Ольга Иженякова - На крыше храма яблоня цветет (сборник)
– Да, – отвечает она, не задумавшись.
– Значит, вы меня, уважаемая, обманываете, – выношу тяжелый вердикт, – потому что сейчас вечер…
Наш разговор подслушал водитель, забежавший в корректорскую за чайником.
– Это была Людмила Павловна Налобова? – спросил как бы между прочим.
– Да, а откуда вы знаете? – удивляюсь.
– Ее все знают, редкий человек. Бравирует своим заболеванием и со всех высасывает соки.
– Что-о?
– Зять ушел, дочка дважды травилась. Внуки постоянно убегают из дома. Она достала уже все редакции просьбами. И все инстанции жалобами.
– А какое у нее заболевание?
– Не помню, завтра День пожилого человека, губернатор будет ее поздравлять, по телевизору покажут обязательно.
Завариваю чай. Но пригубить не успеваю. Звонок из похоронного бюро. Мне предлагают деньги лично за обращение на первой полосе газеты к чиновникам. «Если у вас есть сердце, поймите: отбирают территорию для кладбища». Спрашиваю:
– Вы представляете частную фирму или государственную.
– Частную, – отвечают.
– Это ваш бизнес, вы на этом зарабатываете? – задаю вопрос.
– Да… а это что, провокация?
– По-вашему, государство не найдет, где хоронить покойников? – иду ва-банк.
– Но там… неудобная территория, понимаете?
– Чем?
– Девушка, давайте встретимся, и я вам лично объясню.
– Нет, давайте по телефону.
– Вы меня боитесь?
– Увы, я журналист со стажем. Знаю, похоронные бюро поделили, между собой конечно, городские кладбища. Перенос погоста из одного места в другое означает лишь то, что конкретная ритуальная фирма лишится постоянных клиентов. И ничего больше. До свидания.
Вычитка газеты, когда почти все ушли из редакции, слабо утешает. Завтра будет новый день, заполненный ошибками, перепалками, дешевой рекламой. И я в очередной раз устану от городской суеты.
Но на следующий день случилось чудо. К нам на работу пришел новый ответственный секретарь, как человек опытный, пока по совместительству, и я вернулась к своим занятиям корреспондента.
В редакцию на мое имя пришло письмо. «Обрати внимание, – сказал мимо проходящий главный бухгалтер, – письмо без подписи и без обратного адреса. Значит, в нем клевета и оскорбление». Я улыбнулась и открыла.
«Арина. Вы, конечно, проплаченный журналист, поэтому читать ваши опусы я никому из своего окружения не советую, ваши статьи всегда вырываю из газеты и пускаю по хозяйственным нуждам. Особенно мне, как уважаемому медику, противна ваша защита пенсионерок, которых в сентябре выгнали из поликлиники. Как бы вам объяснить, что у нас часть услуг предоставляется на возмездной основе для всех категорий населения без исключения. А вы самоуверенно утверждаете, что разные ветераны, будь то войны или труда, или чернобыльцы должны обслуживаться в муниципальных учреждениях исключительно бесплатно. Вы-то сами понимаете, о чем идет речь? Откуда брать зарплату терапевтам, хирургам и, извините, даже участковому гинекологу? В своей заказной статье вы указываете на евроремонт, произведенный в поликлинике. Простите, но этот факт здесь при чем? Ремонт производился на деньги, которые в бюджете заложены отдельной строкой, он радует нас и молодое поколение, которое проходит ежегодную диспансеризацию, и пустить их на лекарства для людей, срок дожития которых в ряде случаев попросту измеряется месяцами, по меньшей мере негуманно. Мы должны в первую очередь думать о молодежи. У нас рождаемость низкая. Скоро работать некому будет. Страну спасать надо!
Нам непонятно, почему вы, не понимая столь очевидных вещей, все еще продолжаете работать в средствах массовой информации. Более того, вас постоянно за что-то награждают. Если учесть, что честные журналисты у нас всегда держатся в тени, а статьи – прекрасные статьи – абсолютно всегда сверяют у руководства департаментов областной администрации, то возникает законный вопрос: кто покровительствует вам? Поймите же, наконец, простую вещь: вы – лишний человек в газете, ваши таланты сомнительны, а «подвиги» никому не нужны и нормальных людей раздражают».
Прочитав письмо, я хотела было на всякий случай его сохранить. Но редакционный бухгалтер, снова проходивший мимо, указал жестом: в корзину!
Послушник Виктор
В монастыре Леша Швабров познакомился с послушником Виктором, который охотно брался выполнять самые тяжелые и грязные работы, особенно любил уединение и много молился.
А спустя некоторое время Швабров подружился с ним.
Виктор, как в хорошем кино, рос очень красивым и добрым мальчиком.
