Дени Баксан - След Сатаны
Сюда же можно отнести и подобострастное выступление патриарха Московского и всея Руси Алексия II перед иудейской общиной США во время его поездки в Америку в конце 1991 года:
«Дорогие братья, Шалом вам во имя Бога любви и мира, Бога отцов наших, который явил Себя угоднику Своему Моисею в Купине Неопалимой и сказал: „Я Бог отцов твоих, Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова (Исх.3,6).“
Он сущий (Ягве) — Бог и Отец всех, а мы все братья, ибо мы все дети Ветхого Завета Его на Синае… В этом процессе становления Завета Бога с человеком Израиль стал избранным народом Божиим, которому были вверены законы и пророки…
Мы должны быть едино с иудеями, не отказываясь от христианства, не вопреки христианству, а во имя и в силу христианства, а иудеи должны быть едино с нами не вопреки иудейству, а во имя и в силу истинного иудейства. Мы потому отделены от иудейства, что мы еще „не вполне христиане“, а они (иудеи) потому отделены от нас, что они „не вполне иудеи“. Ибо полнота христианства обнимает собою и иудейство, а полнота иудейства есть христианство».{184}
Такая эластичность в восприятии христианства (которому, по мнению патриарха, еще нужно «дорасти» до иудаизма и слиться с ним) вполне совместима с заявлением Алексия II, сделанным им в Невзоровской передаче «Дни» (23 марта 1996 года), из которого следовало, что чеченцы (заодно с эстонцами) — «враги России и Православной церкви».
Не о таких ли, подобных ему и Фолвеллу, «христианах», слова Святого Корана: «О вы, которые уверовали! Не берите иудеев и христиан друзьями: они — друзья один другому. А если кто из вас берет их себе в друзья, тот и сам из них» (Сура «Трапеза», аят 51).
4
Как мы видели, практика завоеваний новых земель (и ее ритуальное оформление) у ассирийцев и у древних израильтян была в общих чертах схожей. Инициаторами массовых убийств, в полном смысле геноцида завоеванных народов, были боги Ашшур и Яхве, чью волю до предводителей и войска доносили жрецы. Проявление, нет, не милосердия к побежденным — простого здравого смысла по использованию захваченного — каралось как смертный грех, как измена богу, как бунт против бога.
Характерна в этом отношении судьба первого царя Израиля Саула. Самуил, главный жрец Яхве, от имени своего патрона отдает стандартный приказ царю Саулу: «Теперь иди и порази Амалика, и истреби все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла» (I Царств. 15,3).
Саул в точности выполнил приказание относительно людей, вырезав их всех до единого, но, по настоянию воинов, взял в плен царя Агага и «лучших из овец и волов и откормленных ягнят и все хорошее…» Как позднее объяснял Саул Самуилу, «народ пощадил лучших из овец и волов для жертвоприношения Господу, Богу твоему…» (I Царств. 15,15). Однако судьба Саула была решена. Он униженно просит Самуила «похлопотать» перед Яхве о помиловании и даже дает жрецу возможность собственноручно зарезать пленного царя Агага и разрубить того «пред Господом в Галгале» (I Царств. 15, 20–33). В Галгале находился главный жертвенник Яхве, устроенный еще Иисусом Навином и, следовательно, царя Агага принесли в жертву этому божеству. Но умилостивить Яхве не удалось и свержение Саула стало делом времени.
Пример Саула показывал, как опасно самоуправство даже для царей, и можно себе представить, в какую исступленную ярость пришло бы это кошмарное божество, если бы Саул посмел ослушаться его приказов исходя из жалости к людям, а не из чрезмерной попытки услужить ему.
Сходство в безумной жестокости между Ашшуром и Яхве оказалось не только внешним, но и генетическим. Детальный анализ, проведенный И. М. Дьяконовым еще в 1939 году над месопотамскими (вавилоно-аккадскими) письменными источниками привел ученого к выводу, что Яхве и Ашшур (Ашар) — один и тот же бог, который в разных семитских диалектах получил два разных имени.{185} Этого бога аккадцы и их этнические преемники ассирийцы называли Ашшуром, евреи (хабиру) — Яхве, а финикийцы — Эл или Илу, что значит просто «бог».
