Иоанн Златоуст - Творения, том 10, книга 1
4. Скажу яснее: пища телесная, назначаемая вообще для всех членов, если достанется одному члену, то делается чужою и для него. Она не может свариться и питать, – оттого делается чужою и для него. А сделавшись общею, она становится собственностью и его и всех членов. Тоже и с имуществом: если ты один будешь пользоваться им, то потерпишь вред и ты, потому что не получишь награды; если же будешь разделять его с другими, тогда оно более будет твоим, тогда и получишь от него пользу. Не видишь ли, как руки служат, рот разжевывает, а желудок принимает пищу; и желудок не говорит: я принял, потому и должен удержать все у себя? Не говори того же и ты об имуществе. Кто принимает, тот должен и давать. Как для желудка было бы пороком – удерживать пищу у себя, а не распределять, потому что это повредило бы всему телу, так и для богатых порок – удерживать свое имущество у себя, потому что это губит и их самих и других. Также глаз один принимает свет, но не удерживает его у себя, а освещает все тело, потому что ему неестественно удерживать его у себя, пока он остается глазом. Ноздри ощущают благовоние, но не удерживают его у себя, а передают мозгу, сообщают благовоние и желудку и доставляют усладу всему человеку. Ноги одни ходят, но не себя только переставляют, а переносят и все тело. Так и ты не удерживай один того, что тебе вверено, потому что таким образом повредишь всем, а более всех самому себе. И не на членах только (телесных) можно видеть это. Кузнец, если не захочет ни с кем делиться своим искусством, то нанесет вред и себе и другим искусствам. Также сапожник, земледелец, хлебник и всякий, занимающийся каким-нибудь необходимым ремеслом, если не захочет сообщать другим произведений своего искусства, повредит не только другим, но вместе с другими и себе. И что я говорю о богатых? Даже бедные, если бы стали подражать вашему, корыстолюбцы и богачи, пороку, то причинили бы вам великий вред, скоро сделали бы и вас бедными, или, лучше сказать, погубили бы, если бы не захотели сообщить своего нуждающимся, например, земледелец – изделия рук своих, мореплаватель – приобретений от мореплавания, воин – воинской доблести. Устыдитесь же, если не другого чего, то хотя этого, и подражайте их любомудрию. Ты не хочешь уделять никому из своего богатства? Не бери же и сам ничего у других. А если будет так, то все придет в расстройство, потому что давать и принимать есть источник многих благ, и в сеянии, и в учении, и в искусствах. Если бы кто захотел удержать у себя свое искусство, то погубил бы и себя и всю жизнь извратил бы. Земледелец, если бы стал хранить семена у себя дома, закопав их, произвел бы страшный голод. Так и богач, если сделает тоже с имуществом, прежде бедных погубит себя самого, навлечет на свою голову страшный пламень геенны. Учители, хотя бы имели много учеников, сообщают каждому свое знание: так и ты старайся приобрести многих облагодетельствованных. Пусть все говорят о тебе: он такого-то избавил от бедности, такого-то от опасности, такой-то погиб бы, если бы, по милости Божией, не получил его помощи, такого-то он исцелил от болезни, другого освободил от клеветы, странника принял в дом, нагого одел. Такие отзывы лучше неисчетного богатства и многих сокровищ; они привлекают всех гораздо более, нежели золотые одежды, лошади и рабы. Последнее представляется несносным и делает человека ненавистным, как общего врага; а первое провозглашает его общим отцом и благодетелем, и, что всего важнее, такие благодеяния всегда сопровождаются благоволением Божиим. Пусть один говорит о тебе: он помог мне выдать дочь мою замуж; другой: он постарался вывести сына моего в люди; третий: он спас от несчастья; четвертый: он избавил от опасностей. Такие слова лучше золотых венцов, это – как бы бесчисленные проповедники твоего человеколюбия в городе; такие слова гораздо приятнее и сладостнее голоса вестников, предшествующих повелителям, именно слова: спаситель, благодетель, покровитель, каковые названия свойственны Богу, а не: корыстолюбец, гордец, ненасытный, скряга. Будем же, увещеваю, домогаться не этих последних названий, а противоположных. Ведь если такие отзывы еще на земле делают человека столь славным и знаменитым, то, когда они будут написаны на небе и Бог провозгласит их в день будущий, представь, какой ты насладишься честью, какой славой, – которой и да сподобимся все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА 11
"Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы или другие люди; я и сам не сужу о себе. Ибо [хотя] я ничего не знаю за собою, но тем не оправдываюсь; судия же мне Господь" (1 Кор.4:3-4).
