Филип Янси - В поисках невидимого Бога
Обо всех этих неприятностях я упоминаю не затем, чтобы расшатать вашу веру, а чтобы уравновесить долей реализма те книги и церковные проповеди, которые обещают вам рай на земле. Но парадоксальным образом неудачи Церкви доказывают истинность ее учения. Поток благодати течет глубоко внизу, подобно подземной реке. Членам Тела Христова требуется смирение, чтобы не представлять миру христианство в виде некоей формулы успеха. Не секрет, что наше общество ориентировано на успех, но давайте честно признаем: мы терпели, терпим и будем терпеть неудачи. В трехтысячном году от Рождества Христова у Церкви будет не меньше проблем, чем в двухтысячном или тысячном году. Вот почему мы так отчаянно нуждаемся в Боге!
Клайв Льюис высказал мысль, что у христианина есть великое преимущество перед остальными людьми. И преимущество это, по мнению писателя, состоит не в том, что христианин менее грешен или живет в менее грешном мире, а в том, что он знает: он — грешник, живущий в грешном мире.
От этой мысли я и буду отталкиваться в своих рассуждениях о познании Бога.
***
Работая над книгой о невидимом Боге, я обращался к уважаемым мною друзьям–христианам. Некоторые из них — фигуры весьма заметные, подчас известные не только в своих приходах, но и по всей стране. Другие — самые обычные люди, серьезно относящиеся к своей вере. Я задавал им вопрос: «Допустим, к вам подошел человек и спросил, чем ваша жизнь — жизнь христианина — отличается от его жизни, жизни человека порядочного, но неверующего. Что бы вы ему ответили?» Мне хотелось узнать, что, помимо неудач и несбывшихся мечтаний, дает людям вера. Быть может, надежду на преображение? Ведь если нет, то зачем вера нужна вообще?
Некоторые дали очень конкретные ответы: «Благодаря вере я не развелся, хотя мой брак чудовищно трудный». Или: «На отношение к деньгам сильно влияет. Стараюсь помогать бедным, а не потакать всем своим желаниям».
Женщина, пережившая тяжелую болезнь и операцию по удалению молочной железы, говорила о своих тревогах: «Я не могу не волноваться. Я волновалась, когда у меня обнаружили рак. Я волнуюсь о том, что будет с детьми. Я знаю, что волнением делу не поможешь, но иначе не могу. Но все–таки я уповаю на Бога. Кто–то скажет, что я себя обманываю, но в глубине души я знаю: на все Божья воля. Вера — не костыль, как говорят мне некоторые. Но даже если так, то я отвечу: хуже костыля для увечной — лишь его отсутствие».
Другой человек объяснял, что ощущает Божье присутствие. «Иногда надо хорошенько прислушаться, чтобы услышать Божий голос. Бог умеет говорить даже безмолвием, но Он говорит». А еще один сказал, что видит Бога в пройденном им духовном пути. «Если дом загорится, я побегу спасать свой дневник. В нем — самое ценное, что у меня есть, история моего общения с Богом. Каких–то особенно ярких моментов было очень немного, но случались минуты удивительной близости. Перечитывая дневник, я вижу, как в моей жизни свершался Промысел Божий».
Сестра из хосписа рассказала о значении веры для смертельно больных. «Да и не только верующие больные, но и верующие члены их семей относятся к смерти совершенно иначе, чем атеисты. Верующие, конечно, тоже плачут и скорбят. Но они поддерживают друг друга, вместе молятся. Они не испытывают ужаса перед смертью. Для неверующих со смертью кончается все. У постели умирающего они разговаривают только о прошлом. А христиане напоминают друг другу, что впереди — будущее».
Однако самые отчаянные слова я услышал от друга, чье имя хорошо известно в христианских кругах. Он — ведущий религиозной радиопередачи, дает людям советы. Между тем после болезни, которая чуть не свела его в могилу, собственная вера моего друга пошатнулась. Благодаря профессиональной привычке, он по–прежнему отвечает на все вопросы короткими и емкими фразами, словно в живом эфире.
Однако после моего вопроса он задумался, а потом сказал:
«Я верю, что Бог благ. Но вот о каком благе идет речь? Я слышал, что, когда у дочери Билли Грэма начались нелады в браке, Грэмы с родственниками со стороны мужа отправились в Европу встретиться с дочерью и ее супругом и помолиться о них. Дело, однако, закончилось разводом. Вот я и думаю: если даже молитвы Билли Грэма остаются без ответа, что толку молиться мне? Я смотрю на свою жизнь: болезни, проблемы у дочери, неблагополучия в моем собственном браке… Я взываю к Богу о помощи, но мне непонятно, в чем суть Его ответов. Можно ли на Него рассчитывать?»
