Ярослав Шипов - Первая молитва (сборник рассказов)
С ней было легко разговаривать: она читала Иоанна Златоуста и хорошо понимала сущность духовных битв. Но утешительнее всего было слушать ее рассуждения по всяким житейским поводам.
Как-то заезжаем с председателем колхоза. Поисповедовал я Елизавету, причастил, выходим на крыльцо, а председатель обсуждает с шофером что-то животрепещущее…
— Зачем ругаешься? — спрашивает его Елизавета.
— Без этого на Руси нельзя — первейшее дело! — и разводит руками.
— Не русское это дело, — вздыхает Елизавета.
— Когда человек молится, он верит, что каждое его слово услышат и поймут…
— Ну, — растерянно улыбается председатель.
— А если над нашей землей мат-перемат висит?..
Богородица позатыкает уши, а мы будем удивляться, что страна — в дерьме…
— Ну ты еще скажи, что ранешние мужики не матерились!
— Редко, — говорит Елизавета.
— Это все от кожаных курток пошло: от комиссаров да уполномоченных разных…
Знаешь, как Христос в Писании называется?.. Бог Слово!..
И за каждое сказанное слово нам с тобой на Страшном Суде ответ держать придется.
Вот они и поганят, и пакостят слова наши…
— Может, мужики раньше и вина не пили? — встревает шофер.
— Питье — не грех, грех — опивство… Пили. Но каждый вечер надобно молитвы читать… Со всей семьею… И чтоб язык во рту проворачивался… Отец раз на вечернюю молитву не попал — уснул пьяный. В воскресенье пошел на исповедь, а батюшка его к причастию не допускает: все причащаются, а он стоит в стороне — то-то позору было! Целый год, наверное, корил себя да перед нами винился…
В другой раз меня привез сюда здешний церковный староста. Был он в неважном расположении духа, поскольку занятий бесприбыльных не любил, и как только звали меня причащать болящих, глаза его наполнялись печалью…
День был жаркий, вода в радиаторе подвыкипела, и староста решил долить.
— Чего-то у вас колодец стал, вроде, еще глубже, — пожаловался он.
— Так ведрами-то по дну бьем, он и углубляется, — отвечала Елизавета.
Староста задумался, а потом тихо спросил меня:
— Шутит, что ли?..
— Ты чего на приход сунулся? — поинтересовалась Елизавета.
— Церкву восстанавливать…
— Большой в тебе подарок русскому Православию.
Вы, батюшка, не знаете, как у нас его кличут?.. Пройдохой…
— Далеко не все! — возразил староста.
— Да, только половина района.
А остальные — проходимцем.
Но те и другие между собой не спорят — оба именования ему к лицу.
— Вот вы все на меня ругаетесь, а я всю жизнь тружусь — ты знаешь. И не кем-нибудь, а бригадиром! С послевоенных времен — в колхозе, на стройке… Ни праздников, ни выходных — на курорт в первый раз только перед пенсией попал…
— Вот и зря, что без праздников, — тихо сказала Елизавета.
— Это в каком смысле?
— Ты тут иконочками торговал — Казанской Божией Матери…
— Они и сейчас при мне — могу продать, — и полез в портфель.
— Угомонись. Я тебе одну историю расскажу… Как-то пришлась летняя Казанская, а это — двадцать первое июля, на воскресенье. И рано утром весь народ на покосы отправился…
— Двадцать первого? А чего так поздно-то?.. Ворошить, разве… Или метать…
— Идут они, а навстречу им — Богородица: мол, почему, мужики, мимо храма идете?
Они объясняют: сенокос, спешим — боимся дождя, рук не хватает…
А Она: "Ступайте в храм славить воскресение Моего Сына, а Я вам Свои руки отдам"…
Послушались они — вернулись на воскресную службу, а уж сена в тот год заготовили — до сих пор коровы едят…
— Когда это было? — спросил староста: — В какой деревне?
— Давно, еще отец рассказывал…
Он, наконец, достал пачку бумажных иконок:
— И правда: рук нету — отдала… Так ты будешь брать-то? Недорого…
— Да у меня есть — еще дедова…
Деда моего тоже в старосты долго уговаривали. Отказался.
"Сейчас, — говорит, — я в одном кармане в храм несу, а то, не приведи, Господи, в двух карманах из храма поволоку".
На обратном пути он вдруг вспомнил:
— А ее, между прочим, тоже как-то чудно прозывали… Негнущаяся, что ли?.. Или — несгибаемая?..
Во, точно: несгибаемая Елизавета.
