Джон Беньян - Путешествие пилигрима в Небесную страну
Невед.: "Вы ходите так скоро, что я за вами не поспею. Поэтому идите вперед. Я предпочитаю ходить от вас поодаль".
Тогда Христианин обратился к Уповающему:
Хр.: "Так пойдем вперед, добрый товарищ, я вижу, что нам с тобой приходится снова идти одним".
И я заметил, что они прибавили шагу, а Неведующий отстал, и тащился один.
Хр.: "Меня огорчает этот бедный юноша. В конце пути жутко ему придется".
Упов. "Увы! В нашем городе множество людей в таком роде, целыми семействами…что я говорю, целыми улицами, и меж ними многие называют себя пилигримами. И ежели так много таких между нашими, сколько, думаешь ты, таковых на его родине?"
Хр.: "Верно гласит Слово: "Он ослепил очи их, дабы они не узрели" и прочее. Но теперь, между нами, как ты понимаешь этих людей? Ужели ни в какое время они не чувствуют и не сознают своей греховности? И неужто они никогда не догадываются, что они в опасности?"
Упов.: "На эти вопросы отвечай сам, ты ведь старше меня".
Хр.: "Мне кажется, что изредка с ними это случается. Но в своем полном неведении они не понимают, что такие убеждения внушены им Господом ко спасению, и потому они всеми силами стараются заглушить в себе всякое сознание греха и опасности, и продолжают с надменностью ласкать себя надеждой, что сердце привело их на испытанный путь и хранит их на нем".
Упов.: "Я разделяю твое мнение и нахожу, что страх часто полезен человеку, потому что принуждает его с самого начала обсуждать путь свой".
Хр.: "Полезен, если это именно страх Божий, а не другой, ибо сказано в Слове: "Страх Господень начало мудрости" (Иов. 28:28).
Упов.: "Как ты объясняешь этот страх?"
Хр.: "Истинный, полезный страх узнается по трем признакам. Во-первых, по возбудившей его причине, которая должна быть: спасительное сознание греха. Во-вторых, через непреодолимое побуждение увериться, что Христос может и хочет спасти нас Своей праведностью и искупить Своей смертью от осуждения за грех. В-третьих, этот страх должен в нас порождать и поддерживать искреннее Богопочитание и внимание к Его Слову, к Его путям. Он смягчает наше сердце и внушает боязнь отшатнуться от истинного пути, оскорблять Господа, и мы тогда тщательнее остерегаемся потерять дарованный мир, огорчать Духа и давать право лукавому быть нашим обвинителем перед Богом".
Упов.: "Ты очень хорошо все это объяснил, и я вполне уверен, что все так, как ты сказал. Но разве мы не скоро выйдем из пределов Обворожительного Края?"
Хр.: "Тебя утомляет наша беседа?"
Упов.: "О нет, но я желаю знать, где мы находимся теперь".
Хр.: "Нам недалеко до пределов этой страны. Но вернемся к нашему разговору. Итак, несведущие в Писаниях не ведают, что убеждения, внушающие им страх — для их пользы, и потому заглушают их".
Упов.: "Но как это они заглушают страх?"
Хр.: "Они полагают, что страх этот внушен им лукавым; другие же из них приписывают это (а именно те, которые считают себя людьми образованными) какому-нибудь физическому расстройству здоровья, действующему на их воображение и мировоззрение, и при таком образе мыслей они борются против чувства страха, который неприятно действует на их ежедневные занятия, либо стараются заглушить его рассеянной жизнью в обществе людей суетных. Другие полагают, что малейшее чувство страха может уничтожить в них веру, не разбирая даже, имеют ли они ее в сердце и на чем она у них основана, на предположениях ли, на умствовании, светском мировоззрении или на Слове, и потому ожесточают свое сердце ко всякому признаку страха. Иные гордо уверяют, что бояться совершенно нечего, что они живут по внушению своего разума и потому с каждым днем они все самодовольнее и самоувереннее. Еще другие полагают, что страх порождает недоумение и нерешительность, даже в действиях, признанных всеми за хорошие и религиозные, и что он только смущает людей, стремящихся к совершению добрых дел, внушая некоторое сомнение в действительности их для спасения, и потому они постоянно заглушают в себе страх, который от Бога".
Упов.: "Я кое-что из этого сам испытал: перед тем как я познал себя, таковы были и мои мысли".
Хр.: "Мы теперь на время оставим в покое Неведующего и рассмотрим другой вопрос. Знал ли ты около десяти лет тому назад одного человека по имени Временитель, который жил в нашем околодке и был горазд в исполнении всяких религиозных наружных обрядностей?"
Упов.: "Конечно, знал. Он жил в городе Без Благодати, верстах в десяти от Честности, возле дома некоего Отступника".
Хр.: "Именно, они обитали под одной крышей. Одно время этот Временитель образумился, познал свою греховность и то, что его за это ожидает в жизни будущей".
