Проф.А.Г.Знаменский - Тайна загробного мира (Свидетельства об умерших, о бессмертии души и о загробной жизни)
После утрени я допущена была к исповеди, а после Божественной Литургии удостоилась принять Святые Тайны Христовы. Радостен и достопамятен был для меня день этот: я удостоилась стать дщерью истинной Церкви Христовой. Важны и достопамятны были и сказанные выше слова, потому что они постоянно мне твердили, что я имела страшный грех и, следовательно, должна постоянно молиться о том, чтобы Господь Бог простил его и даже не помянул.
А чтобы не быть в неведении, я решилась учиться грамоте. Но кого взять в учителя? Кто решится учить уже довольно пожилую женщину? Жребий пал на старшего сына моего А. и он-то выучил меня чтению и письму, сколько мог передать, и сколько я могла понять. С тех пор и читаю Божественные книги и в них нахожу назидание и утешение, благодаря Бога, пославшего мне Свою неизреченную милость».
Так окончила дама свой рассказ, прибавив: «Господи, грех юности моея…» Я, в свою очередь, благодарил ее за интересную для меня историю жизни ее и просил позволения передать (если это можно будет) в назидание другим. «Хотя, – отвечала она, – истину эту и многие зна-ют, есть даже в живых свидетели этого дивного случая, но прошу вас передать во всеуслышание по смерти моей».
На днях я узнал от почтенного сына ее, что она уже умерла («Странник», 1861).
Обращенный атеист
(РАССКАЗ ЕЛИЗАВЕТЫ БОГДАНОВОЙ)
В городе Гродно есть явленный образ Остробрамской Божией Матери. Название свое эта икона получила от того, что явилась на остроконечном шпице Остробрамских ворот города. Вскоре после явления последовало столько чудесных исцелений, что жители Гродно уверовали всей душой в свою небесную Покровительницу и до сих пор берегут с нелицемерной любовью данное им небом сокровище. Снимок с этой чудотворной иконы в первый раз увидела я в доме одной моей знакомой Б. О. Лопухиной. Велико было ее упование на святой образ, потому что в собственном семействе их совершилось чудо, имевшее огромное влияние на всю жизнь одного из ее близких родственников.
Вот как передала она мне этот случай.
«Родственник мой по матери, В. И. К-н был честен, умен, образован, богат. Только недоставало самого благородного, лучшего свойства ума и сердца, – именно веры в Бога и любви к Нему. Все священное у него легко делалось предметом хулы и кощунства, он возмутительным образом открыто проповедовал свой атеизм. Счастливый и гордый своей завидной участью он забыл, что счастью земному, как и горю, один и тот же исход, это могила, а за ней – вечная жизнь, в которой потребуется отчет в делах жизни временной. Страшно было нам слушать его безумные убеждения. Ни советы, ни просьбы – ничто не помогало, а судьба, как нарочно, баловала закоснелого безумца. Все ему удавалось; жизнь его текла светло и ровно, ни одной, кажется, горькой минуты не выпадало на его долю, и оттого он не нуждался в защите и утешении ни от Бога, ни от людей. Но, должно быть, за добрые дела и непоколебимую веру давно умершей матери его, спасение несчастного безумца приняла на Себя Сама Матерь Божия. Она ходатайством Своим удерживала до известного времени справедливо карающую руку Своего возлюбленного Сына, желая чудесным образом обратить грешника на путь истинный. Наконец, настал час вразумления заблудшего. Получив отпуск, К-н (он был военный) проездом через Гродно был у одной из своих знакомых, которая занимала антресоли высокого трехэтажного дома. Комната, в которой они находились, выходила окнами на вымощенную диким камнем мостовую. С ними сидел у чайного стола с кренделем в руках трехлетний сын хозяйки. Представьте себе их ужас, – когда вдруг послышался страшный пронзительный крик: «Горим! Горим!» – а вместе с тем внизу видны были клубы черного, густого дыма, быстро разносимого ветром! Горел бельэтаж. О спасении не было возможности и думать: длинная, выкрашенная масляной краской лестница пылала уже в двух местах. И помощи им не от кого было ждать: вверху, кроме них троих, не было никого. И теперь-то, в первый раз в жизни болезненно забилось сердце К-на. Он до того растерялся, что даже забыл об угрожавшей им опасности. Но у хозяйки квартиры чувства материнской любви к сыну пересилили чувства ужаса и отчаяния: она схватила своего ребенка и со словами: «Матерь Божия, вручаю Тебе моего сына, спаси его!», – бросила его в окно на каменные плиты мостовой, а сама упала без сознания в той же комнате. Тут только К-н пришел в себя: «Помоги и мне, неверующему, да уверую в Тебя, Святая Заступница», – в свою очередь вскричал К-н и, подхватив безчувственную г-жу Н., бросился вниз по пылающим ступеням лестницы.
