Наталья Горбачева - Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих
– Может, конечно, если буря начнется, – согласилась она. Никакое бедствие не могло заставить ее оторваться от дела. – Вот налив розовый нападал. Посушить хочу, – кивнула она на таз с яблоками…
– А буря-то откуда? – не впервые удивилась я ее спокойствию.
– Когда леса горят, внизу знаешь какой горячий воздух делается! А наверху холодный, вот они и начнут засасывать друг друга. Буря страшная поднимается. В детстве видела такое – огромные сосны до земли склонялись, а ветер свистел, так что барабанные перепонки лопались… – изобразила Ольга Ивановна, закрывая ладоням уши.
– Где, здесь, в Березове?
– На родине, севернее, откуда мы приехали… Мама покойница говорила: здесь жара с холодом борется, а на небе добро со злом. Бог прогневался. Ветер, глянь, усиливается.
– Так и будем ждать, когда уже засвистит?
– Упустили время. Вчера пожарные приезжали – спасибо сельсовету таких охломоновцев прислал, поискать еще! А сегодня чего приехали, огороды поливать? Теперь только авиация поможет. Никому только мы не нужны! – подытожила Ольга Ивановна, продолжая резать яблоки. – Одним словом, беда! На небе – ни тучки… Гарь еще ядовитой бывает. У нас, слава Богу, торф ничего, терпеть можно!
Хоть это утешило…
– ОльгИванн, а давайте крестным ходом пойдем, – вдруг предложила я и сама удивилась: за секунду до этого у меня и мысли такой не было.
– Да с кем же мы пойдем? – оторвалась на минутку от яблок Ольга Ивановна. – Засмеют…
– Дураки будут! А что в поселке верующих нет? – ухватилась я за идею.
– Есть кой-какие, – пожала плечами она.
– Ну вот, соберемся и пойдем. Прямо сейчас.
– Да никуда никто не двинется, – определенно высказалась Ольга Ивановна.
– Как же не двинутся, если верующие?
– Не хотят, чтобы люди знали, – уклончиво ответила она. – Никого не вытащишь.
– Ведь настоящее народное бедствие! Ну что ж они!
– Не пойдут! – твердо сказала Ольга Ивановна. – Ни за что!
– Тогда это неверующие, – определила я.
– Это Бог судья. Только вот не пойдут и всё!
– Тогда пошли вдвоём.
– Да какой же из нас двоих ход?
– Прекрасный! – воодушевилась я, чувствуя, что какая-то сила внутри меня разрушает всякую боязнь. – Что сказал Христос? «Где двое или трое соберутся во имя Моё, там Я среди них» [18] .
– Наташ… ты какая-то оголтелая… Безудержная, – внимательно посмотрела на меня Ольга Ивановна.
– ОльгИванн, вы такая же, между прочим, – ответила я.
– Да? – засмеялась она.
– А вы думаете, почему я к вам все время бегаю? На себя со стороны посмотреть. Ну что, пошли?
– А как? – В ее голосе появилась решительность.
– Не знаю. Ну примерно так… Берем иконы и друг за другом с молитвой мимо пожара.
Ольга Ивановна полезла за божницу и достала яйцо.
– У нас знаешь как? В пожар пасхальное яйцо бросают, помогает…
– А это не суеверие?
– Я верю, – твердо сказала она, – что помогает.
– Берите.
Почему-то мы засуетились, заспешили. Ольга Ивановна сняла с иконной полки «Неопалимую купину» – выцветшую бумажную в серебристом дешевом окладе иконку, которой было не меньше ста лет. По дороге я зашла домой, взяла софринского «Спасителя». Мы были – в чем были. Я в ситцевом халате и шлепанцах, Ольга Ивановна даже фартук не сняла, только покрыла голову косынкой. Приставив иконы к животам, мы пошли вдоль дороги. Людям, которые копали заградительную траншею, было не до нас, долго в нашу сторону не глядели. Только в спину кто-то крикнул:
– Лопату лучше бы взяли… демонстранты!
Некоторое время за нами бежали несколько мальцов, которые поинтересовались, как тот персонаж из «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен»: «А что это вы тут делаете?»
– Бога молим, чтобы дождь пошел… Айда с нами.
– Не-е-е, – и дети оставили наше молебное шествие. – Тут интересней!
Справа горел лес, слева был наш поселок. Ольга Ивановна бросила в огонь яйцо, мы перекрестились и пошли дальше, читая все известные молитвы – каждая свою. Иногда воздыхали: «Господи, затуши пожар! Спаси, Господи!» Мы с полчаса шагали по дороге, которая уводила в знакомый грибной лес. Торфяное болото сменилось прекрасным сосняком с высоченными прямыми деревьями. Пожар остался позади, но ветер бушевал вовсю и мог в любой момент подкинуть огонька сюда. До слез было жалко – такая красота и вдруг сгорит. Невозможно!
