Сьюзи Хазел Манди - И падут подле тебя тысячи
— Так, — сказал он, когда заметил, в каком состоянии находится его сестра, — отдай мне это!
Он взял коляску обеими руками и мужественно вез ее до конца пути в гору, а Лотти крепко ухватилась за коляску, которую везла Хелен. Достигнув вершины, они наконец отдохнули.
Хелен указала детям куда–то вниз:
— Смотрите! Там внизу есть домик. Если мы сможем преодолеть такую даль, то нам удастся утолить жажду и что–нибудь поесть, и нам станет легче.
Приободренные, они вновь двинулись в путь, превозмогая усталость. Когда они добрались до дома, они увидели женщину, которая выглядывала из окна, спокойно наблюдая, как они идут. Хелен поздоровалась с ней.
— Мы идем во Франкфурт. У меня четверо детей. Если бы вы могли дать нам попить и чего–нибудь поесть, мы были бы вам очень благодарны.
Они отдыхали в тени раскинувшейся яблони, когда женщина вернулась. В руках у нее был только кувшин воды.
— Пейте, а потом уходите, — сказала она. — Я не хочу, чтобы около моего дома околачивались бродяги!
Хелен чуть не расплакалась. Они долго пили, даже крошка Сьюзи выпила воды. Потом они пошли дальше вниз по грязной дороге. Когда наступил вечер, они пробрались в пустой сарай для сена и заснули.
На следующее утро, голодные и уставшие, они продолжили свой путь. Вскоре они совсем выбились из сил. Солнце так сильно палило, что пот лился с них ручьем. Сердце Хелен билось так, будто хотело выпрыгнуть из груди. Каждый ее вздох давался ей неимоверными усилиями. Лицо Лотти распухло и приобрело синеватый оттенок. Боясь, что у дочери тепловой удар, Хелен уложила ее около дороги в тени пшеничного поля и, тихо разговаривая с ней, вытирала ее лицо прохладной травой.
— Не грусти, — сказала она. — Мы еще немножко пройдем и найдем другой дом. Там обязательно будет живительная прохладная тень, где мы сможем отдохнуть. Будь храброй, Лотти. Господь позаботится о нас. Давайте пройдем еще немного.
Они встали и в невыносимой жаре двинулись навстречу бесконечным километрам. Наконец Лотти закричала:
— Мамочка, мамочка, я вижу дом!
Когда они подошли, из дома вышла женщина. Она взглянула на них, и у Хелен, готовой принять еще один отказ, внутри все съежилось. Но эта женщина была не такой, как первая.
— Идемте со мной за ворота, — сказала она, взяв одну из колясок. — Отдохните здесь в тени, пока я принесу вам что–нибудь поесть.
Вскоре она принесла прохладный мятный чай, а потом и тушеных овощей с толстыми кусками фермерского хлеба, один из которых смогла съесть даже крошка Сьюзи. Через некоторое время семья отдохнула и с новыми силами двинулась дальше.
В тот вечер они увидели вдалеке водонапорную башню, которая находилась недалеко от их дома. Хелен знала, что в восемь вечера наступает комендантский час, когда никому нельзя выходить на улицу.
«Нам никак не добраться до дома вовремя», — подумала Хелен. Но они все равно пошли вперед, и когда вооруженные солдаты заметили их, грязных и изможденных, они разрешили им пройти.
— Он все еще стоит! — изумилась Хелен, когда они повернули на свою улицу и увидели многоквартирный дом. Это было настоящим чудом — дом все еще стоял. Все окна опять были выбиты, но это не имело значения, потому что они были дома. Дома!
— Мамочка! — наперебой умоляли дети, — давай жить здесь и никогда–никогда больше никуда не уедем!
— Обещаю, — вздохнула Хелен. Это было обещание, которое она отчаянно хотела бы исполнить ради них и самой себя.
Но с наступлением осени, а потом и зимы она начала сомневаться, сможет ли она сдержать данное детям обещание. Достать что–нибудь поесть было еще труднее, чем раньше. Теперь в газетах печатали не только имена павших солдат, но и тех, кто умер от голода. Передвижение по стране было затруднено. Когда они захотели поехать к папиной сестре Энни и к двум ее детям, которые жили в пригороде Франкфурта, им потребовалось обратиться к властям за пропуском, в получении которого многим отказывали. Хотя трудно было не заметить, что члены нацистской партии получали этот пропуск без труда.
Но задачей номер один, конечно, было достать еды. В полночь Хелен будила Курта. Еще до конца не проснувшись, он заплетающимися ногами сползал с кровати и окоченевшими синими пальцами надевал на себя одежду в несколько слоев, а потом и туфли с обрезанными носками. Как и другие дети, он давно из них вырос, но на новую пару туфель они могли рассчитывать только весной, поэтому Хелен обрезала носки, чтобы в обуви было место для растущих ног.