Ракетчики
Поселились у нас газовики — большую трубу тянули. Народ они размашистый, лихой, то есть складу совсем не крестьянского, из-за чего поначалу возникали недоразумения. Скажем, захочет газовик вдруг развеяться, сядет за рычаги бульдозера или тягача и катит куда глаза глядят. И не понять разудалой его головенке, для чего крестьяне столько заборов и прясел нагородили, да еще и стогов понаставили: вот он и давай крушить изгороди, сносить стога… Крестьянин же хотя этой романтики не понимает, но никакой отместки не делает — даже трубу не дырявит, но у газовиков начинаются нестроения: то с автоинспекцией, то с землеотводом под жилые вагончики, то с подключением к электросети, то с питьевой водой…
В конце концов пришлые люди поняли необходимость добрососедства и притихли в своей резервации у шоссейки. Некоторое время еще их безудержность проявляла себя в динамитных рыбалках, но как только река опустела, наступило благоденственное успокоение.
В ту пору стал ко мне наведываться один из этих мятежников. Его авантюрный дух тщетно искал себе пищи — предприятия с не до конца предсказуемыми последствиями, а мне выпадала роль умиротворителя. И я не только не справился со своим поприщем, но и сам впал в жестокий соблазн. Конечно, не всякий день тебе предлагают ракету — самую настоящую, пятнадцати метров длиною, однако и такому искушению надобно уметь противостоять.
А дело складывалось вот как: приезжает однажды этот человек и рассказывает, что возвращался на вертолете после ремонта трубы — а он сварщик — и видел на земле ракету. Пилот будто бы определил, что ракета — метеорологическая и, похоже, до заданной высоты не добралась. К северу от нас есть место, с которого то и дело запускают ракеты, и народу случалось находить в лесу разные «алюминиевые железки», но чтобы целую штуковину — такого я еще не слыхал.
Обрисовал он тамошние угодья, прикинул расстояние, и я определил ему точку на карте: это были делянки на границе двух областей, вырубленные еще лет тридцать назад и заросшие густющим кустарником — место никчемное, гиблое. Когда-то мне довелось плутать там…
— Вот бы, — говорит, — эту ракетину привезти!
— На кой? — спрашиваю.
— У нее, может, ресурс не выработан, так ее еще и запустить можно.
— Куда?
Не отвечает. Замыслом поглощен:
— Работает она как сварочный аппарат: горючее, окислитель, газовая струя… Если в ней какой трубопровод засорился — автомобильным компрессором прокачаю. Но вот если чего с проводами — специалист нужен: там же, поди, проводов — тьма…
— Бери, — говорю, — нашего электрика.
Обрадовался, спрашивает, где найти.
— На столбе сидит где-нибудь.
Через полчаса привозит электрика.
День тот у меня выдался хозяйственным: баню топлю, стираю, белье развешиваю. А они сели за домом в затишке, развернули на столе карту и обсуждают планы. Сную туда-сюда по двору, слышу: с запуском проблемы возникли.
— К дереву, — говорю, — привяжите, а снизу костер — вот и все.
— Лучше уж тогда к столбу, — возражает электрик, — он гладкий, сучки не будут мешать.
— Правильнее всего — поместить в трубу, — заключает газовик, — и, как из ракетной шахты…
Сдается мне, что говорят они, не вполне шутя.
В следующий раз прохожу мимо «генерального штаба», а они насчет боеголовки кумекают: чтобы, значит, натолкать в ракету взрывчатых веществ и установить детонатор.
— А мы что, мужики, — спрашиваю, — войной на кого собираемся?
— Вообще-то нет, — отвечают, — но на всякий случай.
— Смотрите сами, конечно, но, думается, одной ракеты для серьезной битвы может и не хватить.
— Будем искать еще! — Гляжу, они настойчивые ребята. — Если найдем, эту подарим вам.
— За что же, — говорю, — такая напасть?
— Ее можно вдоль распилить — две лодки получатся.
— Лодка у меня есть.
— Ну, тогда — бак для душа.
— Есть — бочка из-под горючего.
— Можно просто емкость — собирать воду для полива картошки, грядок…
— Да, — говорю, — лягушек разводить — доброе дело.
Однако меня утешило, что они готовы были перековать мечи на орала.
Через несколько дней выпал первый снежок, и корсары приехали на большом грузовике.
— Надо спешить, пока снегу не понавалило, да не засыпало.
Подождал я до полудня — треб никаких не было, и отправились. Ну и накатались мы в тот день: ездили и по асфальту, и по стерне, и по проселкам, и по старым гатям, и даже по заброшенной узкоколейке… Форсировали ручьи, речки, болота… Нашли нужное место.
— Вот оно, — сказал газовик.
