Алексей Чертков - Очерки современной бурсы
Дьякона пригласили пройти в кабинет настоятеля. Это был худой, с болезненной внешностью старик. Одет он был в толстовку и брюки.
— Благословите, отец Гавриил, — смиренно сказал Андрей. — Я ваш новый дьякон.
Священник благословил его.
— Очень приятно, отец дьякон. Покажите ваши документы.
Андрей протянул патриарший указ и свой паспорт. Отец Гавриил внимательно прочитал документы, но лицо его осталось по-прежнему бесстрастным.
— Что же, — сказал он, — хорошо, что вас к нам назначили. От нас ушел прежний дьякон. Мы его вынуждены были отослать: слишком он был строптивым и не ладил с причтом. Назначение устраивает, по-видимому, и вас, устроит оно и нас. Вам оно поможет с материальной стороны, нам облегчит службу: одно дело служить одному священнику, другое дело, когда есть дьякон. Это легче.
— Разумеется, — поддакнул Андрей.
— Теперь давайте обговорим денежную сторону. У нас есть вакансия штатного дьякона. Однако на нее мы вас не возьмем, говорю прямо. Во-первых, мы должны к вам приглядеться. Во-вторых, постоянно вы у нас не останетесь. Окончите академию и станете священником. Выходит, у нас вы временно, и нет необходимости зачислять вас в штат. В-третьих, нам нужен настоящий дьякон, с голосом. Вижу, вы таковым не обладаете. Поэтому вы будете получать у нас не обычную дьяконскую долю, а со службы. Отслужили всенощную — получайте десять рублей, отслужили обедню — получайте еще десятку. Вот все, что мы можем вам предложить. Если вас это не устраивает, идите в патриархию и отказывайтесь.
Прося о назначении на приход, Андрей не собирался «заламывать» цену. Поэтому он согласился.
— Спасибо, отец Гавриил, я согласен с вашими предложениями, — поблагодарил настоятеля Андрей.
— Тогда в субботу вы должны быть у нас ко всенощной.
На этом аудиенция кончилась. Андрей уехал к себе в Загорск.
Дома он рассказал Маше о своем назначении и о тех материальных перспективах, которые оно сулило. По их совместному подсчету оказалось, что ежемесячный доход Андрея плюс стипендия в академии позволят им сводить концы с концами.
ПЕРВЫЙ УРОК
Духовенство храма встретило нового дьякона настороженно, внимательно наблюдало за ним, умеет ли он служить. Когда Андрей отслужил первую всенощную без единой ошибки, настоятель отметил это.
— Смотрите, отцы, — сказал он в присутствии Андрея причту, — новый отец дьякон прекрасно служит.
Причту нечего было возразить. Одни ограничились молчаливым согласием с настоятелем, другие начали льстить Андрею.
— Молодец, отец дьякон, — расточал похвалы отец Виталий Одрин. — Такого дьякона поискать! Смиренный и кроткий!
— Сразу чувствуется академическая подготовка, — вторил ему отец Кирилл Мещеряков, единственный священник в храме, имевший академическое образование. — Все-таки академия дает много. Разница между семинаристом и академиком очевидна.
Андрею было приятно такое признание его умения служить. Самое же приятное было то, что и верующим он понравился. После первых же служб старушки, умиленно поглядывавшие на молодого дьякона, начали подходить к нему, расспрашивать обо всем, что касалось его личной жизни, расточали похвалы.
Первая настороженность со стороны духовенства вскоре сменилась довольно благожелательным к нему отношением. Это произошло сразу, как только батюшки узнали, что отец Андрей не вошел в штат и получает не дьяконскую долю из братской кружки, а от церковного ящика.
Только тут Андрей сообразил, в чем дело. Духовенство находилось не на твердом окладе, а на доходах. Последнее означало, что их денежное вознаграждение складывалось из того, что собиралось за неделю, за месяц от приношений верующих. Каждое воскресенье после поздней обедни и окончания всех треб — крестин, венчаний, похорон — содержимое сейфа высыпалось на стол. Деньги считали все члены причта, кроме Андрея. Общая сумма делилась на части. В храме было пять священников и одна дьяконская вакансия. Деньги делились на семнадцать частей, ибо каждый священник получал три доли от общего дохода причта, а дьякон — две. Поскольку Андрей в штате не числился, то его две доли священники распределяли между собой. Чему они были равны, Андрей не знал да и не интересовался на первых порах.
Молодой дьякон вкладывал в службу всю душу, чувствуя себя ходатаем перед богом за людей, которые ему, Андрею, поручали свои невзгоды, горести и заботы. Он приносил людские просьбы богу. Славословя бога, он молился за людей, а молясь за них, прославлял господа.