После того, как он проглатывал чашку горячего кофейного напитка, он выходил из своей временной спаленки в подвале в ночь. Подняв воротник и спрятав руки поглубже в карманы куртки, он опускал голову вниз и, сражаясь с пронизывающим ветром, проходил улицу за улицей, чтобы занять очередь за хлебом. Из других частей города туда же подтягивались другие темные одинокие фигуры. В конце концов они добирались до своей цели — булочной, где уже была очередь в 20, а иногда и в 50 человек. Все люди, продрогшие до нитки, молчали, дожидаясь своего дневного пайка хлеба.
Два часа спустя брата сменял сонный Герд, а Курт возвращался домой, забирался в кровать полностью одетым, надеясь, что он сможет согреться достаточно хорошо, чтобы снова уснуть. Потом на смену Герда приходила Лотти, и в самые удачные дни хлеб привозили именно в ее смену. Если происходила задержка, Курт снова занимал свое место в очереди вместо сестры. Часто, когда обладатель хлеба приносил его домой, корочка буханки была уже съедена. Сердце Хелен обливалось кровью, когда она ругала голодных детей.
Ледяная зима наконец уступила место еще одной весне. И как только погода позволила, Хелен посадила шпинат на маленьком, защищенном от ветра солнечном клочочке их сада. Вскоре он пророс. Дети знали, что его оставили для малышки, чтобы хоть как–то обогатить ее скудный рацион.
Однажды утром Лотти вернулась домой со своего поста у булочной, рыдая навзрыд. Она села за кухонный стол не раздеваясь, прямо в изношенной курточке. Ее руки сильно замерзли, потому что рукава куртки ей были коротки — она давно из нее выросла.
— Что случилось?
— Несколько старших детей вытолкали меня из очереди, — всхлипывала она. — Мне пришлось вернуться в конец очереди. Когда наконец подошла моя очередь, хлеб уже закончился. А я так хочу есть!
— У нас еще есть немного риса, — ответила Хелен, успокаивая дочь. — До завтрашнего дня у нас хватит еды.
Чуть позже она пошла в сад нарвать немного шпината для Сьюзи, но обнаружила там совершенно пустую грядку. В смятении она вернулась домой и потребовала объяснений. Курт признался, что съел шпинат. Что могла сделать Хелен? Все они просто умирали от голода.
Однажды к ним нагрянули гости: сестра отца тетя Анни и ее муж дядя Фриц. Дядя Фриц находился в увольнении. Его отправили в Бреслау служить в зенитной артиллерии, и он рассказал семье, что бои там просто ужасающие.
— Я не знаю, выживу ли я, — заключил он.
Они помолились вместе и через несколько дней он вернулся в свою часть. Это был последний раз, когда они его видели. Немецкие войска в Бреслау были полностью разбиты, в живых не осталось никого. Дядя Фриц числился без вести пропавшим. Спустя некоторое время тетя Анни и ее дети, Аннелиз и Херберт, опять появились в дверях у Хазелов. Предыдущей ночью, когда они прятались в бомбоубежище, их квартира в центре Франкфурта была полностью разрушена бомбой. Несколько дней они пожили у Хазелов, а потом были эвакуированы в маленький городок на реке Рейн. Закончится ли когда–нибудь этот ужас?
В помощь по дому Хелен прислали четырнадцатилетнюю девочку. Гитлер постановил, что до окончания школы все девочки должны были бесплатно отработать год, внеся тем самым свой вклад в общее дело войны. Текла была незаконнорожденным и нежеланным дома ребенком, и поэтому она была рада жить с Хелен, которая очень хорошо к ней относилась. Однако она не имела ни малейшего представления о том, как ухаживать за детьми или выполнять какую–либо работу по дому, поэтому Хелен терпеливо учила ее выполнять необходимые поручения. Текла очень привязалась к их семье и приезжала к ним несколько раз после войны.
Как и раньше, по субботам вместо школы дети ходили в церковь, раздражая этим всех учителей. В классе Герда учитель математики, господин Нойманн, особенно невзлюбил своего маленького ученика.
— Хазел, — прошипел он, — ты бросаешь мне вызов? Ты отказываешься пользоваться привилегиями, которые дает Гитлер, и не приходишь по субботам в школу? Но я знаю, как тебя проучить!
Господин Нойманн распределил материал уроков так, что именно по субботам объяснял новый материал. И каждый понедельник он доставал красный журнал из своего чемодана, открывал его, смотрел на список фамилий и вызывал Герда к доске решать задания по новому материалу. Первые два раза, униженный и напуганный, Герд стоял у доски, безнадежно наблюдая, как учитель ставит жирную двойку в журнал под бурный смех всего класса.
