Герман Бавинк - Уверенность веры
Уверенность в вере
Что мы должны понимать под уверенностью веры, которая так важна для богословия? Уверенность – это не то же самое, что истина, хотя они взаимосвязаны. Истина – это соглашение между мыслью и реальностью, и таким образом выражает отношение между сознанием человека и объектом знаний. Уверенность же – это не взаимоотношения, а способность, качество, состояние знающего человека. Наш дух может по-разному реагировать на различные утверждения или предложения. Если у него нет никаких знаний по какой-то теме, то он может оставаться абсолютно безразличным. Если, взвешивая за и против, он не может определиться с тем, истинно это или ложно, то это может заставить его сомневаться. Если по какой-либо причине он больше склоняется в одну сторону, чем в другую, то у него могут быть различные мнения, предположения или доверие. Но он может достичь и состояния полной уверенности относительно некоторых утверждений. Уверенность существует, когда дух находит полный покой в своем объекте познания.
Каждая из наших способностей находит покой в том, к чему она стремится по своей природе. Воля находит полный покой только в добре; чувства – в прекрасном. Так же разум или дух успокаиваются только в истине: то есть, если сказать глубже, – только в Боге, Который и есть истина. Поэтому заблуждения и ложь противоречат первичной природе духа. Даже в падшем состоянии дух чтит ложь только тогда, когда она преподносится под видом истины. Только истина отвечает на потребности духа. Здесь он находит покой. Уверенность – это покой, мир, счастье, а сомнение, предположение и мнение всегда включают в себя определенную степень дискомфорта и беспокойства. Уверенность – это такое же нормальное и естественное состояние духа, как здоровье – нормальное и естественное состояние тела.
Поэтому даже сам поиск истины – это прекрасный и драгоценный дар. Но еще прекраснее и драгоценнее – найти ее, наслаждаться ею и ходить в ее свете. С другой стороны, сомнение – это не настоящее состояние человека, а ненормальное, подобное болезни. Иногда ввиду того, что нашу жизнь окружают заблуждения и ложь, сомнение необходимо, так же как высокая температура может быть полезна для тела, а гроза – для атмосферы. Но сомнение само по себе – это всегда причиняющее боль зло. Сомневающийся подобен морской волне, а верующий – подобен скале.
Однако существуют различные виды уверенности. Греческие философы проводили различие между уверенностью, порожденной чувствами, и уверенностью, порожденной разумом. В последней сфере Аристотель различал непосредственную достоверность (уверенность), выведенную из основных принципов науки, и опосредствованную достоверность (уверенность), выведенную из доказательства и опыта. Почти все, даже самые противящиеся скептики, признают эти три вида уверенности. Все мы уверены в том, что мы можем воспринимать с помощью чувств. Также мы не сомневаемся в самых основных, очевидных, недоказуемых принципах различных наук, например – в математических аксиомах. Подобным образом, мы полностью уверены в научных истинах, выведенных посредством логических выводов из признанных предпосылок, и которые поэтому основываются на достаточных доказательствах.
Но помимо таких видов научной уверенности существует другая уверенность – уверенность веры. У людей могут быть совершенно разные мнения относительно ее ценности, но она существует вне всяких сомнений. Даже философии пришлось принять во внимание веру. Иммануил Кант (1724-1804), кроме того, что он говорил об эмпирической и логической достоверности, также оставил место и для нравственной достоверности. Кант пришел к этому не так, как мы, но мы можем быть благодарны философии за то, что через одного из своих самых проницательных мыслителей она признала существование и права другой формы уверенности, а не только сугубо научной.
Надо быть слепым, чтобы сомневаться в реальности такой уверенности, потому что в сфере религии и нравственности никто не основывает свою уверенность на научных доказательствах. Никто не обосновывает существование Бога, бессмертие души, посредничество Христа, авторитет Писания и много других убеждений рациональными доводами. Кажется, человеку и так ясно, что наука не может и не имеет права ничего сказать по таким вопросам. Поэтому все высшие религии претендуют на то, что они основываются на откровении, и ни одна из них не является продуктом исключительно рационального понимания. В каждой доказательства следуют за самим фактом; они не указывают путь, но следуют позади. Они для тех, кто не верит.
