Александр Мень - История религии (Том 6)
Из сохранившихся эдиктов Ашоки, которые он приказывал высекать на колоннах и скалах, видно, что в Дхамме ему ближе всего была ее моральная сторона. Мы нигде не находим у него упоминаний о Нирване и других догматах буддийской метафизики. Он глубоко верил в посмертное воздаяние за добро и зло. Об осуждении Гаутамой жизни как таковой он не говорит ни слова, но, напротив, стремится сделать ее мирной и прекрасной. По его убеждению, человек должен посеять добро и радость в этой жизни, чтобы пожать их после смерти (9).
Буддизм зародился как монашеская религия личного спасения-царь Приядарши превратил его в действенное орудие преобразования общества. И достигнуть этого он стремился без насилия, исключительно путем проповеди и убеждения. Он повсюду рассылал учителей, которым вменял в обязанность насаждать добродетельную жизнь. Этой же цели служили его указы "Дхамма прекрасна, - гласит один из них - Но что такое Дхамма? Безгрешны многие дела: милосердие, щедрость, правда, чистота". В другом эдикте эта мысль повторяется "Прекрасно послушание родителям. Прекрасна щедрость к друзьям, родным и знакомым, брахманам и бхикшу. Прекрасно неубиение живых существ. Прекрасно воздержание от расточительности и скупости" (10).
Большое внимание уделял император реформе суда, он установил строгий контроль за действиями чиновников на местах, настаивал на гуманном отношении к слугам и невольникам. Он требовал, чтобы ему сообщали о делах в любое время, не боясь оторвать его от работы и отдыха. Пекся Ашока и о здоровье граждан: насаждал рощи, строил лазареты, приказал вырыть множество новых колодцев. Главной своей задачей и задачей своих сподвижников Ашока считал "обеспечение счастья в этом и том мире" (11). Даже животные вошли в круг его забот.
Сам Будда тоже нередко говорил о сострадании ко всем существам, но его цели очень далеки от того, что явилось идеалом его царственного последователя. В центре учения Гаутамы стояло освобождение от бытия, которое рисовалось ему безнадежно обреченным прозябать в скорбях и зле. Ашока же заимствовал у Гаутамы только то, что было понятно и близко ему самому и что могло оздоровить и облагородить жизнь подданных империи.
Ашока отменил потерявшие смысл церемонии и праздники и ввел такие, какие смогли бы укрепить добрые нравы. Он поощрял паломничества и благочестивые собрания, чтил места, связанные с жизнью Будды. Говорят, по его повелению соорудили 84 тысячи ступ, хранивших реликвии Совершенного (12).
Однако буддизм не превратился при Ашоке в государственную религию, а стал религией государя, что далеко не одно и то же. Существенное сходство большинства индийских верований позволило царю проводить политику широкой веротерпимости.
"Царь Приядарши, милый богам,-провозглашает он,- почитает все секты странствующих отшельников, мирских людей даяниями и другими способами. Но милый богам не так ценит даяния и поклонения, как (видит главное) в развитии основных принципов учений всех сект... Пусть почитается и чужая секта при каждом случае. Если делают так, то развивают свою секту и помогают также чужой. Если поступают наоборот, то разрушают свою секту и вредят чужой... Приядарши, милый богам, желает, чтобы все учения могли повсюду обосновываться беспрепятственно. Ибо все они стремятся к обузданию чувств и к чистой жизни. Одни учения хотят осуществлять все полностью-другие лишь отчасти" (13).
Ашока поддерживал и одаривал джайнистов, брахманов и сторонников многих религиозных толков, хотя самого себя считал последователем Будды. В Рупнатском эдикте он прямо называет себя членом Сангхи. Единственной мерой, отразившейся на старых культах, был запрет убоя животных, который нанес удар кровавым жертвоприношениям. Но принцип ахимсы, то есть отказ причинять вред всему живому, был уже давно знаком Индии и прививался без труда.
Царствование императора-буддиста-явление почти неправдоподобное, исключительное во всей мировой истории. Своим примером он показал, какой силой могут стать религиозно- нравственные принципы, принятые всерьез и реализованные в жизни общества.
Ашока не довольствовался тем, что рассылал эмиссаров в границах своих владений. Он положил начало всемирному буддийскому миссионерству. Ему хотелось, чтобы свет добра, который озарил его самого, как можно шире распространился по земле. В одном из эдиктов Ашока призывает своих потомков оставить мысли о завоеваниях. "Пусть они не думают, что завоевание мечом заслуживает имени завоевателя, а видят в нем бедствие и насилие. Пусть они считают истинными завоеваниями лишь завоевания Дхаммы. Такие завоевания имеют значение для всего мира" (14).
