К. Любарский - Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах
3. Скажу Вам по-дружески, что все христиане веры, мужчины и женщины, — все мы испытываем таинственнейшее чувство особенной личной привязанности, как бы «влюбленности», благоговейной преданности Христу, Божественному Человеку. Поставить Его, нашего Господа, в один ряд с Магометом или с Толстым — это была бы измена, о которой нам противно и подумать.
Если Вы станете выбирать себе религию, то мы охотно вернёмся ещё к этой теме — почему самая истинная религия есть Христианство. Продолжение следует.
15.1.75
Письмо от 16.01.1975
Дорогой Кронид Аркадьевич!
Мой друг З. положительно отнёсся к Вашей излюбленной мечте о Человеке-демиурге. А мой друг Б. сказал так: это всё — от лозунгов в столовой. «Мы кузнецы, и дух наш молод, куём мы к счастию ключи»… Вот видите — такие умные и хорошие люди, а держатся столь разных суждений. Полное единомыслие, сказал кто-то, царит только на кладбище. Насколько я понимаю, Ваши демиурги — это строители великолепной прибранной и ухоженной планеты, бесконечного Прогресса в Здешней Вечности. И мой друг З. однажды с энтузиазмом сказал, что земная история Церкви, возможно, только ещё начинается. По ассоциации вспоминаю сейчас о том кардинале, который в очень трудное время сказал: «Церкви восемнадцать веков; а кажется, что ей восемнадцать лет»… Какая у них, у братьев-католиков, своя «влюбленность» в вечно юную, воинствующую Церковь веры.
Мне же снова воображается символическая фигура, которую нарисовал я в письме № 6. Круг с заштрихованным малым сегментом.
Этот малый сегмент и есть здешняя жизнь и история. А весь круг — это Вечность, Метаистория, — и только в этом целостном масштабе мы должны обо всём рассуждать. «Видимое временно, невидимое вечно». Долго ли продлится видимая земная история? Об этом никто не знает — ни даже Сын, как написано в Евангелии. Но принципиально важно, чтобы в этой здешней истории создавались духовные ценности для Метаистории, для Целого, для подлинной Вечности. Не в этом ли и весь Смысл здешней истории?
С иронией Вы сообщаете об эсхатологических настроениях среди верующих из тамошних Ваших знакомых. Это не удивительно, да и вообще в исторических невзгодах люди всегда обращались к христианской идее Конца здешней истории. Её Автор — Сам Он, наш евангельский Учитель. Дело не в сроках — Он мог предчувствовать это за тысячи лет, а ученики ожидали исполнения пророчества в своем поколении. В принципе же было ясно: «Земля и все дела на ней сгорят» (соборное послание апостола Петра). Когда? Это не имеет принципиального значения.
Интересно, что и в науке уже появилось сегодня направление, которое можно прямо так и назвать: эсхатология. Не знаю, успели ли Вы услышать на воле о «Римском клубе» исследователей, которые изучают возможности спасения цивилизации от угрожающих ей факторов Конца. Это взаимодействующие факторы экологии демографии, энергетики, продовольствия, войны. Вычисления приводят к тому, что возможности эти простираются только до второй половины следующего столетия.
Вероятно, можно кое в чём и поспорить, но ясно, что общее, так сказать, настроение серьезной науки не соответствует инфантильным предсказаниям братьев Стругацких.
Так или иначе — а уж во всяком случае приближается Конец моей личной истории, моё «личное светопреставление». Вы знаете, вероятно, евангельскую тему Сретения Господня. Праведный старец радуется долгожданной смерти, встретив Младенца Христа. «Ныне отпущаеши» — ныне отпускаешь, увольняешь работника Твоего, Господин, по слову Твоему, с миром… У человека моего поколения — совсем иная молитва: О, подожди, не отпускай меня без мира! О, если бы мне успеть хотя бы чуть-чуть исправить такие ошибки, такие ошибки!.. Но близится назначенный час, надо мне уступить другим это драгоценное место и время. «Прости меня, прекрасная земля, за то, что я топтал тебя без смысла». Бесконечно горестное сознание никогда непоправимой вины… Но вот — из самой глубины нашей скорби, раскаяния, смирения вдруг видится свет немыслимой Надежды. Она — в одном этом Имени выше всех на земле и на небе: Христос.
