Филипп Янси - Библия, которую читал Иисус
Возможно ли, что Бог допустил трагический эксперимент, в который превратилась история Израиля, чтобы показать нам конец любого земного царства? Соломон, обладавший всеми преимуществами мудрости, власти и богатства, всеми дарами Господа, привел свой народ к гибели. Неужели Бог даровал Соломону эти блага только для того, чтобы уничтожить наши иллюзии и приуготовить путь к Новому Царству? Царства века сего основаны на разуме, красоте, богатстве или силе, но даже лучшие из них, лучшие на соломоновский лад, не избегнут краха. Разве история не подтверждала этот урок снова и снова?
Другой Царь, Который утверждал, что Он превосходит Соломона, опирался на бедных, слабых, угнетенных и с ритуальной точки зрения нечистых. Он умалил славу Соломона, сравнив его с полевой лилией. Он не предлагал никаких наград, кроме весьма вероятной перспективы позорной смерти на кресте. Царство Соломона было основано на преуспеянии, Царство Иисуса — на самопожертвовании. «Кто отдаст душу свою, тот ее сбережет», — чаще всего мы вспоминаем именно эти слова Иисуса. Мир все еще не был готов принять такое Царство. Даже когда Он вернулся на землю после Воскресения, Его ученики все еще не могли постичь особенность этого Царства. «Господи, на этот раз Ты восстановишь царство Израильское?» — спрашивали они, все еще имея в виду земное царство Соломона.
Ни израильские цари, преемники Соломона, ни последователи Иисуса не усвоили этот урок. А как же мы? Представляю себе Екклезиаста перед витриной, забитой современными журналами. «Так, все эти журналы по культуризму и бодибилдингу — «Shape», «New Body», «Muscle and Fitness»; неужели вы думаете сохранить свою плоть навсегда? Вы и не вспоминаете о могиле? «Success, Inc.», «Entrepreneur» — к чему вы стремитесь? Думаете и в самом деле найти здесь удовлетворение? «Mad», «Lampoon», «Atlantic», «Harper's» — я испытал легкомыслие наряду с мудростью: конец у них одинаков — могила». Таинственные слова Иисуса «Что пользы человеку обрести весь мир, а душу свою потерять?» подводят итог всей мудрости Екклесиаста.
Екклесиаст потому звучит столь современно, что мы так и не усвоили этот урок. Мы все еще гонимся за видимым царством.
Экзистенциальные писатели, столь популярные в шестидесятые годы, в одном отношении и впрямь оказались пророками: они исследовали наши иллюзии и разоблачили их. В этом смысле беспокойные души, остро ощущающие дисгармонию мира, ближе к Господу, чем те, кто всем удовлетворен. Говоря словами Уолкера Перси, человеческая раздвоенность — это «прежде всего чувство бездомности, возникающее потому, что человек — не у себя дома». В отличие от Проповедника, большинство современных писателей винят в нынешнем состоянии человечества либо Бога, либо отсутствие Бога, и лишь немногие понимают отчаяние как признак нашей смиренной потребности в Боге. Поэтому только эти писатели могут показать нам путь в тот дом, который изначально был предназначен стать нашим прибежищем.
Сущность всего
У евреев есть обычай вспоминать слова Екклесиаста один раз в году, в Праздник кущей. Живя в Чикаго, я наблюдал, как семьи, селившиеся вдоль северного берега озера Мичиган, возводили палатки во дворах своих коттеджей и там вкушали пищу и вспоминали события, относящиеся ко времени странствия их предков по Синайской пустыне. В разгар этой церемонии руководитель празднества поднимался на ноги и читал вслух всю книгу Екклесиаста в качестве напоминания о том, что нельзя полагаться на успех и благополучие.
Быть может, нам всем следует ввести обычай такого ежегодного чтения. Особенно это было бы полезно нам, американцам, живущим в кондоминиумах и коттеджных поселках, посреди изобилия земного царства, уверенным в вечном торжестве капитализма и надежно укрывшимся за ядерным щитом. Дж. Паркер назвал книгу Екклесиаста «единственной книгой Библии, которая полностью предназначена для возвращения нам чувства реальности».
Для верующих христиан эта книга также служит надежным компасом. По временам и мы чувствуем, как вера угасает в нас, как привычные ответы уже не способствуют решению загадки бытия. Мы впадаем в депрессию, испытываем отчаяние, скуку, безразличие. Иногда наступает другая крайность, и мы идем на поводу у той блаженной «духовности», которая сулит нам счастье и здоровье. Бывает и так, что мы, напротив, навязываем себе духовный аскетизм, отвергая радости пищи и питья, отдыха и любви. Екклесиаст противостоит всем этим опасным тенденциям, предлагая нам суровое решение, лишенный иллюзий реализм. Вечность заключена в наших сердцах, но бремя богов давит на наши плечи.
