Джед МакКенна - Духовное просветление: прескверная штука
Вокруг приветствия, лёгкие шутки. Рита дала мне пластиковый контейнер с палочками для еды, и я обнаружил там матар пулао и кусочек пури ещё горячий и хрустящий. Я начал есть, и ребята стали задавать мне вопросы, возникшие во время работы.
– Не так быстро, – вмешался я. – Сходите-ка за дровами, сиденьями, может, ещё кто-то захочет к нам присоединиться, и мы организуем костёр там, на будущем внутреннем дворике, чтобы торжественно отметить закладку нового здания. Мы пригласим Сонайю зажечь, когда всё будет готово.
Они тут же стали активно суетиться, а я сел доедать. Вечер был прохладным, почти холодным, так что костёр будет кстати. Кто-то сказал, что Сонайа проводит церемонию пуджа для нового строения, и нам придётся обойтись без неё. Начало моросить, что в действительности было очень приятно.
– Джед?
– Да? – ответил я ртом, набитым хлебом, рисом и сыром. Обернувшись, я увидел, что это Сара. Во время прошлой нашей встречи мы договорились, что она попытается расширить основные взгляды на пользу от своих духовных верований и практик и снова придёт ко мне, когда сможет поделиться какими-нибудь свежими озарениями. Несколько мгновений она молчала, и я увидел, что она борется со слезами.
– О нет, дорогая, что случилось? Иди сюда, сядь.
Я совершенно не выношу слёз красивых молодых девушек. Она села на траву возле меня, и я обнял её за плечо. Она прильнула ко мне, и несколько сдавленных рыданий вырвалось из неё.
– Я не смогла сделать, что вы просили… Я пыталась… Я много думала об этом…
Я засмеялся и похлопал её игриво.
– И это всё? А я уж забеспокоился, не случилось ли чего. Знаешь, что это значит, если ты застопорилась вот так?
Она посмотрела на меня слезливым детским взглядом.
– Что?
– Это значит, ты должна прийти ко мне и спросить. Если люди не будут приходить ко мне и задавать вопросы, я лишусь работы. Ты же не хочешь оставить меня без работы, правда?
Она засмеялась.
– Что я тебе говорил? – сказал я. – "Не волнуйся так, милая". Разве я так не говорил?
Она кивнула.
– А ты, вот, разволновалась из-за пустяка. Вот что мы сделаем… ты собираешься сегодня остаться здесь на костёр послушать старого мудрого тунеядца?
– Да, – сказала она.
– Просто расслабься и наслаждайся вечером, и приходи ко мне поговорить после всего этого. Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать, окей?
– Окей.
– Хорошо, а теперь, беги. Если меня застанут в обнимку с такой красивой молодой девушкой как ты, меня обвинят в недостойном поведении и мне придётся стать странствующим аскетом. Знаешь, что это значит?
– Что?
– Бомжом. Буду жить на свалках, мыть подмышки в туалетах на автозаправках, драться с крысами за объедки…
– Какой ужас! Хорошо, я ухожу!
– Приходи после, – напомнил я.
Она встала и пошла помогать в приготовлениях. Пока я продолжал свой ужин на моросящем дожде, они выкопали яму для костра, обложили её камнями, заполнили дровами и расставили вокруг пластиковые стулья и временные скамейки. Места для сидения были расположены неравномерно. Большинство из них находилось с одной стороны, а одно сиденье, самое удобное, располагалось напротив остальных. Я наблюдал, забавляясь и поражаясь, и на ум пришла строка из "Grateful Dead" (она часто приходит мне на ум): "Какое это было длинное и странное путешествие". Как я оказался здесь? Как такая простая вещь, как жажда истины, могла развиться до этого?
И, ещё интереснее, куда направлено это развитие? Сюда? К этому? К этому дому? К этим людям? Я смотрел, как они все вместе готовят наш вечерний костёр. Всё это было ради этого? Всё моё учительство было направлено именно сюда?
Ответ, я знаю, "нет". Близко, но ещё не здесь. Картина ещё не завершена. Даже сейчас более широкий план моей жизни только начинает раскрываться.
Чтобы объяснить это, я должен сказать пару слов о том, как работает мой ум – как я вижу и двигаюсь по жизни. Если говорить просто, я не думаю. Я не делаю выбора и не принимаю решений. Я не взвешиваю возможности и не предпочитаю одно другому. У меня чистое чувство правильности и неправильности, направляющее меня во всём. Ни одно решение в моей жизни не принимается рациональным путём. Я жду развития. Я ощущаю течения, и двигаюсь вместе с ними.
Вам не нужно быть просветлённым, чтобы действовать таким образом – вам нужно лишь отпустить штурвал. Когда вы это сделаете, вам откроется совершенно новый способ течения жизни – основанный на правильности и чувствительный к неправильности. И когда я смотрю на свою жизнь, свою историю, я ищу паттерн, объединяющую тему, сумму всех частей, объясняющую моё существование.
