Павел Евдокимов - Женщина и спасение мира
* * *
Омовение ног (тринадцатая глава Евангелия от Иоанна) — является символическим действием, которое делает ощутимым любовь Божью и, как прелюдия, ведет к Тайной Вечери и далее к возгласу Христа: "Свершилось". Картина поражает своей крайней напряженностью. Церковь, со Христом в центре, образована вокруг мессианской вечери; напротив нее находится антицерковь — Иуда, в которого вошел Сатана, сделав из него свое селение; а между этими двумя полюсами лежит мир.
В речи Иисуса есть странное отступление; Его слова о предательстве Иуды внезапно прерываются, и то, что Христос возмутился духом, подчеркивает важность этих слов. Взгляд Христа, переходящий от одного полюса к другому, от Церкви к антицеркви, останавливается на судьбе мира, на том, что "в промежутке", и слова, которые Христос произносит, являются, быть может, самыми серьезными, которые были когда-либо сказаны Церкви: "...принимающий того, кого Я пошлю. Меня принимает; а принимающий Меня принимает Пославшего Меня" (Ин. 13.20). Если мир, человек, наш собеседник принимает кого-то из Церкви, одного из нас, он уже вовлекается в это постепенное движение общения, он уже не находится вне его священного круга. Судьба мира зависит от отношения Церкви, от ее искусства сделать так, чтобы ее приняли, от любви ее святых и от их радости. В первой главе Первого соборного послания Иоанна Богослова Любовь Божья "была от начала": она предшествует всему, она трансцендирует всякий ответ. В своей глубине любовь является бескорыстной, как радость друга жениха, как радость, которая существует сама собой, подобная чистому воздуху и солнечному свету, радость "априорная", для всех. В четырнадцатой главе Евангелия от Иоанна (ст. 28) Иисус учит своих учеников радоваться великой радостью, причины которой лежат за пределами человеческого, в объективном существовании Бога. Именно в этой чистой и прозрачной радости — спасение Мира.
2. Богословие истории[220]
Существует ли взаимосвязь между богословием и историей, между откровением Божьим, вмешательствами Его воли и исторической наукой? Что означает время между Вознесением и Парусией? Мы можем утверждать очевидность деяний Бога и констатировать деяния людей. Существует таинственная связь между даром Царствия Божьего и челове ческим усилием, но эта связь ускользает от всякого научного исследования. Кенозис скрывает присутствие Божье, и синергизм не дает возможности окончательного видения. В современных спорах между инкарна-ционистами и эсхатологистами богословие истории относится скорее к области первичных интенций, берущих начало в очевидности веры.
До сих пор встречаются богословы, которые представляют себе историю в духе блаженного Августина и его Града Божия. В действительности историческая структура чрезвычайно сложна и, по-видимому, теперь невозможно применять к ней только чистые категории священного и профанного. Кстати, объективность всякого историка очень относительна, и приходится делать выбор между несколькими возможными прочтениями истории. С одной стороны, невозможно утверждать, что существует прямой исторический вектор; даже прогресс науки на уровне синтезов указывает на историческую разнонаправленность, и после трудов Эдуарда Мейера, Шпенглера и Тойнби ясно доказано нарушение преемственности между цивилизациями. После века "Просвещения" (XVI в.), который скорее является веком затмения, ритм явно нарушается. Миф о распространении западной культуры на всю планету уже не признается в XX веке. Вырисовываются новые миры; Восток занимает все более значительное место. К тому же можно констатировать некоторое напряжение между событием (evenement), "кайросом" (xairos — вторжение трансцендентного) ирезультатом (avenement) — концом какой-либо эволюции, особенно в сопоставлении с упрощенческой схемой, состоящей из трех элементов: сотворения, падения и спасения (Боссюэ). Секулярный подход опускает начальный элемент — "сотворение" и переносит акцент на конечный элемент, который становится движущей силой, обеспечивающей ход истории, а именно: "человечество, восстановленное в своем самом совершенном состоянии" (например, счастье, или социальная справедливость, или экономическое равенство). Уже не говорится ни о "граде Божием", ни о потерянном рае, ни о примирении между Богом и человеком; говорят о человеке — творце своей собственной судьбы. Как правило, уже не найдешь историка, который описывал бы развоплощенную историю, движущуюся к своей цели, но и наивному финализму грозит крутой поворот и остановка (марксистский рай, экзистенциалистский конфликт). Остается все та же основная дилемма: этот мир или потусторонний?