Мы дошли до Суховой поляны, на которой когда-то росли сочные травы, ее косили собственники для своей скотины. Ныне скотина перевелась, и вся Сухова заросла сухостоем по пояс. И вдруг мы увидели, что метрах в пятидесяти от нас горит трава!
– Вона как огонь лес обошел. За Суховой ведь тоже болото, – расстроилась Ольга Ивановна. – Беда, беда! Господи, беда!
Мы видели, как порывы ветра перекидывали по траве огонь сразу на несколько метров. Я была полна решимости идти дальше по дороге, но Ольга Ивановна сказала:
– Давай быстро назад! Сейчас гадюки поползут из огня!
Повернули назад, я подумала про себя, какая Ольга Ивановна маловерная. Не будут же эти гадюки на нас бросаться! Тогда я, городская, рубила сплеча и только набиралась опыта летней сельской жизни. Бог попускал тогда жить слишком бесстрашно. Видимо, для того, чтобы больше шишек набить и больше выводов сделать.
Когда мы возвратились к поселку, народ перестал копать свои бороздки, наблюдая за приближением пожара с дороги. На нас даже внимания не обратили. Огонь зловеще полыхал совсем рядом. Мы с Ольгой Ивановной обошли самочинным крестным ходом мой дом, потом ее и разошлись.
Войдя в свой дом, я вдруг почувствовала себя просто отвратительно, до тошноты, и рухнула на свою кровать. Подумала – гари надышалась. Спустя, может, минут пять застучали по крыше капли дождя – всё сильнее и сильнее. Я заставила себя встать и подойти к окну. Внезапный ливень набирал силу, небо было затянуто светлыми даже не тучами, а облаками. Откуда они взялись среди ясного неба! Я помню первую свою мысль: «Зачем мы только этот крестный ход затеяли, дождь и без нас пошел. Теперь засмеют…»
Эту обидную мысль я долго мусолила на разные лады. Напала на меня и странная болезнь – вдруг поднялась высокая температура, и все тело стало точно расслабленное: я не владела им, не могла встать, взять в руки ложку, зачерпнуть воды, удержать яблоко.
Обрушившись сплошной стеной, ливень лил натурально как из ведра – целые сутки. Когда он перестал, полегчало и мне до того, что я смогла выйти из дома. Огня не было. Непонятно, куда исчезала вода, – от таких осадков должна была разлиться наша речка. Но случилось лишь то, что у дачников слегка затопило грядки. Впоследствии я узнала: чтобы потушить квадратный метр торфяного пожара, нужна целая тонна воды.
Чудо было таким невероятным, что я отказывалась верить в него, решила, что произошла удивительная случайность. Я дошла до речки, на высоком берегу сидели те самые пацанята, которые спрашивали «а что это вы тут делаете?», когда мы с Ольгой Ивановной шагали крестным ходом. Пацанята, завидев меня издалека, стали толкать друг друга, мол, вон она… И когда я проходила мимо, хором радостно воскликнули:
– Здравствуйте!
Потом соло выступил Степка:
– А видите, как Бог помог…
Компания глядела на меня широко открытыми глазами.
– Да? – удивилась я. – Здорово! – и стала спускаться вниз, к речке.
Внизу снова подступил приступ тошноты. Я развернулась и стала карабкаться по тропинке наверх. Компания следила за мной с интересом. Степка внятнее стал доносить мысль:
– А вот видите, какой ливень вдруг пошел, что весь огонь затушил…
– Здорово! – ответила я.
– Это вы домолились, – сказал другой.
– Вдруг полил, ниоткуда взялся! – сказал Степка. – А мы не верили.
– Да? Нет, верить надо обязательно… – Я согласилась с мыслью и пошла домой.
Прошла мимо дома Ольги Ивановны, но даже желания не возникло зайти к ней и разузнать про внезапный ливень.
Еще три дня я пролежала с температурой, с лицом землистого цвета. Но хворь тела была несравнима с муками напавшего на душу уныния. Невозможно было молиться и даже просто думать о чем-то хорошем. Был момент, когда захотелось утопиться в речке, хорошо, что я была не в силах идти дальше обеденного стола.
Через три дня соседи пригласили на знатную уху – в нашей речке поймали метровую щуку. Родители силком, под руки притащили меня на другую улицу и усадили за стол. Все радовались, обсуждая ту щуку, которая еще час назад была жива. Я не могла ни есть, ни пить, ни объяснить, что со мной происходит. С большим трудом я сдерживала в себе крик, чтобы все замол-чали! «Господи… Господи, – сумела я произнести внутри себя. – Господи, помилуй!» И вдруг – в одно мгновение вся хворь и мука оставили меня, будто и не было! Целая скала с души свалилась. Все сразу стали родными и близкими. Господи, как мало человеку надо! Я влилась в веселый разговор, выпила, как все, водочки. И заплакала. Отчего – тоже не могла объяснить. Все, конечно, подумали – от того, что болезнь ушла, даже видимым образом. Я порозовела, и народ обрадовался:
