Святитель Игнатий Брянчанинов - Том 4. Аскетическая проповедь
Освободим от дебелости, от греховных похотений, стремлений, увлечений наше тело. Очистим душу как от тех страстей, которые принадлежат исключительно ей, — от гнева, сребролюбия, тщеславия и других подобных, так и от тех, которыми заражает ее тело, каковы чревонеистовство и сладострастие. Очистим дух от свойственной ему скверны, от мыслей ложных, богохульных, от ощущений неправильных, из чего составляется самообольщение, ослепление, умерщвление вечною смертию. Изработывается освобождение наше святою Истиною [391]. Изработывается освобождение и очищение наше воздержанием от излишества в пище и питии, бдением, молитвенными стояниями и коленопреклонениями, обузданием неосторожных и любопытных взора, осязания, слуха и прочих телесных чувств, которыми грех входит в душу, оскверняет и тело и душу. Изработывается освобождение и очищение наше Словом Божиим [392]. Напитаем себя чтением Слова Божия, оживим в себе, соделаем действующим Слово Божие {стр. 129} деятельностию по воле и завещанию Господа, возвещаемыми нам Словом Божиим. Часто да возобновляются в памяти нашей благочестивым размышлением и созерцанием страдания Спасителя нашего, Его смерть на Кресте, которою мы искуплены от вечной смерти, Его земная жизнь — это постоянное выражение смирения и любви, — проведенная среди лишений, преисполненная скорбями. Положим твердое намерение провести благоразумно и богоугодно наше краткое земное странствование. Проведем его в приготовлении себя к вечности, в приготовлении на Суд Божий. Для этого необходима тщательная бдительность над собою, тщательное настроение себя по учению Евангелия, тщательное исправление упущений и уклонений покаянием. Страшны — ликование сынов мира, их непрерывающаяся рассеянность и многопопечительность о тленном, их упоение обольщением суетного мира. В этом состоянии — условие погибели. Уже отверзла на самопроизвольные жертвы свои вечная смерть темную, адскую пасть, готова пожрать и поглотить их при первом миновании попущения Божия, по миновании долготерпения Божия, ожидающего покаяния грешников, при решительном отступлении Бога от нераскаянных грешников. Убоимся впадения в состояние, точно страшное! Устремим во времени и благовременно все силы наши к Богу нашему, чтоб усвоиться Ему навечно, и в усвоении Ему обрести наше спасение и блаженство во времени и в вечности. При таком жительстве, когда оно будет постоянно, и тем докажет верность нашу Богу, осеняет нас Божественная благодать, укрепляет колеблющийся подвиг наш, изменяет и перерождает его, дарует нам подвиг новый, сильный, духовный, небесный: этим подвигом вводит нас в скорое и обильное преуспеяние. И при собственном подвиге — и собственному подвигу человека содействует благодать, но не обнаруживая себя, — служитель Божий, хотя борется еще со страстями, но уже причащается достойно Тела и Крови Христовых, когда причащается их в сокрушении духа и в полном сознании своего недостоинства. Тело и Кровь Христовы содействуют его подвигу, подвигу мученическому: они очищают и наказуют его по милосердому, Божественному суду своему, пожигая и истребляя в нем те скверны, которых он не может ни усмотреть, ни истребить сам собою. По осенении подвижника благодатию, Тело и Кровь Христовы оживотворяют его, возбуждают в нем новые, доселе бывшие ему вовсе не известными, духовные, высшие разумения и ощущения, открывают {стр. 130} Божественные таинства, исполняют действий Святого Духа, доставляют смирение, не сравнимое, по глубине его и по производимому им чудному успокоению, со смирением, доставляемым страданиями под гнетом страстей и падших духов. Прилепляяйся Господеви един дух есть с Господем [393]. Господь — Дух, и человека, прилепляющегося к Господу, Господь соединяет с Собою, соделывает духом; несмотря на то человек этот остается в теле: человек этот соделывается духовным, заимствуя из Духа Господня духовные свойства, причем отделяются и отпадают от него, как струп от заживленной раны, свойства скотоподобные, которыми заразило его падение. Жительство по евангельским заповедям, молитва в сокрушении духа вводят в соединение с Господом: навершается это соединение Божественною благодатию и причащением всесвятых Божественных Тела и Крови Христовых.
