Игорь Смолич - РУССКОЕ МОНАШЕСТВО Возникновение. Развитие. Сущность. 988—1917
Постановления Собора 1503 г., подтверждавшие, вопреки предложению Нила, права монастырей на владение землей, послужили для Вассиана хорошим поводом, чтобы выступить за иноческое нестяжательство, чтобы оружием публицистики защитить аскетические воззрения Нила [237]. Вассиан достаточно хорошо разбирался в тогдашней ситуации, чтобы понимать безнадежность борьбы с иосифлянами, если вести ее из удаленной от мира пустыни. Лишь Москва могла быть подходящим местом для полемики с торжествующими иосифлянами. Неясно, присутствовал ли Вассиан на заседаниях Собора 1503 г., как считают некоторые [238], сам Вассиан не высказывался прямо о своем участии в деяниях Собора. Вероятно, он прибыл в Москву после смерти великого князя Ивана (октябрь 1505 г.) [239]. Очень скоро у Вассиана наладились хорошие отношения с великокняжеским двором: он не только сумел снискать благоволение нового великого князя, Василия, но и оказывал на него влияние в делах правления [240]. В этой связи правомерен вопрос, не сыграл ли Вассиан определенную роль в поставлении нового митрополита Варлаама (1511–1521). Это поставление совершено было без собора епископов, по приказу великого князя, который выдвинул Варлаама на митрополичью кафедру. Интересно не только это обстоятельство, но и тот факт, что Варлаам сочувствовал нестяжателям и был настоятелем Симонова монастыря, где в ту пору жил Вассиан, хорошо знавший честн€ого игумена. Возможно, Вассиан предложил великому князю Василию выдвинуть Варлаама на митрополичий престол. Если все обстояло именно так, то это — большая заслуга Вассиана, ибо Варлаам принадлежит к лучшим представителям церковной иерархии Московской Руси [241].
Литературно–полемическая деятельность Вассиана приходится, главным образом, на период между 1508/09 и 1515/17 гг. [242] Сохранились следующие сочинения Вассиана: 1) «Предисловие Нила и Вассиана, ученика его, на Иосифа, Волоцкого игумена, собрано, о еже разумети и внимати Богови и молитве»; 2) «Слово ответно противу клевещущих истину евангельскую и о иноческом житии и устроении церковном»; 3) «Собрание Васьяна, ученика Нила Сорского, на Иосифа Волоцкого, от правил святых Никонских [243] от многих слов»; 4) «Того же инока–пустынника Васьяна на Иосифа, игумена Волоцкого, собрание от святых правил и от многих книг собрано, и на его ученики, и различные меж себя ответы от книг» (это сочинение представляет собой диалог между Вассианом и Иосифом и является своего рода послесловием к сочинениям 2 и 3) [244]. Особый «трактат», который Вассиан составил в качестве послесловия к своей «Кормчей», — совсем краткое сочинение 5) «Собрание некоего старца на воспоминание своего обещания от Святаго Писания на отвержение мира» [245]. И, наконец, 6) его «Кормчая», критическая обработка важнейшей церковно–правовой книги, которой пользовалась Церковь Древней Руси [246]; Вассиан считал, что она должна окончательно подтвердить его взгляды, изложенные в других сочинениях, и доказать бесспорную правоту нестяжателей.
Перечисленные сочинения Вассиана отличаются друг от друга по содержанию. «Предисловие» (1) касается вопросов общего характера. Здесь автор среди прочего высказывает свой взгляд на молитву, вполне соответствующий аскетически–мистическим воззрениям Нила Сорского, а именно: молитва для молящегося — это оружие в духовной брани и средство для вхождения в свою «внутреннюю клеть», ее глубина и сила заключаются не в красоте молитвенного пения. Для Вассиана это утверждение является не только выражением его аскетических воззрений, но и критикой формализма иосифлянского внешнего благочестия. «Слово ответно» (2) особенно хорошо отражает принципы и характер полемики Вассиана. Он критикует здесь формальное толкование иноческих обетов и требует, чтобы монах не только внешне, но и внутренне соблюдал в своей аскетической (монастырской) жизни заповеди Христа. Эти заповеди требуют самоотречения и самопожертвования, отказа от земных благ и ценностей. А на деле из–за того, что монастыри владеют землей, населенной крестьянами, из–за связанных с этим хозяйственных попечений, монашество, по мнению Вассиана, живет в полном забвении заповедей Христа [247]. Говоря о необходимости устроить иноческое житие по Евангелию, Вассиан имеет определенную цель — вернуть монашество к его христианским аскетическим истокам: «На первую духовную красоту и удобрение возвратитися желаем» [248]. В этом сочинении Вассиан предстает перед нами как представитель определенного аскетического направления, как выразитель своего личного духовного опыта; другое же его сочинение — «Собрание от правил святых» (3) — представляет собой типичный критически–полемический труд, попытку опровергнуть утверждения «стяжателей», и главным образом Иосифа. Иосиф оправдывал свои требования о необходимости и допустимости монастырских владений примерами из житий древнерусских основателей монастырей и подвижников благочестия. Вассиан оспаривает эти доводы ссылками на жития древнехристианских подвижников — Пахомия Египетского, Евфимия, Саввы и Феодосия Палестинских [249] и пишет, что эти древнехристианские подвижники были нестяжательны и проводили жизнь в великой нужде и отвержении мирских благ. Вассиан не утверждает, что эти и иные подвижники, будучи настоятелями обителей, вообще не имели в своем распоряжении монастырских владений, он говорит только, что «те держали села, а пристрастия к ним не имели». Вассиан не оспаривает прав церковных учреждений на земельные владения, он признает такие права за епархиальными архиереями и приходскими церквами и требует только, чтобы эти владения и пользование ими не противоречили канонам [250]. Но иночеству, по его убеждению, должны быть чужды всякие имущественные притязания, в этом он верный последователь Нила [251]. Ибо монастырские владения, по мнению Вассиана, даже если они очень скудны, пробуждают у монахов страсть к новым приобретениям: они начинают просьбами или обманом вымогать у богатых людей дары для монастыря, ведут тяжбы с соседями из–за ничтожных клочков земли и даже не стесняются прибегать к подделке документов и обману властей [252].
