Николай Пестов - Современная практика православного благочестия. Том 1
И только сердце характеризует состояние души человека, определяет его ценность, его духовную высоту или его низкое состояние.
Господь говорит: «Из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления. Это оскверняет человека» (Мф. 15, 19–20). А прп. Макарий Великий пишет:
«К чему привязано сердце человека и к чему влечет его пожелание, то и бывает для него богом».
«Разум (или ум) — слуга сердца», — говорит и мудрый пастырь о. Иоанн С.
Как определяет один философ:
«Разум играет лишь роль регулятора, диспетчера, командира огромной армии, которая состоит из творческих импульсов — стимулов человеческой личности».
Таким образом, не ум, а сердце является истинным господином в человеке. Можно наблюдать, что ум играет всегда подчиненную роль и обычно бессилен бывает повлиять на сердце, сам являясь слугой последнего. Так, при испорченности сердца ум способен оправдать все низкие поступки человека. Своих ближних и знакомых человек судит в зависимости от сердечной симпатии или антипатии к последним.
Также трудно, а может быть, и невозможно переубедить человека в каком-либо положении, если это положение не согласуется у него с известными эмоциями.
Поэтому, как пишет о. Иоанн С:
«При образовании чрезвычайно вредно развивать только рассудок и ум, оставляя без внимания сердце, — на сердце больше всего нужно обращать внимание; сердце — жизнь, но жизнь, испорченная грехом; нужно очистить этот источник жизни, нужно зажечь в нем чистый пламень жизни так, чтобы он горел и не угасал, и давал направление всем мыслям, желаниям и стремлениям человека, всей его жизни.
Общество растленно именно от недостатка воспитания христианского».
Как указывают св. отцы, мы часто не желаем греха только по рассуждению, т. е. по уму. Но чувства наши в иных случаях побуждают ко греху, и тогда мы бываем сильно боримы греховными помыслами. Поэтому одно рассуждение не сильно победить в нас страсти.
Следует учитывать, что всякая новая мысль, дошедшая до ума, вместе с тем падает и на сердце. Здесь она попадает как бы на пробный камень для проверки ее приемлемости для человека. Если только сердце одобрит ее, то она признается истинной и принимается.
Это опробование мысли производится именно сердцем, а не умом с его логикой. Мысли, не нравящиеся сердцу, им отвергаются как ложные, причем сердце тотчас же дает поручение уму — опровергнуть мысль, доказать ее ложность.
Иногда мысль бывает настолько правдоподобной, что уму сразу не удается ее опровергнуть. Тогда сердце начинает беспокоиться, человек раздражаться. (Отсюда старая греческая поговорка: Юпитер, ты сердишься — значит, ты не прав.)
Если уму удается это сделать, то человек успокаивается; если нет, то это ввергает человека в длительное беспокойство от внутреннего противоречия между повелениями сердца и суждениями разума. Начинается внутренняя борьба.
Итак, в ряде случаев можно наблюдать очевидное противоречие сердца и ума. Ум диктует человеку один поступок, а сердце (чувство или страсть) велит делать другое.
Усилия человека, работающего над собой, могут иметь разные направления. Чаще всего они направляются к развитию ума, т. е. к накапливанию знания. Очень редкие стремятся к очищению сердца даже в среде христиан.
В современности первое направление неизмеримо преобладает над вторым. Светский ученый — идеал современности; чистота сердца — святость — почти перестала служить предметом стремления. Между тем чистое сердце есть сосуд Духа Святого, это божество на земле, это свет, счастье и радость для окружающих его, хотя бы с этим сердцем сочеталось образование простолюдина.
Значение в человеке сердца характеризуется и на искусстве влияния на людей.
Кто знаком с этим искусством, тот знает, что чаще всего бесполезно взывать к разуму, пробовать переубедить человека логическими доводами, победить диалектикой. Ключ успеха — уметь задеть сердце человека, найти вход в него, найти в нем слабое место, часто — тщеславие, сребролюбие и т. п.
После ублажения сердца человека и ум его будет склонен к тем положениям, которые ему пробуют привить. Мудрый ап. Павел так начал свою защитительную речь перед Феликсом: «Зная, что ты многие годы справедливо судишь народ сей» и т. д. (Деян. 24, 10).