После окончания школы сразу поступил в университет. На втором курсе призвали в армию, отправили в десантные войска под Псковом, затем – в Чечню. Вместе с Виктором все это время был его друг Сережа. С него, Сережи, и все началось…
Стояла красивая чеченская осень. Удивительно красочная и тихая, это теперь даже Игорь из разведроты по прозвищу Чингисхан может подтвердить. Деревья, листочки, местами уцелевшая довольно оригинальная архитектура создавали у солдат ощущение праздника. На крыше одного из домов жили даже белые голуби, а небо было тихое и голубое. Во всей окрестности ни людей, ни техники не было видно. Служилось легко, казалось, что все в дальнейшей жизни будет так же – легко и картинно-красочно.
И вдруг среди этой приятной и почти домашней картины раздается выстрел, потом второй. Оба «адресованы» Сереже, причем буквально в висок. Шум. Тревога. Автоматные очереди.
Виктор Сережу на руки и бегом в здравпункт. Пока нес, рубашка полностью кровью пропиталась. Два дня после этого ничего не ел, не мог прийти в себя от шока. Солдаты «прочистили» все окрестности, но стрелявшего так и не нашли. Да и нереально он выглядел бы на фоне нарядной осени. Если бы не выстрелы и ранение товарища, все бы приняли случившееся за фантом. Но факт, увы, имелся и он свидетельствовал, что все солдаты как один перед жестокой смертью беззащитны.
Потом хирург через ребят Виктору передал, что чудес, конечно, на свете не бывает, но может случиться так, что Сережа будет жить.
Пятьдесят на пятьдесят.
До самого виска, оказывается, полсантиметра не хватило.
Виктор, не помня себя от радости, три банки тушенки за один раз съел, а потом лег и прямо в блиндаже на сырой земле, подложив руку под голову, уснул как убитый. Он твердо был уверен, что друг выживет, потому что по-другому и быть не могло.
Их связывало слишком многое. К тому же Виктор знал, что у Сережи есть девушка и она ждет его. И он, Виктор, а не кто-нибудь, будет свидетелем на свадьбе, это уже давно решено. Спокойным, безмятежным, здоровым сном солдат отмечал новость о выздоровлении друга.
Тот день запомнили оставшиеся в живых ребята еще тем, что Виктор во сне улыбался, совсем как маленький ребенок, они смеялись над ним, щекотали его подбородок травинкой, а он все равно улыбался. Снова в сердцах поселилось чувство легкости и предвкушения чего-то хорошего.
Домой, на «гражданку» полетели письма, что один боец случайно получил ранение, но будет жить, кормят хорошо и погода замечательная, как на курорте.
Еще через два дня Сережа пришел в сознание, впрочем, лучше бы не приходил. Их месторасположение плотным кольцом окружили «чехи», и нужно было срочно скрываться в горах.
Приказано брать только оружие, кто сколько сможет.
– Товарищ командир, а можно я с собой Дробышева возьму? – спросил Виктор.
– Нет! – последовал резкий, как удар, ответ.
Он склонился над раненым другом.
– Ну давай, держись…
– Слышь, добей, а… Я прошу как человека, прошу, слышь.
– Нет, ты это… Совсем того, что ли? Мы же с детства с тобой.
– Ты что, Вить?.. Куда я потом? А? Ты, старик, не оставляй меня, смотри, я как человека тебя прошу, слышь? Не оставляй! Я же мужик, мужиком родился и мужиком умереть хочу.
Возникла тяжелая тишина, оба понимали, как опасно их положение. И промедление. Изощренные пытки чеченских бандитов были известны исключительно всем солдатам, правда, сибирякам пока только понаслышке.
Но каждый думал про себя одно и то же: меня это не коснется никогда. Каждый втайне надеялся на удачу или… быструю, безболезненную смерть. А попасть в плен означало хуже даже самой долгой и мучительной смерти.
Виктор закурил. Курил долго. И когда уже прогремела команда «Уходим!», сунул нож в руку Сереже, глаза опустил и вышел, навсегда поселив в своем сердце чувство вины.
Резня в ту осень была большая.
Цинковых гробов на всех убитых не хватало, потому многих пришлось хоронить прямо на местах боев. Из двадцати одного солдат-срочников, приехавших из-за Урала, осталось семь в живых. Бандиты старались стрелять русским прямо в пах.
А те, все как один после такого ранения, добивали себя сами как могли, ни на секунду не задумываясь, что родственникам они нужны живыми, пусть и покалеченными, но обязательно – живыми. Но так уж, видимо, устроен этот мир, что для большинства мужчин позор хуже смерти. Потому на смерть шли без страха, осознанно, а иногда даже с улыбкой.
