Сергей Желудков - Литургические заметки
Вопрос связан с грандиозной темой об отношении Христианства к «земле» — ко всему житейскому, к полу... Об этом много писал В. В. Розанов. Помнится одна литургическая частность: кто-то из его корреспондентов писал, что наше «о плодоносящих» на сугубой ектений многие в народе понимают как молитву о беременных. Интересно, что такое же толкование мне привелось случайно услышать и в наши дни. Приходится разъяснять, что нет — это анахронизм, молитва о приносящих плоды земледелия и садоводства... А молитвы о матерях и младенцах — нет. Тут какой-то давнишний недосмотр, великая литургическая ошибка.
59
Один выдающийся священник однажды высказал мнение, что следовало бы установить разные чины Погребения: один — для тех умерших, которые были постоянными посетителями храма, участвовали в литургической жизни Церкви; другой — для тех, кто был когда-то крещен, но в храм «не ходил», чье принесли только тело... Я думаю, что священник в данном случае совершенно не прав. Кто поставил нас так судить? При всем уважении к постоянным посетителям храма — нужно признать факт, что многие из нас в своей практической жизни бывают нисколько не более христиане, чем те, кто «не ходит». Обычно — это «мужики» (мужчины), о которых родные говорят, что он хоть и «не ходит», но святыню «предпочитает» (почитает) и религию в общем-то «не опровергат» (не опровергает)... Это — очень важная, но уже не литургическая тема.
Увы! Есть другая дифференциация чинов Погребения. В том же самом храме на Охте, где я видел некогда балансирующий гроб на скамейке (Заметка 50), недавно отпевали моего покойного друга. Вдова приняла меры — и все получилось, по отзывам, довольно прилично. Отпевание было не «коллективное», фоб положили на драпированный стол, был парчовый покров, стояли светильники, пел хор... Все это было устроено за специальные дорогие доплаты. А не хочешь доплачивать — так будь готов к церковному унижению, к какому-нибудь издевательскому «отпетию», как выражаются холодные сапожники. И мы уже так привыкли к этой коммерческой дифференциации, что и вообразить не умеем — когда же наконец она прекратится.
60
...Она подумала: «Как жаль все-таки,
что его не отпевают по-церковному!
Погребальный обряд так величав и торжествен.
Большинство покойников недостойны его...»
В этой цитате из романа Б. Пастернака имеется в виду прилично совершаемый чин Погребения. Когда в одном храме устроили для всех хороший траурный катафалк со ступенями, то старушки говорили: «Господи, да неужели и нас будут отпевать так?!»...Это как бы чествование усопшего в приличном чине Погребения есть почитание тайны — тайны неповторимой судьбы человека, всякого человека, всей тайны жизни и смерти.
И в текстах чина Погребения есть этот мотив чествования. Он идет из глубокой христианской древности — из молитвенных собраний на могилах мучеников. Псалом 90: «Живый в помощи Вышняго в крове Бога Небеснаго водворится»... Псалом 118: «Блажени непорочнии в путь, ходящий в законе Господни» (искаженный перевод; по-русски с еврейского: Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем). Все это — чествование праведника. То же — в изумительных тропарях:
Святых лик обрете Источник жизни
и дверь райскую.
Да обрящу и аз путь покаянием,
погибшее овча аз есмь.
Воззови мя, Спасе,
и спаси ся.
Агнца Божия проповедавшее
и заклани бывше якоже агнцы,
и к жизни нестареемой, святии,
и приносущней преставлыпеся,
Того, прилежно, мученицы, молите
долгов разрешение нам даровати.
В путь узкий хождшии прискорбный,
вси в житии крест яко ярем вземшии
и Мне последовавший верою,
приидите, насладитеся,
ихже уготовал вам почестей
и венцев небесных.
Здесь две темы: прославление праведных и наши молитвы о праведных, о себе самих... Но где же молитва о том, кого отпевают? Ее нет, и это так необычно, что мы непроизвольно молимся словами тропарей от его лица и от лица всего грешного человечества:
Образ есмь неизреченныя Твоея славы,
аще и язвы ношу прегрешений.
