Фридрих Цюндель - Иисус. Картины жизни
Книги Блюмгарда и Цюнделя обращены в первую очередь к теологам, они, по словам Карла Барта, – своего рода повторный «запрос» к современной теологии, не давшей ответа на прежде «посланный в ее адрес документ». Вот что он пишет об этих двух великих теологах в своей работе, посвященной данной теме (1920): «Некоторые из нас давно задаются вопросом: как это могло случиться, что тогда, примерно 30 лет назад, духовный мир отца и сына Блюмгардов и их друзей не был замечен современниками? Между тем из книг Фридриха Цюнделя они могли бы почерпнуть много такого, что избавило бы современную теологию от окольных и ложных путей, которыми она шла все эти годы. Нужно было только прислушаться к тому, что говорили эти теологи»[12].
Имя Иоанна Кристофа Блюмгарда и тем более Фридриха Цюнделя в России, даже в соответствующих теологических кругах, почти неизвестно. Мы надеемся, что перевод их трудов на русский язык восполнит этот пробел и даст новый импульс к диалогу между православной и западными Церквами. В трудах этих теологов читатель найдет глубокое осмысление жизни Иисуса и апостолов, которое побуждает внимательнее задуматься о собственной душе, оно способствует привнесению Иисусовой любви в повседневную жизнь. Произведения Цюнделя и Блюмгарда адресованы теологам и духовным наставникам, но и пытливые миряне могут почерпнуть в них для себя много полезного.
Возникает вопрос: в чем же отличие современных людей, называющих себя христианами, от прихожан первых христианских общин? Внешне, в материальном отношении, их сегодняшняя жизнь комфортней и приятней, чем во времена апостолов. Однако остались прежними зависть, недоброжелательство, злоба, жадность, невежество, равнодушие. Они и сейчас, как и тогда, лишают людей любви к ближнему. Но к тем искушениям, порокам и слабостям прибавились новые, на первый взгляд, безобидные, и потому более коварные и опасные. Мы, люди современные, живем рассеянно, не умеем сосредоточиться на себе, чему в значительной степени способствуют электронные средства массовой информации, интернет, телевидение. Навязывая нам свой безразмерный контент, они нас «развлекают», даже «образовывают и информируют», но в действительности делают нас именно «рассеянными», не способными сосредоточиться на своей внутренней, полной глубочайшего смысла жизни, неумолимо ставящей перед нами вопрос: «Для чего, зачем мы живем?». Но сегодня от него все отмахиваются, стараются забыть, и он, изгнанный из нашей души, как бы исчезает, однако на деле остается, как во все времена, средоточием жизни человека, ее центром, ибо такова природа этого вопроса. Из-за постоянной спешки и суеты, которые завладели западным миром, многие перестали ощущать в себе этот центр, и, утратив его, живут словно не в себе самих, а где-то рядом, став, по выражению Ф. М. Хюбнера, «лишь наполовину обитаемыми».
Книга, которую мы представляем, может в корне изменить жизнь человека. Она не просто расширяет наши теологические познания, она призывает нас осознать самих себя, чтобы стать в определенном смысле людьми сознательными. Автор дает читателям представление о повседневной земной жизни Иисуса, ярко высвечивая многие ее стороны, раскрывая ее внутренние взаимосвязи, и тем побуждает к решению стоящих перед ними жизненных задач.
Стремясь глубже погрузиться в духовный мир, проникнуться представлением о любви, не знающей границ, читатель уже через несколько недель может почувствовать происшедшую с ним перемену, которая даст всей его жизни новое направление и привнесет в нее более глубокий смысл.
Книгу Цюнделя об Иисусе нельзя просто «прочитать», ее нужно прочувствовать, осмыслить и пережить вместе с автором. Пусть она сопровождает читателя на его жизненном пути, и однажды он, возможно, ощутит на себе воздействие ее живительных сил, наполняющих и оплодотворяющих его собственное бытие.
Любек, январь 2014 г.
Маттиас Дрегер
I
До заключения Иоанна Крестителя в темницу
Эпоха и ее дух
Сегодня принято считать, что во времена Иисуса, в первое тридцатилетие нашего летосчисления, общая ситуация на Земле, как никогда, способствовала возникновению христианства. Скажи кто-нибудь истинному израильтянину тех дней, некоему Нафанаилу, что сейчас, пожалуй, самое время для прихода Мессии или хотя бы великого пророка, то он, грустно покачав головой, наверное, ответил бы примерно так: «Если ты хочешь сказать, что время уже не терпит, то тут ты, пожалуй, прав – годы, когда пророк еще сможет нам помочь, действительно сочтены и пролетят быстро».