Какая же точка зрения является правильной? Ее дает Библия, но всякая человеческая попытка комментировать Апокалипсис исторически проваливается. В руках у нас два конца цепи — "провиденциальное" и "прогрессистское", иначе говоря, история и метаистория, и, конечно, мы выигрываем в отношении глубины, если отводим место тайне, чему-то неизреченному.
Философия истории, очень модная в XX веке, уступает место богословию истории. Вместо этических принципов добра и зла открывают Бога и Сатану, и от идеи Бога переходят к Его живому присутствию: Бог истории становится Богомв истории. И именно Воплощение Христа полностью изменяет динамику и значение истории: Христос — в центре истории. Все, что Ему предшествует, является лишь преобразованием, а все, что после,—лишь расширением Воплощения, временем Церкви. И жизнь Церкви представляется как новое измерение жизни, как способность придать новое качество истории, потому что она открывается предельному. Это великое повторное открытие эсхатологии. С этой точки зрения нужно сказать, что история, хотя и не определяется, но тем не менее обуславливается элементами, которые не являются историческими. Действительно, у истории есть начало, и у нее будет конец, но она не автономна; была доисторическая эпоха, и будет постисторическая; эти величины живут в ней, действуют и обуславливают историческую задачу, неизменную во все времена. Человеку не дано изменить тему своего существования, избежать своей судьбы; он может лишь изменить знак исторического на положительный или отрицательный. Это вполне объясняет, почему история не может ни продолжаться бесконечно, ни остановиться произвольно. Мы стоим перед проблемой конца истории, который слагается из элементов трансцендентного (действия Божьего) и элемента имманентного (внутренней зрелости истории). Эта проблема показывает, что эсхатология имеет свой исторический постулат, свои исторические предпосылки, человеческую меру своего исполнения, но — при участии небес ных сил, ангельских и бесовских. Оставаясь сокрытым, смысл тем не менее существует и управляет историческим временем. Можно сделать очень обобщенное утверждение: абсолютным субъектом истории является Христос, только в Нем человечество — в качестве Его Тела — Церкви — также является субъектом истории. Но является ли Христос царем истории? Да, но по образу Его входа в Иерусалим, то есть кенотическим образом (под покровом смирения), сокрыто, недоступно для чувств, но более чем зримо и совершенно очевидно для веры. История, подобно притче о пшенице и плевелах, представляет собой смешение внешней видимости и сокрытой глубины (Мф. 21.22-30).
Конфликт, который поляризует мир и погружает его в борьбу, не есть брань между духом и материей, но между духами различной природы (Откр. 12.17). В тринадцатой главе Апокалипсиса говорится о двух бесовских свойствах, имеющих огромную разрушительную силу: безграничная власть, которая похожа на власть тоталитарного государства над людьми, и ложные пророчества. Признаки антицеркви — ложь, паразитизм, пародия — становятся реальными. Зло обкрадывает существо, на котором паразитирует, и воссоединяет свои элементы бесовским образом: подражание Богу, но с обратным знаком, что существенно для всякой пародии. Наоборот, догматическое утверждение Халкидонского собора указывает на положительную цель: осуществить человечество в форме полноты Христовой. Крайняя противоположность обоих царств объясняет катастрофический конец. Речь идет не о прямолинейной эволюции, а о "катастрофическом прогрессе".
Не уточняя даты, имена и эпохи, можно различить в истории этот двойной процесс: все более сильная дегуманизация, расчеловечивание, и, с другой стороны, проповедование Евангелия во всем мире, святость в своих новых формах, обращение Израиля. Есть основания думать, что одно из этих двух течений будет увенчано Христом в Его парусии, а другое — антихристом. Во Христе история свершена. Ничего нового не может случиться в истории. Невозможно превзойти Христа. Однако Христос парусии исполняет историю в том смысле, что кенозис исчерпан, и эсхатология является космическим блистанием Его Славы. Христианство в день Пятидесятницы уже есть начало эсхатологии в действии, Парусия приблизилась к миру.