Для Вассиана, выходца из среды богатого и властолюбивого боярства, весьма своеобразным оказывается то обстоятельство, что в своей полемике он ставит и чисто социальные вопросы, а именно вопрос о положении монастырских крестьян. Таким образом, в крестьянском вопросе князь–инок Вассиан Патрикеев оказывается первым русским либералом. Он упрекает монашество, в первую очередь настоятелей монастырей и тех монахов, которые управляли монастырскими владениями, в том, что они пользуются трудом монастырских крестьян; он сравнивает богатую и легкую жизнь монахов с тяжким существованием крестьян, говорит об изнурительном ежедневном труде крестьян, их простой и скудной пище, о плохих жилищах, о бедности и задолженности монастырю, приводящей к закабалению крестьян [253].
Читая полемические сочинения Вассиана, мы видим, с какой энергией и увлеченностью отдавался он обсуждению этих вопросов. Чисто принципиальное обсуждение темы и бесстрастие аскетически опытных иноков, подобных Нилу Сорскому, не могли удовлетворить Вассиана. В сочинениях Вассиана мы ощущаем кипение его горячей боярской крови, страстность, непримиримость и гнев на противников–иосифлян; его язык остр, оценки его метки; он не отступает даже тогда, когда остается в одиночестве, когда видит, что его положение (о чем будет рассказано ниже) почти безнадежно. Из–за этого он нажил в Москве много врагов, вынесших ему суровый приговор; более того, его ожидала острая и отчасти несправедливая критика со стороны историков Церкви [254].
2. Другие сочинения, направленные против монастырского землевладения
В пору создания своих сочинений, между 1503 и 1517 гг., Вассиан остался бы почти одиноким борцом за свое дело, если бы его взгляды не вызывали определенного сочувствия у митрополита Варлаама и молчаливой поддержки со стороны великого князя. После 1517 г. Вассиан получает новую поддержку — обретает соратника в лице монаха Афонской горы, знаменитого Максима Грека. Этот иностранец, инок из Ватопедского монастыря на Афоне, совершенно случайно попавший в Москву, был замечательной личностью и крупной фигурой в истории Русской Церкви. «Преподобный Максим, — пишет Голубинский, — есть в нашей церковной истории лицо, с одной стороны, совершенно случайное, а с другой стороны, сколько знаменитое в ней самой, столько же важное и по отношению к ее науке» [255].
Сведения о жизни Максима до его прибытия в Москву отрывочны и ненадежны [256]. Родился он между 1470 и 1475 гг. в городе Арта в Албании, в греческой семье, которая, вероятно, была зажиточной, ибо родители могли содержать сына во время его длительной учебы в Италии. Максим побывал в Венеции, Ферраре, Падуе, Флоренции и других городах, где мог учиться у лучших представителей итальянской науки; он изучал не только христианские сочинения, но и классическую литературу (Гесиода, Гомера, Фукидида, Плутарха), труды греческих «внешних философов» («сложенные внешними мудрецами»), что видно из его сочинений и из его послания великому князю Василию [257]. Величайшим событием в жизни Максима в ту пору было его знакомство с Савонаролой [258]. Юный грек не мог и помыслить о том, что он сам повторит трагическую судьбу флорентийского проповедника, сравняется с ним в стойкости и моральном величии. Может быть, в последние годы своей жизни Максим мысленно видел перед собой пример его судьбы и в воспоминаниях об этом «подвижнике презельном и Божественною ревностью довольно украшаемом» находил утешение [259]. «Внешние философы» не могли вполне удовлетворить Максима; укорененный в христианстве, в учении Восточной Церкви, он стремился к основательному изучению церковного богословия, православного учения, он искал также внутреннего христианского совершенствования. И вот около 1507 г. он отправляется на Афонскую гору, ибо в ту пору монахи–святогорцы составляли оплот православия.