Все эти боги являлись покровителями огня и солнца и, ассимилировав в себе иных богов, стали верховными богами или Верховными Существами. Любопытно, что и Иисус Навин (Иешу бин Нун) — старое западносемитское божество солнца, которое позднее стало осмысливаться как сын Эла — Яхве или его эманация (воплощение).{186} Кстати, «прозвище» Иешу «бин Нун» означает «сын рыбы» и, при достатке времени, можно было бы посвятить целый раздел теме взаимосвязи солнца с рыбой и осмыслению этих символов в эзотеризме. Мы лишь укажем, что к «рыбе» возводится родословная и кавказских нартов, и средневековых Меровингов…
Итак, оказалось, что Ашшур, Яхве, Эл (Баал-Хаммон) — это все одно и то же огненное (солнечное) божество. Разночтение этих имен — не более чем традицинное для тех или иных семитских диалектов закрепление в языках эпитетов этого единого божества («бог», «отец», «господин», «владыка» и т.д.). Более того, в эпоху массовых и интенсивных контактов между Европой и Востоком (эллинистическая и римская эпохи) греки и римляне сразу и без труда «узнали» в этом многоименном восточном боге своих Кроноса (или Зевса) и Сатурна (или Юпитера).{187}
Наиболее роднящей между собой всех этих богов чертой являлись приносимые им человеческие жертвоприношения. Особенно любили они полакомиться детьми. Среди евреев этот обряд был отменен пророком Авраамом (мир ему), но внимательное чтение Ветхого Завета показывает, что и после пророка Авраама (мир ему) этот обряд возобновлялся на протяжении целых столетий и с ним постоянно приходилось бороться. Среди греков этот вид жертвоприношений продержался до поздней античности, дольше всего на острове Родос. Римляне отменили его при царе Нуме Помпилии, но гладиаторские бои, ставшие особенно массовыми при императорах, являлись ни чем иным, как убийством людей в честь Сатурна.{188}
Особенно прославились в древнем мире своими человеческими жертвами (преимущественно детьми) финикийцы и карфагеняне. Известны случаи, когда в жертву Элу (Илу, Баал-Хаммону) приносились сразу по нескольку сотен детей. Например, когда сиракузский тиран Агафокл осадил Карфаген, жрецы Баал-Хаммона выбрали двести знатных семейств города и потребовали у них отдать в жертву богу своих младенцев. Это требование было беспрекословно выполнено и, в порыве богобоязни, карфагеняне добавили к затребованным младенцам еще 300 детей «сверх плана». Перед сожжением на жертвеннике, жрецы уносили детей вглубь храма и там, без посторонних свидетелей, перерезали им горло. Разумеется, мы не должны сомневаться в том, что драгоценная детская кровь, вместилище души и жизненной энергии, не пропадала втуне — жрецы тоже должны были получить свою долю…
Затем мертвые тельца клались на вытянутые руки бронзовой статуи бога и по ним скатывались в погребальный костер. Вокруг костра устраивались бешеные пляски, звучали десятки флейт и лир, гремели тамбурины. Участники этого действа закрывали лица отвратительными личинами, чтобы отогнать демонов, но больше, вероятно, сами были похржи на безумных демонов.{189}
Храмы финикийцев и карфагенян, в которых приносились жертвы, имели перед собой площадку, в центре которой стоял священный камень, называемый бетэль («дом бога») — считалось, что солнечный (огненный) бог живет в этом камне.{190} Эта символика нам уже знакома и мы можем просто отметить ее.
Бетэль (Веt еl) — «дом бога» — камень. Эл — «бог». У вайнахов есть некий термин эл(а); аьла (в горных чеченских диалектах и ингушском языке); али (в бацбийском языке), который переводится как «князь».{191} Ю. Д. Дешериев, патриарх нахского языковедения, возводил этот термин («князь», «владыка») к пранахской глагольной основе ал — «сказать», «повелевать»; эли — «сказал», «повелел» и обращал внимание на связь этого слова (в терминологическом и глагольном аспектах) с хуррито-урартскими словами аlаu-ini «владыческий»; аllаi «госпожа» (ср. бацб алъайа «госпожа»), аliе «сказал», «повелел».{192} Таким образом, термин эла, алу («князь», «повелитель», «господин») имеет в своей семантической основе нахо-хуррито- урартский глагол «повелеть», «приказать», «сказать», что исключает заимствование обоих этих слов (социального термина и его глагольной основы) из других языков. Во время молитвы чеченцы и ингуши и по сей день обращаются к Аллаху с таким словосочетанием: «Тхан Веза Эла» — «Наш Великий Владыка». Следовательно, этот термин имеет и некий сакральный, религиозный смысл. Присутствует он и в именах вайнахских языческих богов (Дела, Села, Раола, Тушоли, Магал и т.д.). Примечательна связь этого термина с общесемитским словом «бог» (илу, ил, эл, ал и т.д.), причем, семитские слова не обладают общепризнанной, удовлетворительной этимологией. Все это свидетельствует о том, что в семитские языки (может быть, в языкгоснову) это слово в значении «бог», «владыка», «господин» попало из хуррито-урартского языка, распространенного в древности от Западного Ирана до Синая и даже Египта (эпоха гиксосов), и от центральной Месопотамии до Кавказа.
