Архимандрит Эмилиан (Вафидис) - Эмилиан (Вафидис) Слова и наставления
Но пока я этого еще не понял. Когда пойму, то переступлю порог двора Бога. А переступив порог, пройду внутрь. Пока же, взирая на славу и святость Бога, я начинаю приобретать опытное познание самого себя.
Когда я вижу, что ты рад, простил меня, не придал значения тому, что я тебя обидел, то говорю: «Ну и мерзавец же я!» А если ты даришь мне десять тысяч талантов, говорю: «Каков же я, что не даю пять динариев другому!»
Теперь я обладаю опытным знанием самого себя. Помните, мы говорили о возвратном, круговом движении вокруг самого себя, потому что именно в нас войдет или не войдет Царствие Небесное.
Мое опытное познание становится наглядным: оказавшись перед Богом, я вижу, что из себя представляю, заглядываю в тайные мои, в укромные и внутренние уголки моей сущности, открываю свои страсти, свои слабости, обнажаю накопившиеся во мне злосмрадие и грязь. Так начинается узнавание моего подсознательного, тайных моих. Порча и тление ощущаются через святость и славу Бога. В открывшемся передо мной подсознании — растление, я обнаруживаю для себя, что расплавился и растаял весь.
Здесь, когда мое подсознательное открывается передо мной, — место проявиться моей воле. Вот он — еще один очень опасный поворот нашей жизни, когда мы входим в более тесный и более объективный контакт с самим собою. В результате этого контакта перед нами встает вопрос: принять то, что я открыл в себе, или попытаться это утаить?
Здесь нож режет по живому. Мы стоим на его острие и если упадем, то падение будет страшным и болезненным. Это пункт, где человек принимает решение: покаяться или не покаяться. Это начало или конец нашей духовной жизни. Это наиболее критический поворот нашей жизни. Если я откажусь от попытки превзойти свое тление и грязь, свои страсти, открывшиеся внутри меня, и начну самоутверждать свое «я», то этим пресеку какую бы то ни было попытку восхождения к Богу и окажусь перед лицом трагедии человека, который восстал против себя, от себя отрекся.
Если я сделаю это, то наши отношения с Богом навсегда останутся трудными, даже невыносимыми. Сейчас необходимо либо расстаться, либо полюбить друг друга. Это вряд ли вызовет возражения, зачем же становиться повстанцем против самого себя? Разрывается мое существо, разделяется мое царство, я восстаю против себя. Если я последую на поводке у страстей, то они приведут меня на гильотину.
Если я приму себя таким, как есть, и не стану ничего скрывать, утаивать, то продвинусь вперед и буду удостоен Божественной благодати. Видите, здесь Божественная благодать соприкасается с человеческой волей.
До этого мы говорили об аскезе и о том, что она была приношением того, что на тот момент мы имели. Я прошу о Божественной благодати, и она мне ниспосылается. Сейчас она соединится с моей собственной волей через мой внутренний труд.
Обратите внимание: это не тот труд аскетических подвигов, о котором мы говорили раньше, но нечто иное. Труд ради стяжания Божественной благодати, Бога. Это то, о чем сказано в псалмах: Возжада душа моя к Богу Крепкому, Живому (Пс. 41, 3). Тает моя душа, как человек от любви. И этого не понять, прежде не испытав на себе. Чувство любви заставляет тебя отречься от себя и устремиться в объятия другого, отложить в сторону себя самого — и тело, и душу, чтобы отныне все принадлежало Ему. Чтобы Он властвовал над твоим телом и душой. Вот что такое этот труд любви: мое угасание, таяние без скорби.
Обратите внимание: скорбь в собственном смысле означает нечто внешнее, в то время как печаль есть внутреннее проявление отверженности, отреченности в результате открытия себя самого. Там, где печаль, там: «Нет, Боже, стой там, не иди дальше». Где печаль, там душевная изоляция, там отречение. И я возвожу новую стену, отделяющую меня от Бога.
Поэтому скорбящие и уединенные души не могут радовать Бога. Спасутся ли они? Как бы из огня (1 Кор. 3, 15). Не знаем. Это другой вопрос. Как бы то ни было, мы не об этом труде говорим. Если будут присутствовать душевное уединение и печаль, то значит, я повернулся к Богу спиной.
Но если не будет это присутствовать, тогда мы имеем наше таяние, наш вопль к Богу. Раньше аскеза была по большей части телесной, и это было полезно. Мое тело соучаствовало ради души через коленопреклонения, земные поклоны. Теперь пришла пора крика моего духа.
