не предлагает миру ничего — с маленькой «н».
Но есть и такая редкость, как атеизм в его лучшем проявлении![78]
В этом проявлении атеизм склонен к участию. Он не просто отвергает религию, а конструктивно общается с ней, чтобы сделать мир лучше. Это проявление веры в человечество, даже в религиозное человечество — какими бы заблуждающимися они ни были, верующие — тоже люди! — умение задавать трудные, но резонные вопросы, от которых отмахиваются религиозные люди: о научных свидетельствах, игнорируемых религией, об исторических фактах, забытых религией, о страданиях, причиненных религией. Атеизм в своем лучшем проявлении бросает религии вызов и в то же время признает принесенные ею блага.
Атеизм в своем лучшем проявлении служит миру, как бунт против Бога, предлагаемого на рынке религий, требует, чтобы Бог был не просто Богом нашей системы управления Им, если Он на самом деле есть.
Атеизм в наилучшем проявлении хватает нас за воротник и толкает, показывая хорошую жизнь, вынуждая копать глубже и жить в соответствии с лучшими из наших религий. Атеизм в своем наилучшем проявлении опирается на надежду, что наши религии неадекватно воспринимают реальность — судя по тому, что это восприятие приносит в мир. Предполагается, что тайна жизни — не только в том, что мы предлагаем. Атеизм в наилучшем проявлении — хранитель секуляризации, процесс создания общего и безопасного пространства, где можно поделиться взглядами на мир, в том числе религиозными, поделиться ценностями, предложить исправить изъяны. Такой атеизм утверждает, что каждой религии должно принадлежать человечество целиком, а не только религиозные «свои», ее нравственное сообщество. Атеисты — провокаторы Бога.
Иудаизму, христианству и исламу нужны атеисты — и конструктивные, и не очень. Религия заслуживает того, чтобы ей бросали вызов. Это заслуги двух видов. Во–первых, религия заслуживает боли критики и исправления, так как из–за неудач не смогла воплотить свои идеалы. Во–вторых, религия заслуживает благословения критикой и исправлением, так как именно она нередко способствовала правосудию, миру и красоте во всем мире[79]. Следовательно, недавние критические заявления атеистов религиозные люди должны принимать с радостью, как шанс увидеть, оплакать, раскаяться, а затем с обновленной мудростью продолжать действовать на общее благо.
У Бога нет самолюбия, которое могло бы быть уязвлено нашим неверием в существование Бога. Полагаю, Бог предпочел бы мир, где люди любят друг друга и окружают заботой, даже ценой признания Бога — вместо того, чтобы верить в Него и поклоняться Ему ценой заботы друг о друге и о мире.
Атеизм в своем лучшем проявлении помещает тайну жизни в этот мир и в человечество как единственное, что мы имеем. Он утверждает, что все религии должны быть там, где живут люди. С его точки зрения религиям пора учиться жить на земле. Если религия не действует на земле, она не действует нигде.
Добродетель атеизма
Прошу прощения у всех атеистов.
Я никогда не забуду реакцию знакомой самопровозглашенной атеистки, которая вместе со мной побывала в одной из больших церквей Манхэттена и услышала, как известный пастор объясняет слушателям:
— Без Бога, без религии мы просто эгоистичные животные, сражающиеся за свою долю, как волки в стае. Без веры в трансцендентное у нас нет фундамента для нравственности. Без Бога все цели будут утрачены, различие между добром и злом потеряет смысл.
Для моей спутницы это означало: «Если вы атеист, то ваша жизнь бессмысленна. Вы не можете быть нравственным человеком. Вы и вам подобные — угроза для нашего общества. Без вас мир был бы лучше».
От имени священников, богословов и верующих, которые когда–либо говорили такое, я приношу глубокие извинения моим друзьям–атеистам, родным и читателям. Простите, пожалуйста. Наоборот, вы — благословение для нашего мира.
