Ярослав Пеликан - Странный новый мир внутри библии
«Особенный народ»
Когда Новый Завет в Библии короля Якова описывает молодую общину христианской Церкви как «род избранный, царственное священство, народ святой, люд особенный» (а chosen generation, a royal priesthood, an holy nation, a peculiar people — 1 Пет. 2:9), он использует английское слово peculiar не в современном значении «чудаковатый», «эксцентричный», и Пересмотренная английская Библия (Revised English Bible) правильно передает эти титулы как «род избранный, царственное священство, народ предназначенный, люди, взятые Богом в удел» (a chosen race, a royal priesthood, а dedicated nation, a people claimed by God for his own). Но, с другой стороны, peculiar в современном понимании может быть не таким уж неподходящим вариантом.
Антиеврейские читатели Танаха, даже когда это христиане, со своего рода удовольствием отмечали характерно еврейские черты людей, населяющих его страницы. Иногда, к примеру, казалось, что обрезание доминирует над божественным призывом очистить сердце. Или же в византийском трактате против иудеев автор удивляется, почему они отказываются есть свинину, но готовы есть курицу, «еще более нечистую, чем свинья, в том, что она ест и где она ходит». Если обобщить, очень многие из постановлений и обещаний Танаха относятся более к этой земной жизни и к телу, чем к жизни вечной и к душе. Гимны вроде этого (Пс. 126/127:3–5):
Вот наследие от Господа: дети;
награда от Него — плод чрева.
Что стрелы в руке сильного,
то сыновья молодые.
Блажен человек,
который ими наполнил колчан свой,
создают впечатление, что земля, а не небо — то место, где окончательно исполняется Божье благословение, и что вечная жизнь означает продолжение жизни в наших потомках. Более того, все это нередко отдает этноцентризмом: «люд особенный» — это избранный народ, и никакой другой. Большинство Божьих обещаний адресуются не индивиду, даже не благочестивому индивиду, а целому народу Произвольный выбор Богом Своего «избранного народа» может даже оскорблять элементарное чувство справедливости.
В Новом Завете с этими качествами все еще «хуже». Хотя его учение «не от мира сего» и основано на обещаниях вечной жизни на небесах, но и произвольность, и коллективизм тут присутствуют в полной мере, и связаны между собой. Часто искаженно воспринимавшееся изложение Павлом доктрины о предопределении суверенной волей Бога, Который «кого хочет, милует; а кого хочет, ожесточает» (Рим. 9:18), завершается тревожным заявлением: «Что же, если Бог, желая показать гнев и явить могущество Свое, с великим долготерпением щадил сосуды гнева, готовые к погибели, дабы вместе явить богатство славы Своей над сосудами милосердия, которые Он приготовил к славе, над нами, которых Он призвал не только из иудеев, но и из язычников?» (Рим. 9:22–24).
«Род избранный» — и впрямь особый народ. В этом понятии очень много от коллективного и корпоративного единства. Новый Завет может говорить об индивидах, как в единственном числе говорит он: «дабы всякий, верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Но речь об этом обещании достигает кульминации в метафоре Церкви как «тела Христова» (1 Кор. 12:12–27; Еф. 1:23; Кол. 1:18). Как рука или глаз ничего не значат сами по себе, но должны принадлежать телу, чтобы исполнять свою функцию, так и с «членами» Церкви. Сам термин «члены», который мы сегодня употребляем регулярно и достаточно стерто, говоря о тех «индивидах», которые принадлежат к обществу скаутов или к профсоюзу, на самом деле означает «органы» или «части тела» и представляет антитезис любым разговорам об «индивидуальном».
Даже более последовательно, чем Танах, Новый Завет обращается не к индивидам, а к Церквям или к Церкви: «вы — свет мира» (Мф. 5:14). По-английски это место следует приводить по Библии короля Якова («Ye are the light of the world»), ведь в течение дальнейших веков английский язык утратил единственное число второго лица thou («ты») и thee («ты») при обращении к человеку, так что you одновременно употребляется и во множественном, и в единственном числе (исключение составляет современное разговорное обращение «You guys», очевидно не имеющее сексистских коннотаций). В результате часто невозможно определить, как в этом же месте в Пересмотренной английской Библии: «You are light for all the world», — относится ли это you к коллективу или к одному человеку. Но все-таки оно указывает на коллективность, на общину, а не на индивида.