Умная Иудифь, когда хотела расположить к себе сердце предводителя войск Навуходоносора — Олоферна, так повела свою речь: «Ибо мы слышали о твоей мудрости и хитрости ума твоего, и всей земле известно, что ты один добр во всем царстве, силен в знании и дивен в воинских подвигах» (Иудифь 11, 8).
А мудрый патриарх Иаков до встречи с братом Исавом счел нужным предварительно умилостивить его подарками — вперед посланными стадами коз, овец, верблюдов, ослов и т. д. (Быт. 32, 13–21).
Чувство очищенного сердца есть более верный показатель истины, чем заключение ума: так, Лука и Клеопа, шедшие в Еммаус, не могли умом распознать Христа, но сердце их не обмануло и «горело» в течение встречи с Господом (Лк. 24, 32).
«Чувства [сердца] навыком приучены к различению добра и зла», — пишет об этом же ап. Павел (Евр. 5, 14).
Чтобы понять человека, надо прежде всего распознать его сердце.
Однако это не так легко сделать. Как говорит пророк Давид: «Делают расследование за расследованием… до глубины сердца (Пс. 63, 7). [4]
Вместе с тем, как пишет схиархимандрит Софроний:
«Подлинная христианская жизнь течет там, в глубоком сердце, сокрытом не только от посторонних взоров, но в полноте и от самого носителя этого сердца.
Кто входил в этот таинственный чертог, тот, несомненно, испытал изумление перед тайной бытия… и сознает невозможность уловить процессы духовной жизни сердца, которое глубиной касается того бытия, где уже нет процессов».
«Войди в себя, пребывай в сердце своем; ибо там Бог», — говорит Ефрем Сириянин.
А прп. Никифор пишет:
«Когда ум соединится с сердцем, то исполняется неизреченной сладости и веселия. Тогда видится ему, как воистину Царство Небесное внутри нас есть».
Различие в значении для человека сердца и ума становится особенно очевидным при отношении их к вечности.
Чувство милосердия, любовь к истине (правде), нищета духа, кротость сердца и другие христианские добродетели — все это переносится за гроб бессмертной душой, сохраняется для вечности.
Это тот «актив», тот запас «елея мудрых дев» (Мф. 25, 2), который обусловливает приобщение души к Царству Истины и Красоты.
Гнездящиеся в сердце земные страсти и пристрастия — это тот «пассив», который не дает возможности такого приобщения, ибо «не войдет в него ничто нечистое» (Откр. 21, 27).
Достижения же ума здесь безразличны. Изощрен ли он, умудрен ли наукой и земными знаниями — все это не имеет никакого значения при суждении о пригодности души к Царству Небесному. И если двери Царства Небесного широко раскроются перед простецом с чистым сердцем, то они могут оказаться плотно закрытыми для ученого с мировым именем.
Сердце человеческое можно сравнить с чашею, наполненною или благовониями, или, наоборот, веществами, издающими тошнотворный запах и смрад.
Если сердце преисполнено любви Христовой, милосердия, нищеты духа, смирения, покорности воле Господней и т. д., то из такого сердца как бы несется веяние духовных благовоний, которые приятны Богу и включают человека в сферу Царствия Божия.
Смрад страстей: гнева, жестокости, гордости, сребролюбия, сластолюбия и т. д. — включает человека в сферу господства сатаны, т. е. ада.
Следует сказать, что духовные люди, обладающие способностью «духовного различения», сразу могут определить и оценить сущность вновь встретившегося человека познанием его сердца так же, как можно сразу оценить содержимое сосуда по физическому запаху из него. При значительном же уклонении сердца у человека в какую-либо крайность — добродетели или порока — последние уже прямо отражаются на внешности человека. Об этом так пишет старец Силуан:
«Знал я одного мальчика, вид его был ангельский — смиренный, совестливый, кроткий; лицо белое с румянцем, глазки светлые, голубые, добрые и спокойные.
Но когда он подрос, то стал жить нечисто и потерял благодать Божию; и когда ему было лет тридцать, то стал похож и на человека, и на беса, и на зверя, и на разбойника, и вид его был скаредный и страшный.
Но видел я и другое. Видел я людей, которые пришли в монахи с лицами, искаженными от греха и страстей, но от покаяния и благочестивой жизни они изменились и стали очень благообразными».
О том же говорит и о. Александр Ельчанинов, который пишет:
«Грех — разрушительная сила, и прежде всего для своего носителя; даже физически грех затемняет, искажает лицо человека».