Бог питал манною, падавшею с неба, избранный народ Свой — Израильтян, когда этот народ путешествовал по пустыне из Египта в Землю Обетованную: одожди им манну ясти, говорит Писание, и хлеб небесный даде им. Хлеб ангельский яде человек [394]. Хлебом этим прообразовался Христос, питающий Своим словом [395], Своею Плотию и Кровию христиан, странствующих в юдоли изгнания, шествующих и возносящихся в горнее отечество при многоразличных и многочисленных препятствиях, страданиях, бедствиях. Египет знаменует состояние человеческого падения, состояние порабощения греху и падшим духам. Изшествием из Египта изображается отвержение греховной жизни, принятие веры во Христа, вступление в жительство по заповедям Христовым. Обетованная земля — небо; путешествие по пустыне — земная жизнь; хлеб небесный — Христос. Хлеб бо Божий есть сходяй с небесе и даяй живот миру [396]. Отцы ваши, говорит Христос новому Израилю о ветхом Израиле, ядоша манну в пустыни и умроша: сей есть хлеб сходяй с небесе, да, аще кто от него яст, не умрет [397] вечною смертию ни во время земной жизни, ни по разлучении души с телом смертию тела. Аминь.
{стр. 131}
Слово
в Великий Пяток на вечерне
Вси пришедшии народи на позор сей, видяще бывающая, биюще перси своя возвращахуся [398].
Какое было то зрелище, которое приводило зрителей в совершенное недоумение? какое было то зрелище, которое запечатлевало уста зрителей молчанием и вместе потрясало души их? Приходили они на зрелище, чтоб удовлетворить любопытству; уходили со зрелища, ударяя в перси и унося с собою страшное недоумение… Какое было это зрелище?
На это зрелище смотрели не одни человеки: смотрели на него с ужасом и глубочайшим благоговением все Ангелы Божии; предметы небесные уже не привлекали их внимания; взоры их устремились, приковались к зрелищу, открывшемуся на земле. Солнце увидело невиданное им, и, не стерпевши увиденного, скрыло лучи свои, как человек закрывает очи при невыносимом для них зрелище: оно оделось в глубокий мрак, выражая мраком печаль, столь горькую, как горька смерть. Земля колебалась и потрясалась под событием, совершившимся на ней. Ветхозаветная Церковь растерзала свою великолепную завесу; так терзаются и не щадятся драгоценнейшие одежды при бедствии неотвратимом, решительном. Вси пришедшии народи на позор сей, видяще бывающая, биюще перси своя, возвращахуся… Какое это было зрелище?
Было зрелище, которое ныне мы созерцаем в воспоминании, в совершаемом церковном служении, в священном Изображении, предлежащем нашим взорам. Зрелищем был Сын Божий, сошедший с небес, вочеловечившийся для спасения человеков, обруганный, убитый человеками.
Какое чувство, как не чувство ужаса, должно всецело объять сердце при этом зрелище? Какое состояние, как не состояние совершенного недоумения, должно быть состоянием ума? Какое слово может быть произнесено при этом зрелище? Не замрет ли всякое человеческое слово во устах прежде исшествия из уст? Вси пришедшии народи на позор сей, видяще бывающая, биюще перси своя, возвращахуся. {стр. 132} Возвращались, ударяя в перси, возвращались в недоумении и ужасе те, которые приходили посмотреть на Спасителя, висевшего на древе крестном, подобно плоду зрелому и червленеющемуся, приходили посмотреть с помыслом испытующим, из самомнения напыщенного и ложного. Вера молчала в них. Возгласило к ним померкшее солнце, возгласила к ним вострепетавшая земля, возгласили к ним камни, с треском расступаясь и подымаясь над могилами мертвецов, внезапно оживленных смертию Спасителя. Возвращались в ужасе тщетно любопытствовавшие: в ужасе не от совершенного Богоубийства, — в ужасе от грозного взора и гласа содрогнувшейся бесчувственной природы, выразившей свое познание Бога пред не узнавшим Его человечеством. Биюще перси своя, возвращахуся в страхе за себя, за плоть и кровь свою, в угождение которым пролита Кровь, истерзано Тело Богочеловека.
В то время, как иудеи, почивавшие на Законе, хвалившиеся обширным и точным знанием Закона, недоумевали, взирая на событие, предреченное Законом и Пророками, взирая на самопроизвольную Жертву, которой они были бессознательными жрецами; в то время, как иудеи недоумевали и возвращались, волнуемые опасением и мрачным предчувствием собственного бедствия, — стоял пред крестом и Жертвою язычник, сотник, стоял безотходно. Ему невозможно было уйти, потому что он начальствовал стражей, сторожившей Жертву: ему дана была эта счастливая невозможность, потому что таилась в сердце его вера, явная для Сердцеведца. Когда провозгласила природа свое исповедание Бога, сотник дал ответ на таинственный голос природы, дал ответ на таинственную исповедь исповедию явною и всенародною. Воистину Божий Сын бе Сей, сказал он о казненном, висящем пред очами его страннике, узнав в казненном страннике Бога [399].