Ущедри Твое создание, Владыко,
и очисти Твоим милосердием,
и вожделенное Отечество подаждь ми,
рая паки жителя мя сотворяя.
И только в последнем тропаре появляется наконец «персональная» молитва о нашем дорогом усопшем:
Упокой, Боже, раба Твоего
и учини его в рай,
идеже лицы (хоры) святых, Господи,
и праведницы сияют яко светила
(светильники).
Усопшаго раба Твоего упокой,
презирая его вся согрешения.
Четвертая тема — назидание нам, присутствующим при отпевании. Назидание в сочетании с молитвой:
Кая житейская сладость
пребывает печали непричастна?
Кая ли слава стоит на земли непреложна?
Вся сений немощнейша (тени слабее),
вся соний прелестнейша (обманчивей сна);
единем мгновением и вся сия смерть приемлет.
Но во свете, Христе, Лица Твоего
и в наслаждении Твоея красоты
егоже избрал еси
упокой, яко Человеколюбец.
Ныне житейское лукавое
разрушается торжество суеты,
дух убо оскуде от селения (лишился обитания),
брение очернися (прах почернел),
сосуд раздрася (сосуд разбился): –
безгласен, нечувствен,
мертвен, недвижим,
егоже посылающе гробу,
Господу помолимся,
дати сему во веки упокоение.
Этот мотив назидания, поучения присутствующим занимает много места в чине Погребения. В одной из стихир «на последнее целование» речь ведется от лица самого усопшего:
Зряще мя безгласна и бездыханна предлежаща,
восплачите о мне, братие и друзи...
И далее – о внезапности смерти, о равенстве всех на Суде, где только от дел своих каждый прославится или постыдится. И мольба, мольба о молитвах... Этот прием — речь от лица усопшего – более развит в чинах Погребения священников и монахов, откуда и переложил это в русских стихах А. К. Толстой в поэме «Иоанн Дамаскин»:
Спасайтесь, сродники и чада,
Из гроба к вам взываю я –
Спасайтесь, братья и друзья,
Да не узрите пламень ада.
Иду в незнаемый я путь,
Иду меж страха и надежды;
Мой взор угас, остыла грудь,
Не внемлет слух, сомкнуты вежды;
Лежу безгласен, недвижим,
Не слышу братского рыданья,
И от кадила синий дым
Не мне струит благоуханье;
Но вечным сном пока я сплю,
Моя любовь не умирает;
И ею, братья, вас молю,
Да каждый к Господу взывает:
Господь! В тот день, когда труба
Вострубит мира преставленье —
Прийми усопшего раба
В Твои блаженные селенья!
Но разве перепишешь все драгоценные тексты? Насколько богаче они прославленного «День гнева» католического Средневековья... И — «эх, не на те бы слова» написана гениальная музыка.
И тут же должно признать, что как и все наше (греческое) церковное Богослужение, чин Погребения перегружен словами. Если совершить отпевание во всем по Требнику — оно продлилось бы часа два. Это слишком долго не потому, что мы ленимся, а потому, что непосильно для внимания. Нужно уложиться в полчаса; мы это и делаем, но выбираем далеко не самое лучшее. Надо сократить ектений и каждения. Не надо бы совсем читать тропари канона, не надо бы и петь все ирмосы. Не надо бы читать «индульгенцию» (о ней — ниже). Зато надо бы подобрать несколько хороших стихов из псалма 118 — и читать их, петь же только припевы. Надо бы составить и читать хорошее огласителъное слово от лица усопшаго — и не только с прошением о молитвах за него, но и с призывами проверить, исправить нашу жизнь, которой предстоит таинство смерти... Наконец, надо не «бросать» усопшего и родных, а «проводить» их, непременно устроить торжественный вынос гроба хотя бы до паперти храма под пение нашего потрясающего траурного «Святый Боже». Все это — вполне в наших возможностях, которые мы не осуществляем.