В прагматичном Риме, открыто, бесцеремонно, последовательно и неотступно добивавшемся собственных целей, образованное язычество впервые оказалось на такой высоте, что подчинило себе мир, и положенный в основу власти высокомерный языческий принцип, свойственный этой ущербной религии, словно реализовался в династии Цезарей, в тех мнимых любимчиках божества, воплощением которого на Земле они себя возомнили.
Для угнетенных народов порабощение их Римом, которым правили Цезари, с мирской точки зрения, было своего рода благодеянием, но тем большей опасностью для Израиля и его надежд. Наступала новая, блистательная эпоха с четко установленными порядками, на фоне которой все упования Израиля на то, что Бог еще сделает его светочем для всех народов, казалось, так и останутся пустыми мечтами.
Такая ситуация в мире грозила задушить все великие надежды израильтянина, но в то же время она открывала перед ним заманчивые перспективы. Ни для кого новое устроение мира не было столь благоприятным, как для предприимчивого, вымуштрованного железным, строгим воспитанием иудея, которому сеть синагог, распространившихся уже чуть ли не по всему тогдашнему культурному миру, помогла в деловой сфере оставить позади все другие народы. Перед ним открывался весь мир, влекущий «употребить на дело» духовное наследие отцов, умение трезво глядеть на вещи, силу воли «с умом» (как сказали бы сегодня) воспользоваться тем «прекрасным временем», то есть отдать предпочтение материальной стороне жизни, мерить все деньгами, и увидеть исполнение обетований в ореоле своего мирского благополучия или, на худой конец, утешиться этим, смирившись с их тщетностью.
Но существовала и другая опасность. Почвой для исторического развития божественной идеи спасения служила обособленная жизнь народа Израиля, которую рано или поздно могла захлестнуть или поглотить волна римской государственности, что означало бы новый Вавилонский плен, на этот раз уже вечный. Правда, не в том смысле, что иудеям вновь придется отправиться в Вавилон – Вавилон сам духовно и политически воцарится в Иерусалиме.
В то время иудеи находились под властью чужеземных владык – идумейца[13] Ирода, возведенного на трон милостью Цезаря, и его клана, выходцев из маленького горного народа, затерявшегося в горах Эдома. Вскоре они, по крайней мере, жители Иудеи были покорены Римом, который и правил ими в лице восседавшего на троне кесаря. Лишь в религиозной жизни иудеям дарованы свобода и самостоятельность – благодаря тому долготерпению, с которым они мужественно и отважно отстаивали свой Закон во славу Божью. И они, как никто в мировой истории, прекрасно пользовались дарованной им религиозной свободой, чтобы народ, разбросанный по миру, находящийся в подчинении у различных властителей, добровольно оставался покорным единой высшей духовной инстанции, не без строгости управлявшей им от имени Бога.
Ее основой были два священных института: один древний, а другой новый – храм и синагога. У каждого имелись свои «официальные» защитники и попечители: у храма – священники, у синагоги – книжники.
Сердцем Израиля являлся храм, в котором Бог по обетованию пребывал со Своим народом. Богослужение напоминало будущее богослужение, но проповеди, к примеру, не читались. По сути, преобладало в нем не чувство, а закон, трактующий правовые отношения между Богом и Его народом. Делалось это крайне серьезно, в священном благоговении, по предписанным канонам, что, насколько известно, не исключало хвалебных песнопений и священных народных празднеств, обычно очень веселых, как, например, праздник кущ. Кстати, он и давал народу Израиля уникальную возможность собираться вместе со всех концов света. В храме, недоступном для народа, властвовал священник. Священниками рождались. Не принадлежащему колену Ааронову (как, к примеру, Иисусу из колена Иудина), доступ в святилище был навсегда закрыт, не мог такой человек стать священником. Каждый священник в известном смысле лишь являл собой того единственного первосвященника, который «брал на себя грехи народа» и «представлял Израиль перед Богом».
Во времена Иисуса над священниками (как считают сегодня) возвысилась группа знатных Иудеев, ведущих свое происхождение от колена Садока, священнического рода, не отступившего от Господа даже в тяжелые времена (Иез 44:15): его патриарх Садок доказал свою непоколебимую верность колену Давидову. Принадлежащие к этому роду называли себя сынами Садока, или саддукеями. Покорные очередному властителю, который и назначал первосвященника, они были высокомерны и сдержанны по отношению ко всем прочим. Происходившее «в стране» их почти не интересовало. Они никогда не покидали пределов Иерусалима, разве что на то были очень веские причины[14]. Благородный страх перед всем вымышленным и фантастическим и в то же время необходимость, в силу своего высокого происхождения, быть в хороших отношениях с римскими структурами власти, увы, не лучшим образом влияли на их взгляды и воззрения (особенно касающиеся мира потустороннего), отчего они нередко мало чем отличались от безбожия.