И спасла его Матерь Божия, не отринула мольбы грешника. Спасла не только тело его от временных страданий, но и душу от будущих вечных мук. Вполне вразумился К-н на мостовой, когда увидел невредимо сидящего и безпечно доедающего свой крендель ребенка. И дивное чудо! Младенец как будто не был брошен матерью с высоты третьего этажа, а бережно перенесен на мостовую. Пресвятая Дева сохранила и мать, с крепкою верою поручившую Ей своего младенца. С этой минуты Церковь приобрела себе верного сына в лице спасенного богоотступника. К-н выменял себе небольшой из финифти образ Остробрамской Божией Матери и никогда с ним не разлучался. Образок этот спас его от смерти и в другой раз. Во время венгерской кампании в одном деле с неприятелем, в котором он участвовал, прямо направленная ему в грудь пуля отскочила, вдавив только немного в тело висевший у него на шее образок Богоматери. С тех пор К-н уже окончательно предался святому покрову Ее: он вступил в монашество и раскаяние его было так искренне, вера так глубока, что к нему, кажется, вполне могут быть применены Евангельские слова Самого Спасителя о жене грешнице: отпущаются греси ея мнози, яко возлюби много (Лк. 7, 47)» («Странник», 1867).
Дивный случай
В газете «Современные Известия», издававшейся несколько лет тому назад в г. Москве, некто В. Казанцев передавал следующий примечательный случай.
Отец его был человеком, мало заботившимся о надлежащем исполнении религиозных обязанностей. Ему случайно пришлось попасть в скит Николаевской Песношской пустыни, верстах в восьмидесяти от Москвы. Дело было во время Успенского поста.
«Вхожу в храм, – рассказывал отец г. Казанцева, – вижу много говельщиков, беру свечку и дожидаюсь прибытия духовника. Наконец, в храм введен был под руку о. Савватий, управляющий скитом. Он был слеп. Как теперь вижу его словно восковое лицо и длинную, сильно пожелтевшую бороду. Сотворив обычное правило и приложившись к св. иконам, он надел епитрахиль и, введенный под руку послушником на амвон, стал на память громко читать молитву перед исповедью. На половине ее голос его прервался и он, сделав два земных поклона пред иконою Спасителя, снова начал читать. Но опять голос его прервался, тогда, обратись к народу, он сказал: «Чада святой матери Церкви! Меж нами есть один не сын ее. Подойдите каждый порознь и скажите ваши имена». Говельщиков было около шестидесяти человек; все подходили и говорили: Когда очередь дошла до меня, к только что сказал я свое имя, как лицо о. Савватия сделалось грозным: «Выйди вон, ты не сын Церкви, ты пренебрег Телом и Кровью Христовыми». Я стоял, как пораженный громом; в глазах у меня потемнело: не помню, как я вышел из церкви. После многих просьб моих о. Савватий согласился исповедать и приобщить меня, но с тем, чтобы я неделю провел с ним в его келье.
– Нечего и говорить, – заканчивает свой рассказ г. Казанцев, – что о пренебрежении к Святым Таинствам Церкви с тех пор и помину не было» («Кормчий», 1901).
Загробная стезя
Частный суд Божий над душами, по учению Церкви, предваряется истязанием, или испытанием их в так называемых мытарствах, через которые они проходят в области воздушной, и где злые духи, находясь в своей области (Еф. 6, 12), задерживают их и обличают все грехи, содеянные ими в жизни. Ученику преподобного Василия Нового (жившего в первой половине X века), Григорию, были открыты в видении обстоятельства смертного часа и хождения по мытарствам блаженной Феодоры.
Когда Григорий, просил ее рассказать о своей кончине и об обстоятельствах, сопровождавших ее смерть и последовавших за ней, то она с особенною подробностью поведала ему следующее: «Чадо Григорий! О страшной вещи вопросил ты меня, о которой и вспомянуть ужасно.
Когда настал час моей смерти, я увидела лица, которых никогда не видела, услышала глаголы, которых никогда не слыхала. Что скажу? Лютые и тяжкие бедствия, о которых я не имела понятия, встретили меня по причине дел моих; но молитвами и помощью отца нашего Василия я избавилась от них. Как рассказать тебе ту телесную боль, тягость и тесноту, которым подвергаются умирающие? Как бы кто совсем обнаженный, упав в великий пламень, горел, истаивал и обращался в пепел; так разрушается человек смертной болезнью в горький час разлучения души с телом.