Иларион Алфеев - Преподобный Симеон Новый Богослов и православное предание
Например, известное»Житие Антония Великого», приписываемое Афанасию Александрийскому, находит отражение в 6–м Огласительном Слове, где Симеон поднимает очень важный вопрос — о том, насколько его личный опыт Божественного созерцания отвечает опыту древних святых. Симеону представляется, что и у Антония было мистическое видение Бога, в доказательство чего Симеон пересказывает житие Антония:«Итак, что сделал великий Антоний, сидя во гробе?.. Не был ли он весь мертвым для мира и, лежа в гробнице, не искал ли Бога, способного оживить [его] и воскресить?» [688] Перечисляются подвижнические труды Антония, как они описаны в его житии: он питался только хлебом и водой и боролся с бесами [689]. Но цель этих трудов заключался в том, чтобы удостоиться увидеть Христа:
…Если бы он не претерпел до конца (Мф. 10:22)… он не удостоился бы достолюбезного видения Владыки своего и не услышал бы сладкий голос Его… Ибо умерши, как сказано, произволением за Христа, он лежал, как мертвый, пока не пришел Тот, Кто возрождает к жизни мертвых и не воскресил его из ада, то есть из мрака душевного, и не вывел его в чудный свет лица Своего (1 Пет. 2:9). Он же, увидев [Его], освободившись от тех страданий и преисполнившись радости, сказал:«Господи, где же Ты был до сих пор?»[690] И если слова»Где Ты был?«принадлежат тому, кто, конечно же, не знал, где был [Христос], то словами»до сих пор»он показал, что [пришел в] созерцание, чувство и сознание пришествия[691] Владыки[692].
Симеон явно считает описываемое событие — личную встречу Антония со Христом — кульминацией всей жизни великого подвижника. По словам автора»Жития Антония Великого», видение Христа началось с того, что Антоний»увидел, что крыша словно бы раскрылась, и луч света сошел на него»; потом он услышал голос Господа, Который сказал ему:«Я всегда был здесь» [693]. Не удивительно, что этот рассказ глубоко трогал Симеона: он тоже имел подобный опыт — тоже созерцал свет, который сходил в его келлию [694], и слышал голос Христа, сказавшего:«Я здесь» [695]. Пересказывая житие Антония, Симеон в действительности говорит о своем собственном опыте.
Говоря о другом древнем подвижнике, Арсении Великом, Симеон вспоминает, что тот, оставив дворцы и царей, пришел в монастырь,«как нищий», смирил себя перед игуменом, выполнял тяжелый физический труд, постоянно проливал слезы, ночи проводил в молитве и»до конца жизни терпел бедность и нищету» [696]. Для чего он так поступал? — спрашивает Симеон.
Для того, чтобы самому испытать и увидеть то, что удостоился испытать и увидеть великий Антоний. Но почему же не написано и о нем, что он видел Господа? Неужели он положил столько трудов, а видеть Его не удостоился? Отнюдь! Ибо и он таким же образом удостоился видеть Бога, даже если описавший это не так явно показал сие[697].
Мы видим, как Симеон дает свое толкование агиографическому сюжету: каждый святой, по его мнению, видел Бога, даже если об этом не говорится в его житии. Далее Симеон предлагает читателю самому убедиться в том, что у Арсения был мистический опыт:«Если желаешь точно узнать об этом, прочитай главы, написанные им, то есть святым Арсением, и узнаешь из них, что и он был истинным боговидцем» [698]. Иначе говоря, нельзя ограничиваться только чтением жития святого: надо стараться находить другие источники, прежде всего подлинные сочинения этого святого, чтобы составить себе ясное представление о его внутренней жизни.
По словам Симеона, истинное содержание агиографической литературы открывается не каждому читающему, а только тем, кто старается в своей собственной жизни подражать святым:
Ибо те, кто писал жития святых, показывали только их телесные деяния, как то нестяжание, пост, бдение, воздержание, терпение… Духовное же их делание лишь в малой степени, как в зеркале, через [телесные деяния] показывали, чтобы те, кто подобные труды и веру от дел являет, стали сознательными причастниками и дел [святых] и дарований их, прочие же чтобы даже не удостоились слышать о таковых[699].
