Леонтий Неапольский - Житие Симеона Юродивого
В прошедшую седмицу, когда праздновали святой праздник Воздвижения Креста, этот великий дал одному из молодых братьев святую одежду; с того времени не прошло семи дней, и брат этот еще носил все, что по обычаю полагается. Великий велел тотчас позвать его. Когда монах пришел, Иоанн и Симеон, увидев его, упали в ноги авве и сказали ему: “Мы просим тебя, если ты собираешься так же одеть и нас, удостоив такой же чести и славы, сделай это вечером, ибо, будучи людьми, мы опасаемся, как бы ночью не пристигла нас смерть и мы не умерли, лишившись такой славы, радости и такого сонма сопутников и венца”. Когда игумен услышал, что они боятся лишиться такого сомна сопутников и венца, он понял, что через носящего святую одежду им было явлено видение,[138] и приказал ему воротиться туда, где он пребывал со времени, как был в нее облачен. Когда монах ушел, сыны Христовы весьма опечалились и говорят игумену: “Ради Бога, отец, встань и сделай нас такими, каков он, ибо во всем монастыре твоем нет человека, почтенного равной честью”. Авва говорит им: “О какой чести вы говорите?”. Тогда они сказали: “Во имя удостоившего нас, отец, одежды своей и чести, блаженны и мы, если и нам последует такая толпа монахов со свечами, и мы также наденем блистающий светом венец на головы свои”. Ибо они думали, что и игумену открылось то, что предстало их взорам. Игумен из этих слов все понял, но не сказал им, что ничего не видел, а молчал и дивился великой простоте и чистоте их, особенно Симеона. Великий только ласково молвил им: “Завтра по благости Святого Духа и вы так облачитесь”. Как утверждал святейший диакон, правдолюбец Симеон говорил: “Ночью мы видели лица друг друга, как бы днем”. Каждый из них узрел на голове другого венец, как у того монаха, которого видели. “В таком ликовании, — говорил он, — была душа наша, что мы не хотели вкушать ни пищи, ни питья”.
Через два дня после того, как они прияли святую одежду, они видят того, кто облачился в нее семью днями ранее и чей венец и сопутники открылись им. Теперь он был одет в грубую одежду и занят работой, и вокруг головы его уже не было венца, и не было толпы монахов со свечами, и Иоанн и Симеон удивились этому. И Симеон говорит Иоанну: “Истинно, брат, когда пройдут семь дней, мы тоже лишимся благолепия этого и [139] прелести”. И Иоанн говорит: “Чего ты желаешь, брат?”. Тот снова говорит ему: “Чтобы, как мы ушли из мира и отреклись мирского, также отказались бы ото всего, наделенного дыханием. Ибо, одетый в одежду сию, прозреваю я иную жизнь и иные дела. С того дня, как раб Божий облек нас в нее, внутренняя моя, не знаю отчего, пылает, и душа моя жаждет никого не видеть, ни с кем не говорить и никому не внимать”. Иоанн говорит ему: “А что мы будем есть, брат?”. Симеон отвечает: “То же, что и те, кого зовут восками, [26] о которых говорил нам вчера владыка Никон. Может быть, он, желая, чтобы и мы вели такую жизнь, рассказал нам, как живут воски и как спят, и все остальное о них”. Затем Иоанн говорит: “Как же нам быть? Ведь мы не знаем ни песнопений их, ни чина”.
Тогда Бог открыл сердце аввы Симеона, и он сказал: “Спасший тех, кто прежде Давида угождал Ему, спасет и нас, а если окажемся достойны, Он научит и нас, как научил Давида, когда при стадах своих тот жил в пустыне. [27] Не препятствуй мне, брат, и да не отступимся мы от того, чему посвятили себя”. Тогда почтенный Иоанн сказал: “Поступим, как тебе угодно. Но как мы уйдем отсюда, когда дверь на ночь запирается?”. Симеон говорит ему: “Тот, кто открыл нам днем, откроет и ночью”.