Разговаривая с неверующим, верующий не удовлетворяется утверждением: я в это верю, и поэтому это истина. Он должен искать основания – не своей собственной веры, но сделать ее более приемлемой для постороннего человека, предотвратить критику и убрать все причины для неверия. Апологетика – это плод, а не корень веры. Аргументы, с помощью которых апологет стремится распространять и подтверждать свою веру, очень часто оказываются неубедительными. Если бы он должен был опираться на эти аргументы, то это было бы очень слабое основание. Но оно уходит корнями намного глубже, чем просто в эти доказательства, следующие за самим фактом. Наши убеждения, наше мировоззрение и отношение к жизни не основываются на научных доводах. Мы не приходим к этому с помощью нашего понимания или воли. Наши убеждения и вера находятся намного глубже, в глубине нашей души, в сердце. Они – часть самого человека; они словно часть его сущности; они – это он сам, рожденный, выросший и сформированный в определенной среде. И.Г. Фихте (1762-1814) сказал, что какую философию человек изберет – таким он и будет. Мысли человека – часто не что иное, как история его сердца.
Свидетельство как основа уверенности
Такую уверенность, нравственную в широком смысле слова, лучше назвать уверенностью веры. Но откуда она появляется? Человек просто сидит, размышляет о своей нравственной природе и теоретически допускает некоторые абстрактные догмы? Конечно же, нет. Обычно уверенность веры рождается в детстве, когда сознание через веру принимает нравственные и религиозные концепции, которые признаются авторитетными в определенном сообществе. Затем ребенок отождествляет свое благополучие с этими концепциями.
Такая уверенность веры отличается от уверенности, основанной на наблюдении и размышлении, в двух аспектах. Если говорить объективно, то последняя кажется более убедительной. Научная уверенность основывается на том, что имеет силу для всех разумных существ; ее надежность может быть продемонстрирована любому творению, наделенному разумом. У истинных результатов науки есть сила покорять наш разум. Если человека не убеждают научные доказательства, можно подвергнуть сомнению его здравомыслие.
Однако с уверенностью в религии или нравственности все обстоит иначе. Так же как вера не может быть подорвана научными доводами, так же они и не могут создать ее. Уверенность всегда основывается на откровении, авторитете, божественном слове – истинном или принятом за таковое, и поэтому всегда является плодом веры – веры, которая – по какой бы то ни было причине – признает этот авторитет и склоняется перед ним в послушании. В этом отношении научная уверенность универсальнее и сильнее, чем уверенность, приобретенная посредством веры.
Тем не менее, вид уверенности, правомерный и соответствующий науке, абсолютно неадекватный в религии. Научная уверенность, какой бы убедительной и непреложной она ни была, всегда остается основанной на человеческих доводах и поэтому всегда может быть опровергнута дальнейшим и лучшим исследованием. Такая сомнительная, ненадежная уверенность – недостаточна для сферы религии. Здесь нам нужна надежная, божественная уверенность, которая бы превзошла все человеческие сомнения и никогда не подвела нас. Мы можем рассчитывать на нее и сейчас и в вечности. Кроме этого, научная уверенность, перенесенная в область религии, сделает религию вопросом разума. Это потребовало бы определенного уровня интеллектуального развития, который присущ только некоторым. Она сделала бы нас подчиненными научной иерархии в наших самых личных переживаниях – иерархии, которая бы превзошла Рим периода до Реформации в нетерпимости и тирании. Свобода совести прекратила бы свое существование.
Такая научная уверенность, перенесенная в духовную жизнь, в конце концов привела бы к противоположности тому, чем должна быть религия по своей сущности и по убеждению каждого. Религия – это прежде всего вера, то есть смирение, доверие, зависимость, послушание, простота и детская непосредственность. Но в религии научная уверенность, безусловно, вызовет гордость вместо смирения, интеллектуализм вместо простоты сердца и самовозвышение вместо уподобления детям. Знание надмевает, а любовь назидает. Поэтому мы не должны жаловаться, но быть благодарными, что, кроме научной, есть еще и другая форма уверенности, а именно – уверенность веры, которая зависит не от ненадежного человеческого понимания, а от неизменного божественного авторитета.