Таким образом, в агиографической литературе, как и в Священном Писании, есть своя θεωρία (внутренний, сокровенный смысл). Этот внутренний смысл открывается тем»гностикам», которые подражают святым, но он скрыт от»прочих», которые святым не подражают. Симеон явно относит себя к»гностикам»и потому считает, что имеет право на свое толкование житий святых, раскрывающее заключенный в них мистический смысл.
Развивая тему подражания святым, Симеон по сути повторяет Феодора Студита, который говорит, что»нам надлежит не только восхищаться святыми, но и подражать им… то есть общежительный монах [должен подражать святому] общежительному монаху, безмолвник — [святому] безмолвнику, отшельник — отшельнику, игумен — игумену» [700]. В 5–м Огласительном Слове Симеон, описывая Страшный Суд, говорит, что люди будут осуждены, если они не подражали святым и не читали их жития:
Женам же скажет [Христос]:«Не слышали вы, как в церкви читали и произносили «Житие святой Пелагии, в прошлом блудницы», «Житие преподобной Марии Египетской, в прошлом развратной», «Феодоры, прелюбодейцы, а затем чудотворицы», «Евфросинии девы, назвавшейся Смарагдом», и «Ксении, поистине странной и дивной»… Почему же и вы… не подражали им?»[701]
А мужей, которые были царями и правителями, Христос спросит, почему они не подражали святым Ветхого Завета, таким, как Давид, который после обличения Нафана»не переставал плакать и проливать слезы день и ночь», а также Моисею, Иисусу Навину и многим другим добродетельным»царям, властителям и богатым» [702]. Патриархам Христос противопоставит Иоанна Златоуста, Иоанна Милостивого, Григория Богослова, Игнатия, Мефодия и Тарасия; митрополитам — Василия Великого, Григория Нисского, Григория Чудотворца, Амвросия и Николая [703]. Богатых будут судить те святые, которые в жизни были богаты, бедных — те, что были бедны, женатых — женатые, а безбрачных — те, что не состояли в браке. Короче,«каждый человек грешный в страшный день Суда напротив себя в жизни вечной и в неизреченном том свете увидит подобного себе и будет осужден им» [704].
Б. Современные святые
Еще одна тема Феодора Студита — о том, что надо подражать»не только древним святым, но и тем, которые [состоят] в нашем братстве», [705] то есть современникам — получила дальнейшее развитие в творениях Симеона. Перед глазами Симеона всегда стоял образ»живого и сияющего святого» — Симеона Студита, который был его современником, однако по святости не уступал древним подвижникам. Именно вопрос о почитании Симеона Студита стал камнем преткновения во взаимоотношениях между Симеоном и церковными властями его времени и сделался причиной конфликта, который закончился изгнанием Симеона из византийской столицы.
Впрочем, Симеон Новый Богослов не только Студита считал живым святым. Он посвятил 21–е Огласительное Слово некоему Антонию, молодому иноку, который умер, проведя в монашестве недолгие годы: Слово написано в виде надгробной похвалы и напоминает выдающиеся образцы агиографической литературы, такие, как»Житие Досифея», автором которого является Дорофей Газский [706]. В этом Огласительном Слове Симеон сравнивает последние слова Антония со словами древних святых:
«Что ты плачешь, брат? — говорил он. — Я ведь не был отступником от веры в Бога, но ее, как и Его, надеюсь, сохранил. И с тех пор, как пришел я I в эту святую обитель… плотского греха я не совершил. Я ел и пил и в беспечности провел дни мои. Но вверяю себя человеколюбию всеведущего Бога и тому, как поступит он с моим смирением». Итак, чем последние слова и изречения великих отцов P больше [слов] брата нашего? Ибо чистоту свою и девство он с дерзновением засвидетельствовал нам, но сохранил и смирение в душе своей непоколебимым..[707]
Смерть Антония Симеон описывает в следующих выражениях:
И вытянув ноги (τους πόδας εξάρας) и сложив руки крестообразно, в безмятежном душевном состоянии и настроении, он так почил сладчайшим сном в глубоком мире и уснул сном, подобающим праведнику, не показав пристрастия ни к чему из настоящего [мира]. Ибо ни о родственниках он не вспомнил, ни друга какого‑либо не назвал в этой жизни, ни распорядился о какой‑либо тленной вещи, но… обнаженный таким образом от всякого вожделения видимых [вещей] и привязанности [к ним], перешел в умственные царства[708].
