Димитрий Константинов - Я сражался в Красной Армии
После работы все служащие и рабочие, включая и женщин, должны были в "организованном порядке" (построившись в колонны), идти в заранее намеченные места для рытья щелей. Кроме того, по учрежденьям, заводам и организациям проводилась мобилизация для рытья окопов на подступах к городу, к ней привлекались и мужчины, и женщины, и совершенно зеленая молодежь, включая даже детей-пионеров.
Людей выводили за город, где они целый день рыли, как оказалось в дальнейшем, никому ненужные укрепления и противотанковые рвы, ночевали на земле под открытым небом, почти все голодали, т. к. в этой суете и беспорядке "некогда" было снабжать работающих продуктами питания.
Судьба этих людей была такова. Среди них было много убитых и раненых, ибо немецкие самолеты без церемонии, в упор, поливали работающих из пулеметов, стремясь сорвать эти оборонительные работы. Часть этих лиц, вывезенная далеко от города (например около Луги), в момент известной операции немцев под Гатчиной, очутилась в окружении, попала в плен и, очевидно, находится сейчас, где то в эмиграции.
2. Народное ополчение
Но самая большая трагедия была с так называемым "народным ополчением". Нельзя не сказать о нем, ибо этот политический блеф Сталина стоил народу сотен тысяч жизней, сотен тысяч напрасных жертв. Объявив начавшуюся войну войной "отечественной", Кремль решил показать, что эта "отечественная" война ни чем не отличается от народной войны 1812 года, или борьбы с поляками в XVII веке, когда было создано знаменитое народное ополчение Минина и Пожарского. Необходимо было показать всему миру, что и в СССР весь народ как один поднялся на врага. Внешним выражением этого должна была явиться организация "народного ополчения".
Практическая абсурдность этой затеи заключалась в том, что принципы добровольной организации народного ополчения в XVII веке, при фактическом отсутствии, или крайней слабости в тот момент, регулярной армии, ничего общего не имели с нашим временем и являлись тогда, видимо, единственной возможностью организации вооруженных сил. Даже ополчение и партизанские отряды в войне 1812 года представляли собой, по существу, боевые единицы организовавшиеся из различных контингентов, — находившихся по тем или иным причинам вне армии. Это обстоятельство, совместно с ярко выраженным принципом добровольности, и составляло их характерную черту. Пусть читавшие "Войну и мир" Л. Н. Толстого вспомнят как, на каких началах и при каких условиях создавалось это народное движение.
Советское "народное ополчение" ничего общего не имело с действительно добровольным народным движением. Нелепость этой затеи проявилась в том, что ополчение состояло, главным образом, из контингентов уже и без того подлежащих мобилизации в армию в начале войны. Контингент, еще в тот момент не подлежащий призыву, находился в ополчении в подавляющем меньшинстве. В это время процесс мобилизации армии далеко еще не закончился, ибо мобилизационный аппарат военных комиссариатов и соответствующих военных учреждений не мог "переварить" того количества людей, которое подлежало призыву. Людей было более чем достаточно и никаких ополчений вообще не нужно было. Но политика требовала декорации добровольной народной борьбы с врагом. И жертвой этого было, так называемое "народное ополчение".
Инициатива создания "народного ополчения" была проявлена не снизу, т. е. она исходила не от народа, а была продиктована сверху. В связи с этим, была широко развернута пропагандная компания, ничем не отличающаяся от всяких иных массовых кампаний, к которым так привык советский человек. Всех, так или иначе, теоретически способных носить оружие, вызывали по месту работы в партийные или профсоюзные комитеты, где подвергали соответствующей "обработке" и предлагали записаться в ополчение. Колеблющимся в упор предлагали следующий несложный силлогизм: "если вы любите родину и преданы партии Ленина — Сталина, то вы, конечно, хотите защищать ее с оружием в руках. Если вы не хотите, то значит вы чуждый нам человек, а может быть и враг?…" Каждый знал, что мог практически означать отказ и не многие шли на него.
Были собраны сотни тысяч людей. Плохо вооруженные и почти не обученные, они, во имя необходимой правительству политической декорации, долженствующей свидетельствовать о морально-политическом единстве страны, были брошены в самое пекло войны. Большинство из них погибло, расстрелянное и раздавленное немецкими танками, много сдалось в плен, а остальные, в очень скором времени, были расформированы и распределены по регулярным частям красной армии. Блеф с "народным ополчением", стоивший сотни тысяч жизней, также бесславно провалился, как провалилось знаменитое "народное финское правительство", созданное во время войны с Финляндией.