…Я несколько отвлекся. Хочу сказать, что в Христианстве совпадают темы Конца как всечеловеческой, так и личной истории. В одном письме Вы осмелились обвинить Христианство веры в «детском страхе признания реальности». Но я должен возразить, что само обвинение это до крайности инфантильно. Ибо именно Христианство и только Христианство смотрит прямо в лицо самым жестоким реальностям человеческого существования. Я этого не хотел, но в такой связи приходится коснуться той изумительной инфантильности, которая отличает религию Здешней Вечности. О реальности Конца истории запрещено думать категорически — что вы, история будет продолжаться вечно, облачимся в скафандры и отправимся жить на другие планеты! От реальности же личной Смерти просто зажмуриваются и говорят, что так это и нужно, а зато будет вечно жить Шекспир в игре актеров. Некто остроумно заметил, что забывают спросить Шекспира — согласен ли он на такое мнимое бессмертие. Кронид Аркадьевич в своём величайшем смирении согласен исчезнуть — лишь бы жил Шекспир в актерах и зрителях. Но и Шекспир и актеры, и зрители — все эти личности в религии Здешней Вечности тоже исчезают, каждая из них превращается в совершенный нуль, и в сумме это будет Нуль, — это ведь серьезно, это арифметика, это правда!
И другие реальности обступают нас со всех сторон существования. Тайна происхождения человека. Тайна телесности. Тайна мышления. Тайна пола. Тайна греха. Тайна страдания. Тайна любви. Тайна общения… Я не всё перечислил. Не говорю, что Христианство решает эти человеческие проблемы — но оно их ставит, оно мучительно их переживает, а в лице своих подвижников практически над ними работает. Не то происходит в религии Здешней Вечности. Там либо прячут голову под крыло, либо даже просто не понимают, вот уж просто по-детски не понимают вопросов. Но от этого не перестают существовать вопросы. «Что такое человек? Откуда пришел он? Куда он уходит? И Кто живёт там вверху, над золотыми звездами?»… В реферате я от всей души поклонился агностику, который осуществляет девиз: достойно жить в неизвестности. Но я не испытываю восхищения перед позицией недостойного мышления в религии Здешней Вечности.
16.1.75
Письмо от 18.01.1975
Дорогой Кронид Аркадьевич!
Пройдусь ещё раз по трём Вашим письмам, чтобы ничего уж не пропустить, на всё Вам ответить.
«Если Бога нет, то все позволено». Не понимаю, почему эта правда Вас так возмущает, и о чём можно тут спорить — разве мало было показано нам это в исторической практике? Сегодня во многих ещё действует бессознательная нравственная инерция теизма или благонамеренного политеизма. Но если представить, что человек проникся сознанием универсального Абсурда бытия — то всё проваливается, и вся наша надежда на начальника, который не напрасно носит меч, о котором так похвально отзывался апостол Павел в своём послании к Римлянам.
Когда в своё время церковный модернизм осуществил новое, более просвещённое толкование некоторых священных текстов — это вызвало бурное негодование присяжных антирелигиозников, которые потеряли свой хлеб — привычную легкую возможность поиздеваться над Библией. Тогда парадоксальным и комическим образом безбожники стали обвинять церковников в недостатке благочестия. Как — не было остановки солнца в битве при Гаваоне? Не было Ионы во чреве китове?.. Но ведь Библия же богодухновенна! Вы что, не верите в богодухновенность Писания?! И тому подобное. Подобно сему меня не очень удивило Ваше негодование по поводу моего, как Вы пишете, неблагочестивого отношения к священному Писанию при толковании известного текста апостола Павла. А Ваш приятель, верующий, что «если священное Писание надо понимать не буквально — то Бога нет», этот блаженный приятель Ваш находится на прямом пути к атеизму.
Божественное Откровение должно было быть воспринято в человеческой среде непременно с искажениями и непременно по-разному. Ваше негодование по этому поводу должно быть переадресовано человеческой стороне, но и тут оно несправедливо. Мой друг Б. изучал историю догматических движений и говорит по свежему и просвещённому впечатлению, что было о чём спорить, была трагедия поисков самовыражения, и был священный энтузиазм в этих спорах. Мережковский не присутствовал на соборе, который описывал, и не имел никаких документов об этом соборе. Но правда, что бывали догматические преследования, и это, конечно, бывало изменою духу Откровения.
