Вашингтон Ирвинг - Жизнь Магомета. Путь человека и пророка
Глава девятнадцатая
Возрастающее могущество Магомета. Его негодование против евреев. Оскорбление арабской девушки еврейским племенем кайноков. Мятеж. Кайноки скрываются в своем замке. Победа над ними и наказание их конфискацией имущества и изгнанием. Женитьба Османа на Умм Кульсум, дочери пророка, а самого пророка – на Хафзе.
Бедерская битва окончательно изменила положение Магомета: он был теперь победоносной главой всевозрастающей силы. Идолопоклоннические племена Аравии легко становились последователями религии, льстившей их разбойничьим наклонностям в надежде на добычу и утверждавшей, что она возрождает, в сущности, первоначальную веру их предков; поэтому, как только первый отряд возвратился в Медину с военной добычей, почти все язычники города обратились в новую веру, и Магомет приобрел верховную власть над городом. Тон Магомета соответственно с этим стал иной: он говорил теперь как законодатель и властелин. Первым явным доказательством этой перемены в его настроении было его обращение с евреями, которых в Медине находилось три обширных могущественных рода.
Все его уступки этому жестокому народу оказались бесплодными; евреи не только упорствовали в своей вере, но даже посмеивались над ним и над его учением. Асма, дочь Мервана, еврейская поэтесса, составила против него сатиру и была убита одним из ярых последователей Магомета. Абу-Афак, еврей, ста двадцати лет, был также убит за то, что он в сатирах осмеивал пророка. Кааб ибн Ашраф, тоже еврейский поэт, после Бедерской битвы отправился в Мекку и старался возбудить курайшитов к мести, декламируя стихи, в которых восхвалялись доблести и оплакивалась смерть их соплеменников, павших на поле битвы. Увлечение его дошло до того, что он и при возвращении в Медину публично читал эти стихи в присутствии некоторых последователей пророка, находившихся в родстве с убитыми. Оскорбленный этой непоколебимой враждой, Магомет однажды гневно воскликнул: «Кто же наконец избавит меня от этого сына Ашрафа?». Несколько дней спустя Кааб за свои стихи поплатился жизнью: его убил ярый ансар из племени ауситов.
Наконец, случилось обстоятельство, доведшее гнев Магомета против евреев до явной вражды. Девушка одного из арабских пастушеских племен, приносившая молоко в город, очутилась однажды в квартале, населенном кайноками – одним из трех главных еврейских племен. Здесь девушку окружили молодые евреи, прослышавшие о ее необыкновенной красоте и требовавшие, чтоб она открыла лицо. Девушка отказывалась исполнить их требование, считавшееся у ее народа противным законам приличия. Тогда молодой золотых дел мастер, лавочка которого была по соседству, украдкой прикрепил конец ее покрывала к скамье, на которой девушка сидела, и, когда она встала, чтобы идти, покрывало осталось, и лицо ее оказалось открытым. Тут раздался смех, посыпались шутки молодых евреев, а смущенная девушка стояла в этой толпе, краснея от стыда. Присутствовавший при этом мусульманин принял близко к сердцу бесчестие, нанесенное девушке, вытащил свою саблю и вонзил ее в тело золотых дел мастера, но был тут же убит евреями. Мусульмане соседнего квартала схватились за оружие, кайноки тоже; но так как их было меньше, то они искали убежища в крепости. Магомет вступился с целью усмирить это междоусобие, но вообще, возмущенный против евреев, он настаивал на том, чтоб провинившееся племя отныне приняло его веру. Тщетно указывали они на договор, заключенный с ними при его вступлении в Медину, по которому им дозволялось свободно исповедовать их веру, – Магомет оставался непреклонен. Некоторое время кайноки отказывались уступить и упорно оставались в своей крепости; но голод принудил их наконец сдаться. Абдаллах ибн Обба-Солул, предводитель хазрадитов, покровитель еврейских родов, вступился за них и воспрепятствовал их избиению, но их имущество было конфисковано, а сами они в количестве семисот человек изгнаны в Сирию.
Оружие и богатства, доставшиеся пророку и его последователям в результате этой конфискации, были далеко не бесполезны в последующих войнах за веру. В числе оружия, доставшегося Магомету, находились, например, три сабли: Медхем – острая, ал-Батар – рассекающая и Хатеф – смертельная; два копья: ал-Монтари – рассеивающее и ал-Монтави – разрушающее. Серебряный щит, названный ал-Фадха, и другой, ал-Саадиа, который, по словам предания, Саул преподнес Давиду перед единоборством его с Голиафом. Был также и лук, называемый ал-Катум, или крепкий, но не оправдавший своего названия, потому что в первой же битве пророк натянул его с такой силой, что он разлетелся в куски. Вообще, Магомет употреблял арабский лук с соответствующими стрелами и запрещал своим последователям употреблять персидский.