1. Не знаю, каким образом между другими родами зла вошло в природу человеческую зло испытания и неуместного осуждения ближних, которое и Христос обличал, когда говорил: "не судите, да не судимы будете" (Мф.7:1). Оно не доставляет даже никакого удовольствия, как другие грехи, а ведет только к неприятностям и наказанию. Между тем мы, будучи сами виновны в бесчисленных грехах и имея в глазах своих как бы бревно, тщательно разбираем грехи ближнего, которые не более сучка (Мф.7:3). Так было и у коринфян. Мужей благочестивых и богоугодных они осмеивали и отвергали за неученость их, а виновных в бесчисленных пороках уважали за их красноречие. Принимая на себя роль судей, они с дерзостью произносили приговоры: такой-то достоин, такой-то лучше такого-то, этот выше того, а тот ниже этого; вместо того, чтобы оплакивать свои грехи, судили о других, и таким образом возбуждали великую борьбу. Для уврачевания этой болезни Павел, смотри, как мудро вразумляет их. Сказав: "от домостроителей же требуется, чтобы каждый оказался верным" (1Кор.4:2), и этими словами, по-видимому, дозволив им суднть и исследовать жизнь каждого, – отчего и происходили смятения, – он хочет освободить их от такой страсти и говорит: "Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы", опять сводя речь на свое лицо. Что значит: "для меня очень мало значит, как судите обо мне вы или другие люди". Недостойно меня, говорит, быть судимым вами; что я говорю: вами? – и другим кем бы то ни было. Не подумайте, что Павел по гордости говорит, что никто из людей не достоин произносить о нем суд. Во-первых, он не для себя говорит это, а для того, чтобы других исцелить от их болезни; во-вторых, он не остановился на коринфянах, но не приписал и себе права суждения, сказав, что такое суждение выше его собственного разумения: но "я и сам", присовокупляет он, "не сужу о себе". Притом надобно смотреть, с каким расположением он сказал это; он часто употреблял высокие выражения, но не из гордости или тщеславия, а с мудрой предусмотрительностью; так точно и теперь в этих словах он не превозносит самого себя, но смиряет других и старается показать достоинство святых. А что он был один из числа весьма смиренных, послушай, что говорит он, представляя свидетельство о себе врагов своих: "в личном присутствии слаб, и речь его незначительна" (2Кор.10:10); и в другом месте: "а после всех явился и мне, как некоему извергу" (1Кор.15:8). И однако этот смиренный, в случае нужды, смотри, на какую высоту возводил понятия учеников, не гордости научая их, но внушая им здравомыслие. Беседуя с теми же коринфянами, он говорит: "если же вами будет судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные дела?" (1Кор.6:2). Христианину следует удаляться как от гордости, так и от льстивости и неблагородного образа мыслей. Кто говорит, например, что имущество он не вменяет ни во что и все настоящее считает тенью, сновидением и детскими игрушками, того мы не обвиняем в гордости, – иначе мы должны были бы обвинять в гордости и Соломона, который, любомудрствуя об этом, говорит: "суета сует, – все суета" (Еккл.1:2). Но не будем называть любомудрие именем гордости. Презирать блага настоящие – это не гордость, а великодушие, хотя не отвергают их и цари, и начальники, и вельможи. Бедный по любомудрию часто презирает их; но мы не назовем его за это гордым; подобно как человека, слишком привязанного к ним, не назовем умеренным и смиренномудрым, а слабым, малодушным и пристрастным. Сына, который бы не думал о принадлежащем отцу его, а занимался свойственным рабу, мы не назвали бы смиренномудрым, а осудили бы как человека с неблагородными и рабскими чувствами: а того, который бы презирал рабское и дорожил отеческим, мы превознесли бы похвалами. Считать себя лучше подобных себе людей – это гордость, а произносить истинное суждение о вещах – это не гордость, но любомудрие.
2. Таким образом Павел не превозносит себя, но смиряет других, вразумляет превозносящихся и научает их смиренномудрию, когда говорит: "для меня очень мало значит, как судите обо мне вы или другие люди". Видишь ли, как он врачует их? Слыша, что он на (суд) всех равно не обращает внимания и всех считает недостойными судить его, никто из них не мог скорбеть и говорить, что он только один отвергнут. Если бы он сказал: от вас только, и остановился бы, то они могли бы огорчиться, как отверженные, а присовокупив: "или другие люди", он облегчил удар, признав вместе с ними и других недостойными. Далее смягчает и это, присовокупляя: "я и сам не сужу о себе". Видишь, как слова его происходят не от гордости: я и сам, говорит, не в состоянии произносить суд. А так как и эти слова могли быть приписаны чрезмерной гордости, то для отклонения такого мнения говорит: "но тем не оправдываюсь". Как, неужели не должно осуждать себя и за грехи свои? Должно и даже очень, когда мы грешим; но Павел не о том говорит. "Ибо я ничего", говорит, "не знаю за собою". За какой грех он стал бы осуждать себя, если он не знает за собою ничего? И несмотря на то, говорит, "но тем не оправдываюсь". Что же скажем мы, которые имеем совесть, пораженную бесчисленными ранами, и не знаем за собой ничего доброго, но все противное тому? А почему он не оправдан, если не знает за собой ничего? Потому, что и ему случалось допускать некоторые прегрешения, без собственного сознания этих прегрешений. Отсюда можешь заключать, как тщателен будущий суд. Таким образом он считал других недостойными судить о нем не потому, что признавал себя безукоризненным, но желая заградить уста безрассудно делавшим это. В другом месте, когда обстоятельства требовали, он запрещает осуждать ближних даже в случае явных грехов.