Упов.: "Я думаю, что в самом деле он одно время опомнился. Мой дом был от него в 15-ти верстах, однако он часто забегал ко мне весь в слезах. Мне его было искренно жаль, и я даже сильно рассчитывал на него, но вот именно можно сказать, что не все взывающие "Господи, Господи!" спасутся".
Хр.: "Однажды он мне объявил, что решился отправиться в пилигримство, как мы теперь, но вдруг он познакомился с одним Самоспасающимся, и мы совершенно с ним раззнакомились".
Упов.: "Давай рассмотрим причины этого внезапного отступничества в тех, которые подобно ему сначала как будто бы искренно одумываются и желают спастись от будущего гнева".
Хр.: "Это нам может быть полезным, но начни сам".
Упов.: "Пожалуй. По-моему, на это бывают четыре причины. Первая: хотя совесть таких людей проснулась, но сердце у них не изменилось. И потому, когда чувство виновности и страха погибели в них остывает, то и побуждение к религии утихает, и они вскоре возвращаются к старым привычкам. Для наглядного сравнения я приведу в пример собаку, которая, объевшись непривычной ей пищей, все из себя извергает, потому только, что это беспокоит ее желудок. Но когда тошнота миновала и желудок успокоился, то она возвращается к изблюенной пище и снова ее проглатывает, как сказано в книге "пес вернулся к своей блевотине". Так, говорю я, и эти люди. Они с горячностью мечтают отправиться по пути, ведущему к Небу, возбужденные к тому овладевшим ими страхом вечного осуждения. Но лишь только они высказали свой ужас, и он в них затих, то в то же время в них остывает рвение к небу и к своему спасению, и они возвращаются к прежнему образу жизни. Вторая причина, мне кажется, это их рабский страх к людскому мнению, который совершенно связывает их свободу действий. "Страх перед людьми ставит сеть". Они ревностно стремятся к Небу, пока они под страхом вечного осуждения, но вскоре начинают обдумывать, и приходят к заключению, что следует быть мудрым в жизни и не рисковать настоящими благами земными, вводя себя в неприятные отношения с людьми, ради чего-то неизвестного (Прит. 20, 25). Третье: осмеяние и стыд, которыми клеймят истинно верующих, тоже служат для них камнем преткновения. Они горды и своевольны, а жить по вере Христовой по их мнению глупо, пошло и даже низко. И когда проходит в них страх к угрожающей геене, они возвращаются к ежедневной приятной жизни. Четвертое: чувствовать свою виновность и ужасаться угрожаемого ада для них невыносимо. Они не останавливают своего взора прежде всего на свое недостоинство и падение, что, быть может, подстрекнуло бы их в самом деле покинуть свои пути и броситься с раскаянием к стопам милосердного Бога. Но, избегая невыносимого для них чувства страха и унижения, они разными умствованиями заглушают это в себе и стараются окаменить сердце к подобным волнениям совести, избирая с этой целью пути, которые тому способствуют".
Хр.: "Ты очень порядочно объяснил это. Основательная причина всему этому то, что не изменилось в них ни сердце, ни воля. И потому они как каторжный перед судьей. Он дрожит от ужаса и кажется искренно раскаивается. В сущности же в нем другого чувства нет, как страх казни; у него нет даже и ненависти к совершенному преступлению, и пусти этого человека на свободу, он тотчас покажет себя тем же злодеем, каким был, тогда как если бы душа в нем изменилась, он стал бы другим человеком".
Упов.: "Я тебе указал на причины отступничества, а ты теперь укажи, каким образом это совершается".
Хр.: "Охотно. Они удаляют от себя всякую мысль о Боге, смерти и будущем суде. Потом постепенно покидают одну за другой личные обязанности, как-то: домашнюю молитву, борьбу со страстями, бдительность над собой, скорбь о грехе и прочее. Они избегают общество ревнителей христианства и вообще искренних христиан, находя их скучными, причудливыми, отсталыми и часто безумцами. После они становятся равнодушными к молитве и обязанностям, как-то к слушанию, к чтению и всякому участию в христианских беседах и собраниях и прочее. Потом с жадностью подмечают слабые стороны чад Божиих и открыто, злобно насмехаются над ними, сами же принимают некоторые наружные виды христиан, чтобы с большим правом осуждать не всегда твердого в исполнении христианина. И это они совершают, как истые ученики сатаны. После они начинают соглашаться и сообщаться с безбожниками, отступниками и развратниками, и находят удовольствие в их обществе. Потом они втихомолку вдаются в нечестивые беседы и счастливы, если подметят нечто в этом роде в ком-либо из верующих, дабы исполнять это более открыто, ссылаясь на показанный им пример. Тогда они начинают жить, не скрываясь, в небольших (по мнению мира) грехах, и наконец, ожесточив мало помалу свое сердце, они себя показывают какими они есть. Итак, они снова ввержены в бездну греховную (если какое чудо благодати не остановит их вовремя) и погибают навеки, среди своего самообольщения".
