Татьяна Шишова - Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии
Бывшего принца отдали в приемную семью к сапожнику — якобинцу Симону. Прожил он там, правда, недолго. Члены революционного Конвента, приходившие навестить Людовика — Карла, отмечали вялость и апатичность мальчика. Он стал молчаливым на грани немоты, был крайне физически истощен и вскоре умер. Что, впрочем, неудивительно после таких страшных моральных истязаний и такого страшного, пусть и невольного предательства. Это ведь только при «легкости в мыслях необыкновенной» или при том, что когда-то называлось «моральным помешательством», можно отстаивать право ребенка доносить на своих родителей и не задумываться о том, какие муки совести ему придется испытать впоследствии. И как он будет с этими муками жить.
Все, даже неверующие, знают заповедь «чти отца твоего и матерь твою». (Не потому ли, чтобы на Страшном суде никто не смог бы оправдываться своим неведением в этом плане?) Но до многих, в том числе и среди православных, не доходит, что значит «чти любых». Всегда слышишь очень похожие возражения, из которых следует, что почитать можно только хороших родителей (читай: чуть ли не идеальных). А ведь по заповеди почитание ничем не обусловлено, кроме одного единственного обстоятельства: самого факта рождения от этих людей. Почему? Да потому что никто на Земле не может сделать для человека того же, что сделали кровные родители: через них Бог дал ему жизнь и «путевку в вечность». Это несоизмеримо ни с чем, ни с какими прочими условиями и обстоятельствами. И дело не в том, что воспитание или хорошее обращение с ребенком не важны. Очень даже важны, о чем я и сама пишу на протяжении многих лет. Но если бы человек не родился, то и воспитывать было бы некого. Однако людьми, которые хотят «идти в ногу со временем», все дальше и дальше отходящим от религиозного мировосприятия жизни, такие объяснения не воспринимаются. Если во главу угла поставлено то, что «здесь и сейчас», а жизнь за гробом — некая абстракция или вообще выдумки для дураков, то ценность кровных родителей оказывается под большим вопросом. Тогда, действительно, на первый план выходят наши претензии и их недостатки. И рано или поздно мы дозреем до мысли о том, что почитать можно только тех, кто достоин нашего почитания.
Не до всех доходит (надеюсь, пока!) и то, что на родителей нельзя доносить. Что само создание такой службы, куда ребенок может пожаловаться на родных, «ущемляющих его права», глубоко аморально. Если бы в обществе было понимание того, какой страшный грех — нарушение пятой заповеди, то не пришлось бы столько времени ломать копья, доказывая, чем опасна ювенальная юстиция и почему не надо ее внедрять. Хватило бы одного единственного аргумента про доносы детей на родителей. Даже излишне было бы добавление, что такая «защита прав» способствует лишь одному: чтобы как можно больше душ отправилось в ад.
«Если и мать забудет тебя, то Бог не забудет тебя»
Легко представить себе вопрос: «А если мать действительно изверг?»
Что ж, и такое бывает. Хотя гораздо реже, чем нас уверяют падкие на страшилки СМИ и проникнутая дешевым фрейдизмом масс-культура. Я, например, повидала на своем веку очень много матерей. И среди них было немало женщин с, мягко говоря, сложным характером — ведь трудные дети нередко бывают именно у трудных родителей. Однако с матерями — извергами ни разу не сталкивалась! Это настолько глубокое повреждение самой природы материнства, что даже у тяжело психически больных встречается редко. Разумеется, в тех случаях, когда речь идет действительно о зверствах, ребенка и вправду лучше изолировать. Но это должно быть редким, редчайшим исключением, а не привычной практикой. Если действительно желать блага ребенку, нужно сделать все возможное, чтобы наставить оступившуюся мать на путь истинный, вернуть ее к нормальной жизни. Нас уверяют, что именно так и будет, надо лишь создать ЮЮ. Но невозможно идти одновременно в противоположных направлениях. Нельзя оздоровить обстановку, пропагандируя жестокость, разнузданность и прочие пороки. Садизм матери — тяжелейшая патология. Но он же не возникает просто так, с бухты барахты. Происходит распад личности, спровоцированный какими-то факторами: беспробудным пьянством, наркоманией, душевной болезнью. Значит, если хотеть помочь, надо пытаться эти факторы устранить. Но именно этого как раз и не происходит! Право на патологию старательно охраняется. Неадекватные люди лишены помощи, потому что они не осознают своих проблем, считают себя здоровыми и не хотят лечиться. А принудительное лечение запрещено, и апологеты ЮЮ используют все возможные рычаги влияния, чтобы блокировать попытки восстановить нормальный порядок вещей, согласно которому вор должен сидеть в тюрьме, больной — получать медицинскую помощь, а ребенок — жить в родной семье и чтобы ему даже в страшном сне не могли присниться люди, вламывающиеся в дом и забирающие его в приют.
