Всеволод Кривошеин - Поместный собор Русской Православной Церкви в Троице-Сергиевой Лавре и Избрание Патриарха Пимена
Тут меня буквально взорвало. "Как! - подумал я. - Я приехал сюда на Собор, чтобы обсуждать созыв каких-то политических конференций?"
И я сразу решил выступить с протестом!
Как только митрополит Филарет кончил свое чтение, я встал и попросил слова. Одновременно, а может быть и немного раньше меня, встал мой сосед слева, архиепископ Дюссельдорфский Алексий, чего я сразу не заметил. Он тоже хотел говорить. Митрополит Никодим, увидев меня, с какой-то смущенной улыбкой стал мне делать отрицательные знаки, кивая головой в сторону архиепископа Алексия. Очевидно, он хотел дать мне понять, что другой оратор попросил слова раньше. А может быть, он просто под этим предлогом хотел помешать мне выступить. Я понимал, что архиепископ Алексий будет говорить через переводчика, его выступление будет скомкано, потеряет силу, а мне потом не дадут слова. Очень уж мне хотелось выступить. Я оглянулся и обратился к архиепископу Алексию по-французски, со словами: -" Вы хотите говорить по поводу политической части прочитанного Обращения?"
-" Да", - ответил он.
- " Я тоже".
- " Ну, в таком случае выступайте Вы. Вам будет это лучше сказать по-русски" , - ответил архиепископ Алексий. Он отказался от слова, сел на место и в результате я смог выступить.
Внешне спокойно и по возможности четко и громко я сказал следующее:" От клира и мирян Брюссельско-Бельгийской епархии и Нидерландского викарства, да и от себя лично, я хочу заявить, что совершенно не согласен с той частью Обращения, которая носит политическую окраску. Здесь было заявлено, про разного рода места неприемлемые для иностранца, членов нашей Церкви. Это так. Но я не иностранец и не советский гражданин, а русский живущий за границей и для меня совершенно не устраивают подобные политические заявления и тексты, которые прозвучали в Обращении. Скажу прямо, этот документ тенденциозен и односторонен! А главное, я приехал сюда на Собор, не для того чтобы заниматься политической деятельностью и принимать политические резолюции. Я не могу и не хочу вырабатывать политические программы и "платформы". Не могу решать, нужно или не нужно созывать ту или иную политическую конференцию о разоружении. Кто мы такие и кто нас уполномочил решать такие чисто политические и государственные вопросы? По крайней мере, я не считаю, себя в них компетентным и не ради них я сюда приехал. Я здесь, чтобы обсуждать церковные дела, заниматься насущными вопросами Церкви. У нас этих вопросов нерешенных тысячи- положение приходов, религиозное образование... и мы все это должны оставить в стороне, чтобы обсуждать и утверждать подобное Обращение?
Я с этим не могу согласиться и прошу письменно отметить в протоколе заседания мое личное мнение".
Пока я говорил, я невольно смотрел на стоящего посередине напротив меня, у своего пюпитра митрополита Филарета. В руках его еще был текст Обращения. С первых же моих слов лицо его изобразило изумление. Точно кто-то устроил ему неприятный сюрприз, изумление перешло в ужас, он побледнел, позеленел, казалось, что он вот-вот упадет в обморок. Признаюсь, что я смотрел на него с внутренним удовлетворением, почти со злорадством. В моем подсознании ощущалась мысль: " Вот ты меня запугивал, а теперь сам трусишь и я тебя пугаю".
Митрополит Никодим не замедлил мне ответить: " Политические вопросы, о которых Вы говорили, - произнес он, обращаясь ко мне, каким-то особенно ровным голосом, - постоянно обсуждаются на заседаниях Всемирного совета Церквей. На Ватиканском Соборе они были предметом многочисленных баталий. Да и на всехристианских конференциях о них постоянно говорят. Поэтому нет причин, чтобы и мы ими не занимались. Более того, мы будем и впредь их обсуждать. Ваше мнение и мнение Ваших клириков, и мирян, мы отметим и учтем... Оно будет принято во внимание".
Конечно, я бы мог ответить и уточнить митрополиту Никодиму, что во Всемирном Совете Церквей и на Ватиканском Соборе тем более, эти вопросы рассматриваются в совсем другом духе и не идеологическом аспекте. А главное, что митрополит Никодим ничего мне не ответил относительно тенденциозности и односторонности данного Обращения. Вообще я ожидал более резкой реакции с его стороны, но был рад, что мне удалось высказать свое мнение, довести до ушей многих наше не согласие, с подобной практикой идеологического нажима. Рядом со мной сидел диакон Сергей Рейнгардт, он обратился ко мне со словами: -" Благодарю Вас Владыко, за то, что Вы так сказали. Своим выступлением Вы облегчили наше положение, сняли тяжесть с сердца. Именно так мы хотели сказать, но нам это трудно, особенно через переводчиков".