Магомет уже не думал более склонять к своей вере евреев, которые стали предметом его религиозной ненависти. Он признал недействительным свое прежнее постановление, по которому киблой, или местом обращения во время молитвы, указан был Иерусалим, и заменил его Меккой, к которой с тех пор мусульмане и обращаются лицом во время своих молений.
Дочь пророка, Рукайя, умерла, и Осман, ее муж, оплакивал вполне должным образом эту смерть; чтобы утешить его в понесенной им потере, Омар, брат его по оружию, предложил ему в жены свою дочь Хафзу в тот же год. Хафза была вдовой сулаймита Хобаша; ей было всего восемнадцать лет, и она отличалась пленительной красотой, но Осман отказался от этого предложения. Омар вознегодовал на такой отказ, считая его оскорблением для себя и дочери, и обратился к Магомету. «Не печалься, Омар, – отвечал пророк, – Осману предназначена лучшая жена и лучший муж твоей дочери». И он отдал замуж за Османа дочь свою, Умм Кульсум, а сам женился на красивой Хафзе. Этими политичными браками он еще больше привлек к себе и Османа, и Омара и удовлетворил свою склонность к женской красоте. Хафза после Аиши была самой любимой его женой, и ей вверен был сундук, в который клались главы и стихи Корана, по мере того как пророк получал их в своих видениях.
Глава двадцатая
Хенда возбуждает Абу Софиана и курайшитов к отмщению за смерть ее родных, убитых в Бедерской битве. Курайшиты выступают в сопровождении Хенды и ее товарок. Ухудская битва. Жестокое торжество Хенды. Магомет утешается женитьбой на Хенде, дочери Омейя.
По мере того как власть Магомета возрастала в Медине, все более увеличивалась вражда курайшитов в Мекке. Абу Софиан начальствовал в священном городе и был постоянно подстрекаем к войне женой своей Хендой, неистовая злоба которой не могла успокоиться до тех пор, пока кровная месть ее не настигнет убийц ее отца и брата. Акрема, сын Абу Джаля, наследовавший ненависть своего отца, также требовал мести. И вот, на третий год хиджры, через год после Бедерской битвы, Абу Софиан выступил во главе трех тысяч воинов, преимущественно курайшитов, хотя тут находились также и арабы из племен катана и техама. Семьсот человек было снабжено латами, а двести – лошадьми. Акрема был одним из начальников, как и Халид ибн ал-Валид, неоценимый воин, получивший впоследствии громкую известность. Знамена, развевавшиеся перед войском, несли воины из рода Абд ал-Адара, ветви племени курайшитов, пользовавшейся наследственным правом занимать первые места в совете, в битве и нести знамя впереди войска.
За войском шла мстительная Хенда с пятьюдесятью главными женщинами Мекки, родственницами людей, убитых во время Бедерской битвы; они то оглашали воздух воплями и рыданиями об умерших, то воодушевляли воинов звуками тамбуринов и воинственных песен. Проходя мимо деревни Абва, где похоронена была Амина, мать Магомета, люди с трудом удержали Хенду от намерения вырыть ее кости из могилы.
Ал-Аббас, дядя Магомета, оставшийся в Мекке и считавшийся врагом новой веры, видя, что гибель грозит его племяннику, если на него нападут неожиданно, послал тайно уведомить его о грозящей ему опасности. Магомет находился в деревне Коба, когда посланный прибыл к нему. Он немедленно вернулся в Медину и созвал совет из главных своих приверженцев. Выставляя на вид то обстоятельство, что силы их недостаточно велики, чтобы встретить неприятеля в поле, он советовал ожидать нападения в Медине, где женщины и дети могли помогать им, бросая камни с крыш домов. Старшие из его последователей присоединились к его мнению, но молодые, как всегда горячие и к тому же гордые недавней Бедерской победой, требовали битвы в открытом поле.
Магомет уступил их требованию, но когда они начали собирать силы, то едва оказалась тысяча человек войска; только одна сотня владела латами, а конных было не более двухсот. Сердца тех, которые так недавно громко требовали открытого боя, теперь поостыли, и они охотно встретили бы неприятеля, не выступая за стены города; но тут возразил им Магомет: «Нет, – сказал он, – несвойственно пророку, вынув саблю, влагать ее снова в ножны, не выступив, поворачивать вспять, пока Бог не решит, на чьей стороне должна быть победа». И он повел свою армию вперед. Часть ее составляли евреи и хазрадиты под предводительством Абдаллаха ибн Обба-Солула. Магомет отклонил участие евреев, если они не примут ислама; а так как они на это не согласились, то он приказал им вернуться в Медину; в ответ на это их предводитель Абдаллах повернул обратно, увлекая за собой и хазрадитов, в силу чего армия Магомета уменьшилась до семисот человек.