Но ведь и самая плохая мать все равно мать. И ребенок в глубине души все равно тоскует по ней и хочет верить, что когда-нибудь она «исправится». Если этого не происходит, в сердце остается незаживающая рана. С годами она, конечно, может зарубцеваться, иначе невозможно жить, настолько больно и обидно, когда мать тебя не любит. Но в любой момент (и это непредсказуемо) рана может открыться вновь. И облегчить сердечную боль способна лишь жалость. Мать, не любящая свое дитя, глубоко несчастна. Что бы она о себе ни воображала. Это такая глубокая ущербность, такое страшное «окамененное нечувствие», что не приведи Господь кому бы то ни было оказаться на ее месте. Поэтому, чтобы раненое сердце нелюбимого сына или дочери не окаменело в ответ, за такую мать им, конечно, надо молиться. Надо стараться видеть в ней страдающего человека, прощать обиды и, как ни тяжело, все равно благодарить. Это и есть благородство, которого сейчас так катастрофически не хватает в современной жизни, поднимающей на щит эгоизм и предательство.
В детстве так реагировать на обиды, причиняемые самым близким человеком, бывает неимоверно трудно, потому что ребенок, лишенный материнской любви, чувствует себя полностью беззащитным. Он слаб, уязвим и беспомощен. Чтобы пожалеть, нужно иметь много сил, а у него их нет. Но, взрослея и, главное, укрепляясь в вере, человек обретает душевные силы, необходимые для исполнения пятой заповеди в таких нелегких условиях.
В начале 2000–х годов издавалась очень хорошая православная газета «Как жить», почти вся состоявшая из писем читателей. В одном из номеров было опубликовано письмо священника, который подписался просто как протоирей Александр, без фамилии. В нем он рассказывал про свое страшное детство, проведенное сначала в детдоме, а потом с матерью — алкоголичкой, которая в своем помрачении вдруг его возненавидела. То, что батюшка описывает, поистине ужасно. Мать и била его, и не кормила, и хотела зарубить топором. И все равно, когда она умерла (а он к тому времени вырос и стал священником), на похоронах он плакал. «Мне было ее жалко, — пишет отец Александр. — Я пытался окончить чин погребения и прочитать разрешительную молитву сам. Мне было очень тяжело тогда читать слова молитвы над человеком, который причинил мне столько боли в детстве, но я чувствовал, что только я должен это сделать, и я сделал. Захлебываясь слезами, я окончил слова молитвы и почувствовал себя спокойнее. Я знал, что Господь в то время и во все времена со мной!»
«Бог… питает великую и особенную любовь к тем детям, которые в мире сем претерпели несправедливость — от родителей или от кого-то еще», — говорил старец Паисий Святогорец, к которому столько страждущих обращались за советом и утешением.
«Забудет ли женщина грудное дитя свое?.. Но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя», — обещает Сам Господь в книге пророка Исаии (Ис. 49: 15).
Пушкин и омбудсмены
Мы не знаем, почему Бог дает ребенку тех или иных родителей. Это одна из великих тайн Божиих, которая, возможно, раскроется, когда мы окончим нашу земную жизнь. Пока мы просто верим в то, что Господь никому не желает зла, и в то, что без креста спастись нельзя. Поэтому христианство призывает к смиренному терпению скорбей, к творению добра и неучастию во зле. Только так в мире может умножаться любовь.
А любви без прощения не бывает. Поэтому лучшей школой любви и прощения является семья, члены которой связаны узами родства и безусловной, что называется «по определению», любви. Родители любят ребенка просто за то, что он есть. И он с младенчества (а с мамой — еще в утробе!) ощущает свою связь именно с ними, а не кем-нибудь другим. С детства в родной семье люди учатся терпеть, служить друг другу, отвергаться себя. Новые же «защитники прав ребенка» предлагают совсем иную систему координат. Эта система по сути богоборческая. Отнимая детей под самыми разными предлогами, адепты ЮЮ фактически утверждают, что Бог в лучшем случае ошибся (или даже сознательно навредил ребенку), дав ему «не тех родителей». Значит, Он несправедлив и зол. А они, жрецы нового миропорядка, будучи этакими олицетворениями мудрости, доброты и правосудия, восстановят попранную справедливость и в который раз осчастливят человечество. Под предлогом достижения идеала в семьях сеется ненависть, рушатся и без того нередко хрупкие семейные взаимоотношения, в детях распаляются враждебные чувства по отношению к взрослым, оправдываются и даже насаждаются хамство, потребительство, подлость и ложь. В красивой гуманистической обертке вновь оказывается дьявольский перевертыш: вместо терпения и смирения в основу детско-родительских отношений нам предлагают положить злопамятство и месть. Еще раз подчеркиваю: я не оправдываю садистов и извергов. Речь не о них, а об обыкновенных, рядовых семьях, над которыми сейчас нависла угроза. Идеала нет, все мы несовершенны. В каждой семье свои проблемы и трудности. У многих людей не лучший в мире характер, не самое изысканное воспитание, расшатанные нервы. Все это неприятно, и человек призван бороться со своими страстями и недостатками. Но в нормальной системе ценностей преступно отнимать у него за это детей или настраивать их против отца с матерью.