Вслед за тем не замедлил попросить слово наш присяжный оппонент епископ Баденский Ириней (Сюземиль).
-" Я тоже не чуждый иностранец, русский, но не советский гражданин, живу за границей...Однако я полностью, в отличие от предыдущего заявления, со спокойной совестью поддерживаю предлагаемое нам на одобрение Обращение. Даже в тех его местах, которые характеризуются как политические. И вообще... я всецело поддерживаю миротворческую деятельность нашей Церкви и всегда защищаю ее. Раз действия Советского Правительства направлены на укрепления Мира во всем Мире, то я как христианин их приветствую т считаю это своим долгом. Не понимаю, почему мы как христиане должны этим смущаться и стыдиться".
Я увидел, как сразу вслед за этим заявлением, попросил слова Н.В.Лосский: -" Текст этого Обращения для меня неприемлем из-за своей политической односторонности. Обсуждается одна сторона, а о действиях другой стороны умалчивается". Я плохо расслышал, что ответил Лосскому митрополит Никодим, но помню, что он прекратил прения, хотя собирался выступать еще Драшусов.
-" Все ли члены Собора согласны с текстом Обращения к христианам всего Мира?" - спросил митрополит Никодим.
Раздались дружные голоса: " Согласны! Согласны!"
-" Принято подавляющим большинством голосов", - сказал митрополит Никодим. После чего новоизбранный Патриарх произнес заключительное слово:
- " Собор Русской Православной Церкви ныне приблизился к своему завершению... Он обсудил и вынес свои определения по вопросам внутренней церковной жизни, по экуменической и миротворческой деятельности нашей Церкви. Избран Патриарх Московской и всея Руси!
Вы, преосвященные пастыри, возложили на меня, вашего собрата, нелегкое бремя патриаршего служения... Прошу вас не оставлять меня вашими святыми молитвами. Исповедаю немощь свою пред высотой патриаршего звания, но уповаю на всесильную десницу Божию, приведшую меня от иноческой кельи к |Патриаршему престолу, и на вашу действенную братскую помощь. Поместный Собор Русской Православной Церкви объявляю закрытым.
Возблагодарим Господа Бога за Его милости и благодатную помощь, дарованную нам в деяниях соборных".
Подобное (достаточно резкое) окончание Собора вызвало негодование у В.Е.Драшусова. Ему хотелось высказаться, да как оказалось потом не только ему. Позднее, в пресс -бюллетене было сказано, что "решения Собора были приняты единодушно", а не подавляющим большинством, как было на самом деле. Драшусову хотелось сказать в своем выступлении, что причиною его воздержания было также то, что текст решений не был роздан заблаговременно и потому нельзя было составить о них мнения. Возмутило его и то, что в уже принятый текст внесли потом изменения. Он негодовал: - " Разбойничий Собор! восклицал он. - Так и войдет в историю, как разбойничий Собор!"
Я постарался его успокоить, говоря, что главное мне удалось высказать.
- " Да, но в печати будет написано и всему свету сообщено, что решения были приняты единогласно!" - кричал он.(так оно и случилось потом, -Прим. Арх. В.)
-" Если это так будет, Вы сможете подать Ваши возражения письменно митрополиту Никодиму, он их примет. Но только делайте это сами, я уже достаточно наговорил на Соборе",- ответил я ему.
- " Хорошо, мы это сделаем. Нас ведь целая группа несогласных. Напишем и покажем Вам текст для одобрения".
Я дал свое согласие, и Драшусов, видимо успокоился. Когда я выходил из помещения Трапезного храма, из толпы соборных членов ко мне подошел мирянин лет сорока, как потом выяснилось - член Собора от Крымской епархии.
-" Ну, Владыко, Вы молодец!" - сказал он, обращаясь ко мне.
- " Почему?" - удивился я. - Я сказал правду. Нужно говорить правду".
- " Но Вы один ее говорите. Все боятся. Молчат", - ответил мне мирянин.
Когда я уже готов был спускаться по ступенькам по выходе из храма, ко мне подлетел священник средних лет, тоже член Собора. Волнуясь, взял у меня благословение и сказал: -" Благодарю Вас за ревность. Она у Вас, как у Иоанна Златоуста".
Уже направляясь ужинать, в академическом саду, я встретился с преподавателем Академии, игуменом Марком (Лозинским).
-" Владыко! Очень мы Вас благодарим за Ваши выступления. За все, что Вы делаете для Русской Церкви, - сказал он мне растроганно. - Но мы за Вас беспокоимся. Как бы с Вами чего- нибудь не случилось".