На пути к свободе… (ч.1)
Для души необходимо испытать свое изгнанничество, замкнутость в четырех стенах, отдаляющих ее от Бога, почувствовать отверженность и увидеть собственную наготу и греховность. Затем наступит критический момент принятия решения — надеть на себя смоковничные листья и скрыться от Бога или предстать перед Ним со словами: «Вот я, Боже мой, обнаженная душа».
Признав свою наготу, греховность и ничтожество, она получит толчок к покаянию. Но время покаяния еще не наступило. И она совершает возвратное, круговое движение и приходит к себе такой, какой ее создал Бог, вместе с тем обретая стремление к бегству, странничеству, поиску Бога. Взыскание Бога еще далеко.
Пока наша душа занята аскезой — предварительной подготовкой к принятию Бога, средством, при помощи которого можно воззвать ко Господу и привлечь Его Божественную благодать. Второе ее делание и переживание есть Божественная благодать, которая озаряет ее, приобщает нетварным Божественным энергиям. На этой стадии заметны первые признаки общения с Богом, подлинного и опытно переживаемого.
Узнавая Бога, душа начинает приобретать познание самой себя. Она открывает свои тайники, подсознательное, и обнаруживает, что творится в нем. Это открытие ставит ее перед трудным выбором: пасть или подняться. Пасть — значит утаить грязь своего подсознания или попробовать жить, не замечая ее, а может, подыскать подмену и загородить ею свое падение.
Если душа преодолеет это препятствие, то встанет на путь к Богу и станет искать очищения подсознания и его потаенных уголков через труд, вопль к Богу, слезы. Душа остро ощутит потребность взыскания Бога, пока еще далекого от нее.
Но теперь душа уже доросла до того, чтобы пережить опыт покаяния, который есть не просто открытие дверей — их открыла Божественная благодать, обнажив все подсознательное, — но открытие врат небесных, через которые нисходит Бог.
Разрывается черствость души, разрывается плоть сердца, плотяные одежды, обнажается душа. И Бог, желая ее просветить, посылает нам первый дар — свободу. Что значит свобода? Освобождение от уз подсознания, уже просвещенного, освобождение от желаний, воли, страстей, всяческого обмана.
Мы стоим на прямом пути к любви Божией. Поскольку я освободился, могу лететь вперед. Раб не летает, но только свободный. Путь открыт передо мной, и я могу взойти по лестнице любви к Богу.
Любовь помогает нам познать Бога. До этого мы не располагали опытным познанием любви Божией, но имели лишь гносеологическое представление о ней, малоценное и ограниченное. Важно то, что я переживаю сам.
У опытного знания, у любви, по крайней мере, есть одно отличие: одно дело — я тебя знаю как чужую, другое дело — я тебя знаю как свою жену — два принципиально разных знания. Одно дело, когда я знаю, что ты держишь в руках, когда проходишь мимо, и мне кажется, что эта черная сумка, может, даже из фирменного магазина, а другое дело, если это моя сумка, если я могу делать с ней, что захочу, и располагаю ею как своим собственным имуществом. Такая же разница между гносеологическими представлениями и опытным знанием любви Божией.
Мое познание Бога теперь происходит от приобщения к Нему моего сердца и ума. Ум погружается в Бога и уже изнутри исследует Его. Такое знание является богословием. Помышление моего сердца и ума теперь занято Богом изнутри. Мой ум, мое сердце начинают некоторым таинственным образом проникать в недоступность Бога, погружаться в Него, раньше казавшегося мне тьмой, мраком, чем–то непознаваемым.
Так происходит проникновение, и мое знание превращается в погоню. Я приступаю к охоте за Богом, я ловлю Его всюду и всегда, ночами и днями. Моя погоня вызывает ответную реакцию Бога. Но вернемся к тому, о чем мы говорили прежде. Рассмотрим самих себя. Духовная жизнь едина. Анализ ее разрушает. Как в анатомии: если разрубишь человека пополам, чтобы узнать, как он устроен, то его неминуемо погубишь. Так и сейчас: мы некоторым образом рассекаем и нарушаем духовную жизнь, которая есть опытное переживание и ничто более, то есть приобщение Духу Святому. В тот миг, как мы помещаем ее под микроскоп, мы ее убиваем. Представьте: вот я возьму и положу вас под лупу, и с ее помощью стану по отдельности разглядывать ваши части тела. Я увижу другого человека: уйдет красота, достоинство, все. Останутся клетки, кровь, нервы, что–то еще. Но это не будешь уже тот самый ты, которого я вижу сейчас перед своими глазами.
Вместо того, чтобы осветить путь души, мы его разрушаем. Но как бы то ни было, да простит меня Бог за то, что мы сейчас делаем: может быть, из всего этого вам удастся извлечь пользу. В духовной жизни необходимо духовное чутье для того, чтобы постигать.