И вот, когда они приняли это решение, едва настала ночь, игумен видит во сне, как кто‑то отпирает дверь монастыря со словами: “Выходите, крестным знамением осененные овцы Христовы, на пастбище ваше”. И, проснувшись, он тотчас идет к дверям и находит их открытыми, и, подумав, [140] что Симеон и Иоанн ушли, печально садится и со вздохом говорит: “Не удостоился я, грешный, чтобы отцы мои помолились за меня. Истинно были они отцами моими, владыками и наставниками, и я лишился их заступничества. Увы! Сколько драгоценных камней, по слову Писания, „лежат на земле его" [28] в небрежении, и все видят их, но немногие знают им цену”. Когда в печали он говорил такие слова, се идут к дверям чистые женихи Христовы, а впереди них пречистый игумен Никон видит неких евнухов — одни несут светильники, другие держат в руке скипетры. Заметив Симеона и Иоанна, Никон весьма возликовал, ибо сбылось желание его. Когда же блаженные увидели его, они не остановились, ибо не знали, что это игумен. Тогда святой Никон бросился к ним и позвал их. Они узнали игумена и тоже весьма возликовали, паче же потому, что двери были не на запоре, и они поняли, что Бог снова открыл святому их намерение. Симеон и Иоанн хотели пасть ему в ноги, но Никон остановил их, говоря, что не следует делать подобного по святости облекающего их ангельского одеяния. Они тотчас говорят: “Благодарим тебя, отец, и не знаем, чем воздать Богу и твоей святости. Кто думал, что мы будем удостоены столь великих даров? Какой царь мог бы так почтить нас? Какие земные сокровища в столь краткое время сделали бы нас богачами? Какие омовения очистили бы души наши? Какие родители любили бы и хранили бы нас так? Какие приношения и дары так скоро уготовили бы нам отпущение грехов, как уготовил ты, почтенный отец наш, кто вместо всех предков наших и родителей [141] стал после Христа отцом нам и матерью?! Ты — владыка наш, наш покровитель, наставник, вожатый и все, чего не высказать словом. Через тебя мы получили сокровище это нерасточимое, через тебя обрели перл бесценный, подлинно познали святость крещения, которое предвозвестили нам святые отцы, истинно поняли по сжигавшему сердца наши пламени, которое выше сил было терпеть, столь сильно оно палило нам внутреннюю, как бушует огонь грехов наших. Мы просим твое блаженство, отец, усердно помолиться о нас и отпустить рабов твоих всем сердцем и всей душой служить Богу, которому мы посвятили себя, и умоляем никогда не забывать о недостойных сынах твоих, когда воздеваешь честные руки свои в молитве. Истинно, истинно внемли, о святой, мольбам чужестранцев и помни об их сиротстве”. И, обняв колени святого, они снова говорили: “Помни, отец, о смиренных овцах своих, которых ты принес в жертву Христу. Помни о чужеземных деревьях, которые ты заботливо посадил в блаженном райском саду. Не забывай нерадивых работников, [29] которых в одиннадцатом часу дня нанял на виноградник Христов”. Пастырь весьма удивился, видя, как они, еще два дня назад вовсе неученые, внезапно умудрились, облекшись в святую одежду. После того как Симеон и Иоанн долгое время плакали, святой Никон, преклонив колени и справа от себя поставив Симеона, а слева Иоанна, воздел руки к небу и сказал: “Боже справедливый и славный, Боже великий и могущественный, Боже предвечный, услышь в час сей грешника. Услышь меня, Боже, в силе Своей. Не вспоминай в час [142] этой моей молитвы о вечно и во веки творимых прегрешениях ничтожества моего. Услышь меня, Господи, услышь меня в пламени молитвы, как некогда пророка Своего. [30] Воистину да будет так, Боже святых сил, воистину да будет так, Боже, творец ангелов, воистину да будет так, сказавший: „Просите, и получите". [31] Не погнушайся мной, имеющим нечистые уста и погрязнувшим во грехах. Услышь меня, обещавший внимать всем, с верой взывающим к Тебе, и направь ноги рабов Твоих и стопы их на путь мира. [32]Пожалей сынов своих, простых сердцем, живущих на чужбине, рекший: „Будьте просты, как голуби". [33] Я взываю к Тебе всем сердцем моим. Боже, Боже, услышь меня, упование всех концов земли и находящихся на чужбине далеко. [34] Накажи всех нечистых духов ради сыновей твоих. Возьми щит и латы и восстань им на помощь. [35] Обнажи меч и прегради путь преследующих их. Скажи, о Господи, Господи, душе их:"Я — твое спасение". Да отступит от ума их дух боязни, беспечности, гордыни и всякого зла и да угаснет всякий огонь в них и всякое побуждение, порожденные диаволом. Да просветится тело их, и душа, и дух светом познания Твоего, чтобы, придя к единой вере и признанию Святой и поклоняемой Троицы и достигнув совершенства и меры возраста, вместе с ангелами и со всеми от века Твоими, Боже, угодниками восславили во веки веков пречестное и благое имя Твое, Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Вместе с прочими дарами, Господи, навсегда вложи им в сердце и слова этой моей убогой и недостойной молитвы, чтобы прославляли и хвалили благость Твою”. И [143]снова игумен стал со слезами говорить Симеону и Иоанну: “Бог, которого вы избрали, добрые дети мои, и вослед которому пошли, сам пошлет ангела Своего пред лицом вашим, [36] который приготовит путь свой пред стопами вашими. Ангел, по слову великого Иакова, избавляющий меня от всех враждебных сил, упредит вас на путях ваших. Избавивший пророка Своего из пасти львиной [37] и вас избавит из когтей львиных. Избравший вас Бог сохранит жертву мою от посрамления”. После этих и подобных им молитв богоносный муж обнял за шею Симеона и Иоанна и стал говорить: “Спаси, Боже, спаси их, кто всем сердцем своим возлюбили имя Твое. Ибо Ты, Господь, справедлив и не презришь и не оставишь отказавшихся от суетных дел жизни сей”. А затем снова сказал им: “Смотрите, дети, вы поднялись на страшную и утаенную от людских глаз брань. Но не страшитесь, ибо могуч Бог, который „не попустит вам быть искушаемыми сверх сил". [38] Сражайтесь, дети, чтобы не потерпеть в брани этой поражения, будьте стойки, ибо оружие ваше — святое ваше одеяние. Помните реченное: „Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия". [39] И еще о возведении башни: „Не ленитесь, начав эту прекрасную и высокую постройку", то есть свое житие, и да не сбудется на вас: „начали строить, и не достало сил и охоты довершить основание". [40] Крепитесь, дети мои: брань коротка, но славен венец, труд — на время, а отдых — на века”.