3. Первый вызов в комиссариат
Числившийся в запасе красной армии, как специалист с использованием в военное время по профессии, я спокойно ожидал своей судьбы.
Скоро выяснилось, что Институт, в котором я работал, собирается эвакуироваться на Урал и директор предложил мне выехать вместе с Институтом. В этом направлении им были предприняты соответствующие шаги, поданы в военное ведомство списки людей и.т. д.
24 июля, мне, из конторы домового управления, принесли повестку о явке в районный военный комиссариат. В этот же день многие из друзей и знакомых получили аналогичные повестки.
25 июля я пришел в комиссариат. В нем была масса людей. Вызывали по фамилиям. Когда вызвали меня, я вошел в комнату и увидел, что в ней сидит молодой человек лет 25-ти, в полувоенной форме "а ля Сталин". Задав несколько незначительных вопросов о возрасте, роде занятий и т. д. и осведомившись нет ли у меня родственников заграницей, он написал на моей карточке — "подготовить для фронта". На мой вопрос, что это практически означает и на мои слова, что я сейчас уже забронирован за Институтом и собираюсь эвакуироваться с ним, он ответил, что это не его дело, "потом там разберутся", а он дает свое заключение для особой комиссии при городском военном комиссариате.
Получив от него особый пропуск для выхода из помещения военного комиссариата, я вышел на улицу.
Два слова о пропусках "на выход". Эта мера еще раз красноречиво свидетельствует о военном "энтузиазме" призывников, о котором так много писали советская печать. Когда вас вызывали в военный комиссариат то вы могли беспрепятственно войти в него. Но выйти вы могли только по пропуску, который вам выдавало лицо, беседовавшее с вами. Без пропуска часовой, стоящий у выхода, вас не пропустит. Это, нововведение военного времени было создано по тем простым причинам, что многие придя по вызову в комиссариат и установив на месте чем "пахнет" этот вызов, преспокойно сбегали. Зная, что районные комиссариаты набирают, согласно заданию, определенное количество людей, он являлись "потом", когда нужда в них в данный момент миновала, ссылаясь, что были в отъезде, работали на окопах и т. д., почему и не могли явиться в время. Иные даже высказывали свои сожаления, что не смогли в этот раз вовремя явиться "на призыв горячо любимой родины".
Некоторые исчезали вообще и, надо сказать, что их в этот период военной суматохи, особенно никто не искал. Находились ловкачи, которые вдруг потом выплывали где-нибудь в дальних сибирских городах на хороших местах, имея специальные брони, обеспечивающие их от случайностей призыва. В этом глубоком тылу они прекрасно чувствовали себя всю войну.
Будучи в то время недостаточно искушен в этих "тонкостях", проведя все лучшие годы жизни за научной работой и никогда не сталкиваясь с красной армией (за исключением общей для всех окончивших высшие учебные заведения допризывной подготовки), я все же решил, после комиссариата, справиться в Институте и поговорить с его директором, имевшим крупный вес в правящих партийно-бюрократических кругах. Рассказав ему о моем вызове, я выразил полное недоумение по поводу того, что же мне делать и какие "профилактические" меры должны быть приняты мною. Директор сказал мне, что этот вызов — результат неразберихи, что я забронирован за Институтом и на этом основании имею право послать всех к "чертовой бабушке".
— Не тратьте времени зря на это дело — уверял он меня. — Я им покажу, где раки зимуют, если они попробуют вас тронуть Кто же на кафедре тогда останется? А от меня, видите ли, требуют, несмотря на военное время, нормальной подготовки кадров. Если получите еще повестку, то позвоните сразу ко мне, — сказал он, прощаясь со мной.
4. Снова в комиссариате
Прошло несколько дней. В три часа ночи, 3-го августа раздался звонок. Я открыл дверь. На пороге стоял дежурный дворник и неизвестный мне военный, который под расписку дал мне новую повестку, приглашавшую меня явиться в городской военный комиссариат в 9 час. утра. Повестки разносились ночью, чтобы наверняка застать людей дома.