Рассуждения друга задели меня за живое, и я долго над ними думал. Знаю богословов, которые только поморщатся — что, мол, за эгоистичная вера. Между тем мой друг высказал мнение, к которому пришли очень многие разочаровавшиеся в Боге люди. Ведь все мы более–менее знаем, чего ждать от отношений с родителями, детьми, продавцами магазина, работниками бензоколонки, священниками и соседями. А Бог?! Чего ждать от общения с Ним?
***
Когда я учился в богословском колледже, моим соседом по комнате был немец по имени Райнер. После выпуска он вернулся в Германию и стал работать в христианском лагере для инвалидов. Как–то, подняв свои ученические записи, он произнес перед своими подопечными зажигательную речь о победоносной христианской жизни. «Вы сидите в инвалидном кресле, но вы — победители, вы обрели полноту жизни. Бог живет в вас!» — говорил он людям с парализованными ногами, церебральным параличом, умственно неполноценным. Конечно, проповедник ощущал некоторую неловкость: слушатели не могли держать голову прямо, они были неспособны управлять своими мышцами и прикованы к инвалидным коляскам.
Им было сложно даже понять Райнера. Кто–то пошел к Герте, директору лагеря, и пожаловался. «А вы сами все скажите Райнеру», — посоветовала Герта.
И вот одна женщина набралась смелости: «Ваша проповедь — все равно, что рассказ о солнце человеку, выросшему в темном подвале без окон, — сказала она. — Мы вас не понимаем. Вы толкуете о решении проблем, о ярком свете, о победе. Но разве все это имеет отношение к нашей жизни?»
Райнер был раздавлен. Он–то думал, что изложил свою мысль предельно ясно. Ведь он же цитировал послания апостола Павла! Гордость Райнера была задета. Может, все дело в слушателях? Должно быть, что–то не так с ними! Они не понимают, что им нужно возрастать в Господе, нужно восторжествовать над своими немощами.
Всю ночь Райнер молился. А наутро его посетила мысль, которой он и поделился с обитателями лагеря. «Я не знаю, что сказать, — признался он слушателям, — я вконец запутался. Христианство всегда было для меня синонимом победы. А теперь я больше не знаю, что говорить». Он замолчал, повесив голову.
Молчание прервал голос женщины–инвалида. «Теперь мы вас понимаем, — сказала она. — Говорите дальше».
Всякое понятие, сформированное рассудком с целью постигнуть и объять Божественную природу, достигает лишь того, что вместо познания Бога создает Его идол. Лишь удивление приводит к пониманию.
Святитель Григорий НисскийГлава 2. Жажда у источника
Человеческая комедия недостаточно меня привлекает.
Я не совсем от мира сего. Я откуда–то еще.
Стоило бы выяснить, откуда именно. Где это место?
Эжен Ионеско, румынский драматургВ 1991 году, когда я был в России, мне впервые довелось посетить православное богослужение. Оно построено так, чтобы чувственно донести тайну и величие поклонения Богу. Храм освещается мягким, немного печальным светом свечей, и кажется, что стены храма не отражают его, а излучают. Под сводами раздается красивый бас дьякона, пение хора. Служба долгая: три–четыре часа. Можно спокойно приходить и уходить. Никто не призывает «поприветствовать улыбкой стоящего рядом». Люди просто стоят (ни стульев, ни скамей нет), священники свершают службу (литургию Иоанна Златоуста, остающуюся неизменной в течение тысячелетия).
Позднее в этот же день я, в сопровождении священника и сотрудника Международной ассоциации тюремного служения Рона Никкеля, посетил часовню, расположенную в подвале близлежащей тюрьмы. Своим существованием она была обязана поразительной смелости некоего партийного функционера атеистической некогда страны. Расположенная на самом нижнем уровне мрачной темницы часовня представляла собой оазис красоты. Заключенные расчистили в помещении грязь, выложили мрамором пол и повесили на стены медные подсвечники. Они гордились своей часовней, в то время единственной тюремной часовней в России. Каждую неделю священники из монастыря приходили туда совершать богослужения. Поскольку арестантов на эти службы выпускали из камер, посещаемость была действительно высокой. Несколько минут мы разглядывали обстановку, потом отец Вонифатий показал мне икону «Всех скорбящих Радость». «В этих стенах много скорби», — заметил Рон Никкель. Он повернулся к отцу Вонифатию и спросил, нельзя ли помолиться о заключенных. Священник выглядел удивленным, и Рон повторил: «Не можете ли вы помолиться о заключенных?»