Разумеется, вся весть Писания не сводится к книге Екклесиаста. Здесь ничего не сказано о завете, здесь нет чудесных историй Божественного вмешательства, нет и обещания конечного избавления. Проповедник ограничил свое зрение достаточно узкой перспективой, он говорит лишь о том, что видит вокруг себя. И все равно книга кончается призывом:
Выслушаем сущность всего:
бойся Бога и заповеди Его соблюдай,
потому что в этом все для человека;
ибо всякое дело Бог приведет на суд,
и все тайное, хорошо ли оно или худо
(12:13–14).Некоторые комментаторы рассматривают последнюю главу как хвалебный гимн, к которому автор хитроумно привел нас, обойдя все ловушки. Другие вообще считают эту главу позднейшим дополнением, состряпанным писцами, которых напугал чрезмерный радикализм этой книги. Я же представляю себе усталого старика, похожего на Соломона — человека, который усердно искал разгадку бытия. В начале главы 12 он рисует поистине шекспировскую картину старости. И теперь, отягощенный ошибками и сознанием своей смертности, он говорит со вздохом: «Лишь одно важно: постарайся посреди этого бессмысленного и суетного мира не забыть своего Создателя».
Философ Людвиг Витгенштейн пишет: «Верить в Бога — значит понимать, что явления этого мира еще не составляют сущность всего. Верить в Бога — значит понимать, что в жизни есть смысл… И этот смысл заключен не в самой жизни, но вне ее». Давид и другие авторы псалмов подбирали каждый кусочек своей жизни, чтобы почтительно представить его Богу. Проповедник поступает иначе: он распыляет и труд, и удовольствие на элементы и заходит в этом процессе столь далеко, что уже не в состоянии собрать их вновь воедино. Он снимает один слой за другим и вот уже наткнулся на пустоту. И тогда звучит предупреждение для тех, кто еще может ему последовать: помни своего Создателя, бойся Бога.
Писатели–экзистенциалисты придумали выражение «скачок веры», описывая разрыв между нашими культурными предпосылками и верой в трансцендентное. Те из них, кто сохранял связь с религией, находили родственную душу в Кьеркегоре, поклоннике Авраама, Иова, Давида и прочих рыцарей веры, сохранивших ее вопреки всем сомнениям, вопреки даже фактам, которые могли бы разрушить ее. Один из экзистенциалистов напомнил мне рассуждения математика и философа XVII века Блеза Паскаля, который также сражался с ощущением бесцельности бытия. Паскаль утверждал, что вера иной раз напоминает пари. Он говорил приятелям: «Если я верю в Бога и жизнь после смерти, а вы нет, и в итоге окажется, что Бога не существует, мы оба останемся в проигрыше. Но если Бог есть, вы все равно окажетесь в проигрыше, а я выиграю». Полагаю, проповедник одобрил бы такой подход.
Вопль, звучащий в конце этой книги, — отнюдь не торжествующее «Говорил же я вам!» Скорее это последний вздох необычайной личности, посвятившей свою жизнь поискам всех мыслимых альтернатив. Я различаю в этом вскрике интонацию «Клубка змей» Франсуа Мориака и «Силы и славы» Грэма Грина: ту усталую и разочарованную интонацию, которой окрасилось наше столетие. Если вы попали в ловушку видимого мира и не желаете более ничего видеть, холодная логика приведет вас к осознанию бессмысленности бытия и отчаянию. Наш путь превратится, по словам Марка Твена, в «печальное паломничество, в отчаянное скольжение из вечности в вечность». В конце своей книги Екклесиаст призывает нас: «Постарайтесь как–нибудь совершить этот скачок веры, ощутить присутствие Бога, и тогда в один прекрасный день жизнь обретет смысл. Наступит субботний отдых для вечности, заключенной в наших сердцах, и бремя богов ляжет на плечи воскресшего человечества легкостью бытия».
«Не знаю, Кто или Что задает этот вопрос. Не знаю, когда он был задан. Не помню, чтобы я отвечал на него. Но в какой–то момент я Кому–то или Чему–то ответил «да», и с этого момента я знаю, что бытие имеет смысл и потому моя жизнь имеет цель».
Даг ХаммерскейльдГлава шестая.
Пророки: Бог отвечает
Вникая в слова пророков, мы словно все время подвергаемся ударам равнодушия. Нужен поистине каменный череп, чтобы выдержать подобную встряску.
Абрахам ХешельЕсли взять в руки Библию, принадлежащую даже самому усердному читателю Писания, посреди книги обнаружится ряд страниц с чистыми, не захватанными руками полями — явное свидетельство того, как редко раскрывается эта книга на текстах ветхозаветных пророков. Хотя семнадцать книг пророчеств составляют примерно пятую часть всего объема Библии, ими, как правило, пренебрегают. Почему? Я задал этот вопрос группе студентов, и один из них попытался как–то выразить общие ощущения: «Пророки какие–то неистовые, странные, и потом все они говорят одно и то же». Размышляя над этим ответом, я понял, что юноша затронул проблему, которая смущала меня многие годы и препятствовала изучению пророков.