И я прекрасно знаю, что дело не в этом доме, не в этих людях. Всё это лишь ещё одна частичка мозаики. Жертвоприношение самого себя, которое я назвал "духовным автолизисом", было решающим элементом, но не определяющим. Целью моего существования не является просветление – это тоже всего лишь ещё одна частичка. Тот, кто я сейчас, кем я стал, это не конечный результат – это лишь часть более широкой картины.
Но какой более широкой картины? К чему всё это прилагается? Как будет выглядеть мозаика, когда будет закончена? Я сидел на промокшей попе, ел промокший ужин и размышлял, какой единый итог связывает вместе все эти, казалось бы, несвязанные изгибы и повороты моей своеобразной судьбы. Ответ на этот вопрос только сейчас начинает вырисовываться.
Книга. Эта книга.
Всё имеет смысл в свете этой книги. Эта книга и есть более широкая картина, полное выражение меня – моего существования. С самого первого дня, и раньше, всё шло к этой книге. Сотни вроде бы не связанных между собой кусочков моей жизни, почти или вообще не имевших смысла в любом другом контексте, обретают совершенный смысл. Всё дело в книге. Эти люди – мои студенты – все идут по своему пути, но они также играют решающую роль в моём творческом путешествии, истинной целью которого всегда была эта книга. Всё указывает на это. Паттерн ясен. Всё служило этой книге.
И я праздно подумал о том, а что же будет дальше?
***
Наконец, всё было готово, костёр полыхал и все стояли вокруг. Я чувствовал атмосферу ожидания, наполненную энергией. Каждый находился в состоянии эйфории, предвкушая, и я с радостью готов был подключиться и прокатиться. Я проковылял с холма к своему сиденью, но остался стоять. Они приветствовали меня аплодисментами, и я ответил им тем же.
Я начал с того, что расплылся в улыбке. Не смог сдержаться. Временами во мне всё начинало бурлить.
– Какое путешествие! – услышал я свой голос, и энергия стала возрастать быстрее, чем я мог выпустить. – В какое абсолютно безумное и волшебное путешествие мы все вовлечены! Ну не прескверная ли это штука? А?
Каждый кивал головой, откликаясь на энергию, чувствуя её. Я чувствовал их, они чувствовали меня, и мы все чувствовали то, что вместе создавали и разделяли.
– Смотрите, – сказал я. – Я просветлённый, и вы все хотите тоже стать просветлёнными, и мы здесь вместе в этом прекрасном месте, под этим чудесным дождём, перед этим чудесным огнём, что может быть лучше? Что могло быть прекраснее? Неужели я учитель? Я смотрю на вас, на каждого, и вижу людей, у которых я сам бы хотел поучиться. Я вижу сердечность и склоняюсь в благоговении и восхищении. Я вижу смелость и ум и хотел бы обладать этими качествами в той же степени. Я вижу искренность, силу и пульсирующую энергию жизни. Я думаю о Сонайе, и моё сердце хочет вырваться из груди в порыве благодарности.
Я с каждым из них по очереди встретился глазами, выражая признательность, делясь своей радостью.
– Вот оно. Ни в какое-либо другое время, ни в каком-либо другом месте. Прямо здесь и прямо сейчас. Я стою в самом центре бесконечности и вижу абсолютное совершенство, красоту и восторг везде и во всём. Лёгкое прикосновение ветерка, мерцание единственной звезды сквозь облачное небо, вой койота вдалеке и чистое великолепие и красота всего этого способны разорвать меня на мелкие кусочки, и всё, что я могу сказать, это благодарю, благодарю, благодарю!
Хлопанье в ладоши, крики восторга, объятия, рукопожатия. Не из-за слов, но потому что эта кипящая энергия переполнила и затопила нас всех. И если бы председатель ООН и Премьер Министр сидели бы здесь сейчас, они бы тоже обнимались и плакали вместе со всеми, потому что эта мистическая штука реальна, и никто не может устоять против неё.
– Другими словами, – завопил я, – я в офигительном настроении!
Это вызвало новую волну аплодисментов, криков и свистов. Каждый теперь стоя вносил свою лепту в этот шум. Я вытащил свёрнутый лист бумаги из кармана и стал читать вслух.
– Эту поэму Руми я ношу с собой, – я прочистил горло и начал. – "Я произнёс: О, нет! Помоги мне! И это О, нет! спустилось верёвкой в мой колодец. Я выкарабкался и встал на солнце. Ещё мгновение назад я был на дне промозглой, ужасной ограниченности, и вот теперь, вселенная не вмещает меня. Если бы каждый кончик волоса на моей голове мог говорить, даже тогда я не смог бы выразить всей благодарности. Посреди этих улиц и садов я стою и говорю, говорю снова, и всё, что я говорю: я хотел бы, чтобы все знали то, что знаю я."