Особенно нравилось Андрею отпевать умерших, ибо он верил, что его скромная молитва поможет умилостивить бога и облегчить посмертную судьбу тех, кто уже сам не мог молиться. Нравилось ему служить и панихиды — богослужения об усопших, имена которых молитвенно вспоминают благочестивые родственники. С ревностью неофита он вычитывал каждое имя в поданных записках.
Он был крайне удивлен, заметив, что все священники храма небрежно относятся к чтению этих записок, за которые, кстати сказать, верующие платили большие деньги, составлявшие одну из основных статей доходов причта.
В каждой из записок было по нескольку десятков имен, многие из них повторялись. Но за именем стояли людское горе, слезы, надежды родственников, и Андрей, понимая этих людей, старался отдавать всего себя молитвам.
Вскоре после назначения Андрею пришлось служить панихиду с отцом Кириллом Мещеряковым. Был воскресный день. Все утомились после двух литургий. А тут еще панихида с тысячами имен умерших. Священники в алтаре торговались между собой, кому идти служить. В конце концов выбор настоятеля пал на отца Кирилла. Недовольный Мещеряков небрежно надел епитрахиль и ризу, взял в руку кадило и вместе с новым дьяконом отправился к поминальному заупокойному столику.
Началось чтение записок. Их должен был читать кто-то один: священник или дьякон, так, чтобы было слышно каждое имя. Но чтобы не затягивать панихиду, отец Кирилл распорядился раздать записки себе, Андрею, двум псаломщикам, певчим и даже уборщицам.
Началась какофония: десять человек читали одновременно, и ни одного имени разобрать было невозможно.
— Отец дьякон! — шепнул Андрею отец Кирилл. — Вы что же вздумали все имена подряд читать? Этак мы до вечера не кончим. Я есть хочу. У меня больной желудок, я не могу поздно обедать. Смотрите, как я делаю…
Андрей скосил глаза. Отец Кирилл действовал ловко: читал два-три первых имени и откладывал записку в сторону.
— И ты твори такожде! — наставительно шепнул Андрею отец Кирилл.
— Не могу, батюшка, — ответил Андрей.
— Ну и дурак! — ответил вполголоса священник и продолжал: — И помяни, господи, усопших рабов твоих Петра, Зинаиду, Дарию, Симеона, Григория…
Андрей оглянулся. Все, участвующие в чтении, поступали, как отец Кирилл. Особенно ловко действовала уборщица Маруся. Та вообще щелкала записки, как орехи: не успеет взять, готово — прочла. Она почти не смотрела в них, а, воздев глаза к небу, бормотала что-то.
— Что смотришь на Марусю, дьякон? — снова обратился отец Кирилл к Андрею. — Ловко читает? А она неграмотная! Учись у нее…
После панихиды, когда все, кроме настоятеля, который обедал в отдельной от причта комнате, собрались за столом, Андрей обратился к отцу Кириллу:
— Батюшка, я так не могу поступать. Люди просят нас молиться, деньги за это платят, а мы, выходит, их обманываем?
— Почему обманываем? Зачем такие слова произносить? Мы просто ускоряем службу.
— Но имен-то мы не читаем?
— А к чему их все читать? Важно создать видимость перед народом. Важно, чтобы люди были довольны и нареканий на нас не было.
— Но мы же не молимся за большинство умерших.
— Верно. Но господь всеведущ. Он знает, что за тех, кого мы пропустили, родственники хотели помолиться. И он помилует их…
— Тогда зачем все эти панихиды?
— Для успокоения совести верующих… Да и нам они доход дают, отец дьякон. Попадете на братскую кружку, все поймете, — рассмеялся отец Кирилл.
Так Андрею был преподан первый урок службы в храме. Первый, но далеко не последний.
В ВОЛЧЬЕЙ СТАЕ
Вскоре настоятель позвал к себе молодого дьякона.
— Отец дьякон, — сказал он, — до сих пор вы бывали у нас только по воскресеньям и праздникам. Нужно, чтобы вы иногда и в будние дни служили, в те дни, когда обедню совершает отец Кирилл.
— Хорошо, отец настоятель, — ответил Андрей. — Но почему я должен служить именно с отцом Кириллом?
— Он обратился ко мне с этой просьбой, и я уважил старого, заслуженного священника. Ему трудно одному. Голос у него слабый, и ему трудно потреблять святые дары.
— Почему трудно? — удивился Андрей.
— Он жалуется на боли в желудке. Врачи запретили ему употреблять вино.