Некоторые историки, пытаясь опорочить намерения Ашоки, усматривают здесь попытку под видом религии распространить политическое влияние Маурьев. Но если в этой гипотезе и может содержаться доля истины, то все же нет никаких оснований подозревать Ашоку в неискренности проповеднического рвения (15).
Обширные международные связи позволили царю отправить учителей в самые отдаленные земли. Они обошли не только южную Индию, Ланку, Кашмир, Бирму, Таиланд, Среднюю Азию, но побывали и в Афинах, Македонии, в селевкидских монархиях Египта и Сирии (16). Замечательно, что среди апостолов буддизма был азиатский грек, принявший имя Дхаммаракхиты. Через сто лет после Ашоки греческий царь Менандр, или Милинда, стал ревностным буддистом, одним из праведников, прославляемых Сангхой.
Надо заметить, что философские учения, господствовавшие в то время в западном мире, были весьма созвучны индийским. Уже Мегасфен заметил их сходство с платонизмом. Несомненно, близка к буддизму доктрина Пиррона и особенно-стоиков. Их возвышенная, героическая этика и космополитизм во многом совпадали с буддийскими взглядами. Ведущие умы Греции после Аристотеля, в том числе и Эпикур, уделяли, как и Будда, большое внимание вопросам морали (17).
Тем не менее буддизм не смог пустить на Западе прочных корней. Он продолжал распространяться и развиваться преимущественно в восточноазиатских странах. Лишь теософские системы гностиков и неопифагорейцев, зародившиеся на рубеже новой эры, свидетельствуют о том, что контакты с Индией не прошли для греков бесследно.
Хотя Будда желал, чтобы его учение приняло как можно большее число людей, Сангха, будучи монашеским орденом, по самой своей природе не была предназначена насаждать популярную религию. Когда же началось массовое обращение в буддизм, оно не могло не породить многочисленных трудностей, связанных и с вопросом об отношении Сангхи к мирянам, и с монашеской дисциплиной, и с различными сторонами вероучения.
"Все, что сказано Господом Буддой,-прекрасно",- провозглашал Ашока (18). С этим были согласны все монахи и миряне, но сложность заключалась в том, что сам Гаутама не оставил своим последователям ни строчки. Сутры передавались из поколения в поколение изустно, и большинство их было записано века спустя после смерти Гаутамы. Вероятно, Будда сознательно отказался от письменного изложения Дхаммы, ибо, подобно Пифагору, Конфуцию и другим великим Учителям, не поощрял склонность людей к обожествлению буквы, что может ослабить живой и творческий дух учения (вспомним, что и Христос проповедовал лишь устно).
Будда был вообще противником формального авторитета. Одно из его предсмертных изречений гласило:
Теперь или после моей кончины
Кто сам будет светить себе,
Сам будет охранять себя,
Не прибегая ни к какому внешнему убежищу,
Но свет найдя в Дхамме,
Убежище себе найдя в Дхамме,
И нигде не ища иного убежища,
Тот среди учеников моих
Достигнет высочайшей вершины! (19)
Последователи редко бывают в состоянии вместить всю глубину провозвестия учителя; каждая из школ выделяет какую-либо сторону его доктрины. Так случилось и с буддизмом, когда он стал перерастать из ордена и секты в мировую религию.
Проповедуя отречение, Будда, однако, не одобрял крайностей аскетизма, культивировавшихся брахманскими муни. За это ухватились те монахи, которые хотели смягчить требования устава. Другие же во главе с братом Гаутамы, Девадаттой, ополчились против любых послаблений. Вскоре после кончины Будды полемика вокруг его правил переросла в острые конфликты, которые омрачали жизнь Сангхи в течение десятков лет.
Легенда повествует, что еще около 470 года бхикшу собрались в пещере у Раджагрихи и под руководством Кашьяпы, самого ученого из последователей Будды, утвердили главные пункты устава Общины. Сведения об этом I буддийском соборе вызывают у историков серьезные сомнения. Точно так же оспаривается достоверность рассказов о II соборе в Вайшали, якобы утвердившем Винайю-Питаку, дисциплинарный кодекс Сангхи (20). С уверенностью можно сказать лишь одно: за эти годы в Сангхе уже наметились две партии-ортодоксальная и либеральная. Первая настаивала на большей строгости в аскетических упражнениях и буквальном соблюдении всех сохранившихся заповедей Будды; другая делала упор на нравственное совершенствование, ослабляя, однако, требования устава. Возникли различные толкования и в буддийской философии. Все это привело к тому, что в эпоху Ашоки существовало уже 18 направлений буддизма, оспаривавших друг у друга право считаться истинной Дхаммой (21).