Однако и в иудейской, и в христианской истории открытие, что послание Библии обращено не менее, чем к общине верующих, оказалось, опять-таки, не препятствием к чтению ее, а фактором, освобождающим мысль. Одно из действительно великих достижений библеистики XX в. состоит в том, что определения религии, вроде предложенного философом Уильямом Джеймсом: «чувства, действия, опыт отдельных людей в их единичности, поскольку они осознают себя в отношении к чему-либо, признаваемому ими божественным»,[8] лежавшее в основе многих интерпретаций Библии, сменилось признанием, что в Танахе адекватный контекст Божьих обещаний и повелений — не что иное, как «народ Божий». Декалог обращается не к отдельным верующим иудеям «в их единичности», а к Израилю как народу Божию: «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства» (Исх. 20:2), — во всех его сменяющихся поколениях. В христианстве изначально неоднозначный коллективизм такой метафоры, как «тело Христово», отчасти вдохновил возрожденный экуменизм на переосмысление молитвы Христа перед распятием: «Да будут все едино, как ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин. 17:21) — и на чтение в этом же смысле обоих Заветов Библии. Единство Отца и Сына, выраженное в этой молитве, так велико, что, согласно православному учению о Св. Троице, оно отнюдь не угрожает библейскому монотеизму, как часто утверждали и утверждают критики, а действительно утверждает его. Основное исповедание догмата о Св. Троице, Никео-Цареградский Символ веры 381 г., начинается словами: «Верую во единого Бога». Единство такого рода, возносящееся над пределами не только индивидуализма, но и индивидуальности, является божественным прообразом отношений между Христовыми учениками, отношений, которые можно понять только через метафору «тела Христова».
Навязчивость сакральной географии
Открытие, о котором шла речь, для иудаизма, особенно в XX в., было связано с проблемой отношения между «народом Божьим» и «землей». Предпосылкой для языка Торы во многом была жизнь Израиля как народа Божьего, обитающего в Святой Земле. Тема «земли» так настойчиво повторяется в повествованиях о патриархах от начала до конца Торы, что может показаться какой-то навязчивой идеей. За неисчислимые века до исхода израильского народа из Египта во главе с Моисеем Бог является Авраму (как изначально произносилось и писалось его имя), говоря: «не бойся, Аврам; Я твой щит, награда твоя весьма велика» (Быт. 15:1), обещая дать ему «землю сию во владение» (Быт. 15:7) и обозначая ее географические границы: «потомству твоему даю Я землю сию, от реки Египетской до великой реки, реки Евфрата» (Быт. 15:18). В итоге повествований о патриархах Иосиф, уже объединившись и примирившись с братьями, обещает им: «Бог посетит вас и выведет вас из земли сей в землю, о которой клялся Аврааму, Исааку и Иакову» (Быт. 50:24).
Завоевание Земли Обетованной — тема книги Иисуса Навина, успехи и неудачи в ее обороне составляют главное содержание большинства книг Танаха, в центре внимания которых всегда остается только эта земля. И вновь, будто очерчивая перед Иисусом карту, Господь едва ли не указывает ему широту и долготу: «Всякое место, на которое ступят стопы ног ваших, Я даю вам, как Я сказал Моисею: от пустыни и Ливана сего до реки великой, реки Евфрата [на востоке], во всю землю Хеттеев; и до великого моря к западу солнца будут пределы ваши» (Иис. Нав. 1:3–4). Далее, в начале Книги Судей «пришел Ангел Господень из Галгала в Бохим и сказал: Я вывел вас из Египта и ввел вас в землю, о которой клялся отцам вашим» (Суд. 2:1). В книгах, завершающих Кетувим, а значит, и весь Танах — Книгах Хроник, — звучит та же тема (1 Пар. 16:15–18):
Помните вечно завет Его,
слово, которое Он заповедал в тысячу родов,
то, что завещал Аврааму,
и в чем клялся Исааку,
и что поставил Иакову в закон
и Израилю в завет вечный,
говоря: «тебе дам Я землю Ханаанскую,
в наследственный удел вам».
Завет и земля — взаимодополняющие понятия; в местах вроде этого они оказываются даже взаимозаменяющими.
Утрата земли отразилась не только в пасхальной молитве иудеев рассеяния: «В следующем году — в Иерусалиме!», но и в усилиях библейских комментаторов талмудической традиции найти способ верно исполнять заповеди, живя в другой земле. В своей основе эти усилия могут быть рассмотрены как способ трансцендирования от навязчивости сакральной географии, для чего залогом континуальности был представлен «вечный Завет», а не «земля», хоть она и «святая», и «обетованная». Конец многих веков бесприютности настал вместе с образованием государства Израиль в 1948 г. (5708 г. от сотворения мира), что было одобрено религиозным сионизмом на основании библейских обетований. Но это не положило предел конфликту интерпретаций, ведь тот год не был отмечен приходом Мессии, так что усилия были продолжены теми из современных комментаторов, которые все еще стремятся определить способ соблюдения галахи безотносительно к «земле». Дебаты внутри мирового сообщества иудеев относительно поддержки или неподдержки сионизма недавно привлекли внимание к географическим несоответствиям в нескольких «картографических» местах Торы и Танаха относительно вопроса о границах Земли Обетованной. Между тем соседи государства Израиль, также заявляющие о своем происхождении от Авраама через его старшего сына Измаила, не признают этих территориальных требований, претендующих на свое обоснование божественным Заветом и обетованием. Христиане же, читающие Танах в качестве Ветхого Завета, сразу начали не только различать «землю» и «Завет», но и указывать «духовное» значение Земли Обетованной и Иерусалима. Как «земля» стала темой книг, завершающих Танах, так в предпоследней главе последней книги Нового Завета изображается видение Земли Обетованной вне всякой географии: «И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего» (Откр. 21:2).
